Чтение 25–й страницы книги ~Цена империи~

- Ты понимаешь, что это будет стоить тебе жизни? - спросил сенатор.

Оба префекта одновременно обнажили спаты.

- Это ты так думаешь, - сказал Черепанов. - Смотри! - Он положил на стол руки, ладонями вниз. - Видишь, что написано?

Сенатор уставился на свежие татуировки "ССС" и "LXV". Трибуны - тоже.

- Знаешь, чьи это знаки? - спросил Черепанов.

- Разумеется, - с оттенком раздражения произнес сенатор. - Ну и что?

- А то, что я, как и он, могу кое-что предвидеть... Хоп! - Он подхватил со стола кратеры, свой и Магна, метнул их одновременно в физиономии трибунов (один из них успел увернуться, второй нет), схватил сенатора за жидкие кудри, смачно приложил мордой о стол, выдернул из чехла на поясе нож.

- Стоять на месте! - рявкнул он, прижав лезвие к жирной шее Магна. - Зарежу его, как свинью!

Оба трибуна, мокрый и сухой, застыли, не зная, что предпринять.

Черепанов свистнул. Обе створки двери, не той, что вела в зал для посетителей, а другой, за спиной у Геннадия, распахнулись, и в комнату хлынули воины Агилмунда.

Ошарашенные трибуны даже не пытались сопротивляться.

Черепанов отпустил сенатора.

Там, в зале для посетителей, тоже все было путем: стрелки-мавры скалились из оконных проемов. Двери были перекрыты ветеранами из первой когорты Одиннадцатого.

- Солдаты! - обратился Геннадий к преторианцам. - Возвращайтесь в свой лагерь! Вам здесь делать нечего!

- А наши командиры? - спросил кто-то.

- А ваши командиры останутся, - сказал Черепанов. - И сенатор Магн тоже останется. Дальнейшую судьбу предателей определит император Максимин. Будем считать, что вас с ними не было. А теперь - прочь отсюда! Пока я не передумал и не приказал забить вас в колодки! Пропустить их!

Его легионеры отступили от выходов, и преторианцы поспешно ретировались. Держать ответ перед свирепым Фракийцем никому не хотелось.

Черепанов вышел следом. Во дворе двумя длинными шеренгами, коридором, стояли его легионеры. "Отступление" элитной гвардии они сопровождали соответствующими репликами и звуками.

- Ингенс! - рявкнул Черепанов. - Ко мне!

Мелентий Ингенс, в новенькой форме принцепса, подбежал к нему.

- Что у понтонов?

- Все в порядке, мой префект! Гонец от Гая уже прибыл. Взяли всех тепленькими, почти без сопротивления. Так, десятка полтора ихних положили. У нас потерь нет! Префект Маний Митрил велел передать, что он отправляется в лагерь сирийцев и помощи ему не требуется. Сам управится. Еще он велел передать, что вестника к императору Максимину не посылал.

- Я понял, принцепс! Вестника я отправлю сам. Оставь здесь пару кентурий и отправляйтесь в лагерь. Завтра всем, кто участвовал в операции, подъем на два часа позже и освобождение от занятий. Награды тоже будут, но размеры их определит сам император. Действуй, принцепс! - сказал Геннадий и вернулся в дом.

Сенатор и оба трибуна "отдыхали" под присмотром гревтунгов, тем более что Максимин Фракиец был первым из тех, кого позже назовут "солдатскими" императорами. Первым, но не последним их них. Позднее, в истории, написанной его врагами, Максимин предстанет свирепым и кровожадным чудовищем. Но даже враги вынуждены будут признать его храбрость, талант полководца и славу, которую он снискал у своих воинов. Да, Максимин Фракиец был суров со своими подданными, но зато к врагам империи он был беспощаден.

Часть пятая

ЦЕНА ИМПЕРИИ

Sint ut sunt, aut поп sint********************

"При нем (Максимине) было множество других войн, из которых он всегда возвращался первым победителем, с огромной добычей и пленными..."††††††††††††††††††††

"Он привлекал к себе доносчиков, подсылал обвинителей, выдумывал преступления, убивал невинных, осуждал всех, кто только ни являлся на суд к нему, превращал богатейших людей в бедняков, добывал себе деньги только тем, что делал несчастными других, без всякой вины погубил многих консуляров и военачальников: некоторых он сажал в порожние повозки, других держал под стражей, в сущности - он не пропускал ни одного повода проявить свою жестокость..."‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡

"...Максимин I заслуженно стал первым в длинной череде данувийских императоров (из числа опиравшихся на силу воинов римского государства), спасавших в последующие полвека Рим от хаоса, хотя цена за это оказалась разорительной"§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§

Глава первая

АЛЕМАННЫ

Десятое мая девятьсот восемьдесят девятого года от основания Рима. Второй год правления императора Гая Юлия Вера Максимина. Зарейнская Германия

- Трогус! Справа! Обходят! - надсаживаясь, кричал Черепанов. - Ах, сын больной козы! Буккинатор! Труби: "Второй когорте! Вправо!"

- Черт! Мать вашу...! - выругался он по-русски. - Гребаное болото! - И снова по-латыни: - Бенефектарий! Кентуриона третьей когорты - ко мне! Живо!

Проклятые германские болота. Чертовы чащи! Ни строй развернуть, ни правильную атаку повести... Не видно ни хрена!

Они уже вторую неделю продирались сквозь германские леса. Максимин пер вперед, словно одержимый. Алеманны отступали. Черт! Если бы они просто отступали! Они рассеивались. И снова возникали в самый неподходящий момент. Вот как сейчас.

Позавчера "инженеры" разобрали очередную засеку, пробили дорогу, черепановский легион ушел вперед, а когда за ним последовал Первый Фракийский Феррата, из-за деревьев вдруг посыпались стрелы и авангард Первого тут же встал и ушел в глухую оборону. А затем этот недоделок Феррат вместо того, чтобы догонять своих, решил поиграть в кошки-мышки с германцами в их собственных лесах. При том, что у него в легионе было всего три алы легкой конницы, четыре сотни осдроенских стрелков и пять тысяч тяжеловооруженной пехоты, совершенно бесполезной.

Максимин, шедший вместе с двумя преторианскими когортами во главе армии, рвал и метал. Но поздно. Феррат уже завяз наглухо. Можно было поклясться, что, пока префект Первого Фракийского гоняется за одними варварами, другие уже валят деревья, отсекая Первый Фракийский от Одиннадцатого Клавдиева.

Командуй войском Черепанов, он бы немедленно сдал назад, но командовал не он, а бешеный Максимин Фракиец, который знал только одну команду: "Вперед!"

Все, что мог сделать Черепанов, - это вызвать к себе Коршунова и на свой страх и риск дать ему команду, отделившись от основного войска, повести свои три тысячи готов-ауксилариев параллельным курсом, желательно скрытно и с опережением. Тоже невероятный риск. Где-то неподалеку болтались остатки войска союзных алеманнских племен совокупной численностью не меньше двадцати тысяч. Под рукой Максимина, когда он отправился в погоню, было два полных легиона, две с половиной тысячи преторианцев и порядка пяти тысяч вспомогательных войск. Вполне достаточно, чтобы стереть в порошок не двадцать, а сто тысяч германцев. Но - на ровной открытой местности, а не в этих чертовых лесах и болотах.

Теперь боевая часть армии римлян уменьшилась вдвое. Тысячу тяжелой конницы пришлось оставить: в лесу они бесполезны. Легион Феррата застрял в тридцати милях позади и вместе с ним - шедшая в арьергарде преторианская когорта. И три тысячи ауксилариев, которых Черепанов сам отправил в обход...

- Леха, я на вас надеюсь! - сказал он, напутствуя друга. - Я жопой чую: алеманны готовят ловушку! Фракиец не понимает. Он уверен, что нет такой сети, которую он не может порвать. Что еще ожидать от человека, который мнит себя бессмертным. Что бы ты сам сделал на месте алеманнов?

- Я? - Алексей ненадолго задумался. Черепанов смотрел на своего друга и думал, что

тот здорово возмужал за те три года, что они здесь, в этом мире. Непрерывные войны, политика, личная ответственность за тысячи людей... Возмужал и вырос. Стал настоящим боевым командиром и единовластным повелителем своих германцев-"спецназовцев". В сложившейся ситуации Черепанов рассчитывал на них больше, чем на своих "кадровых" легионеров. Тех он никогда не рискнул бы послать в самостоятельный рейд по незнакомой местности. А гревтунги и герулы Коршунова в любом лесу - как дома. И болот они не боятся. Они вполне могут переиграть алеманнов, тоже германцев-"лесовиков", на их собственной территории... Теоретически.

- Что бы я сделал... - повторил Коршунов вопрос Геннадия. - Я бы, пожалуй, то же самое сделал: сначала постарался бы нас разделить. Потом втянул бы в какую-нибудь щель между болотами, поросшую молодым лесом, чтобы правильный строй не собрать... И еще сюрпризов накидал бы... Тебя, конечно, на такое не купишь, но Фракийца - вполне. Они ведь знают, что Максимин всегда лезет, как вепрь, на рожон. Причем самолично. Затянуть передовые части поглубже, отрезать... Боевых машин у нас почти не осталось. Припасы... Кстати, как у нас с провиантом?

- Нормально, - заверил Черепанов. - Обоз я при себе держал. Вот у Феррата могут быть проблемы.

- Тогда велю своим взять семидневный паек - на всякий случай. Ты не против?

- Бери. Только учти, что семи дней у нас нет. Скорее всего, все решится в ближайшие два-три дня. Твоя задача - сделать вид, что ты идешь на выручку Феррату, затем, ночью, скрытно повернуть и выйти на параллельную дорогу - она поуже, но верхом проехать можно, пройти километров тридцать - и замкнуть петлю. Если я прав и алеманны действительно намерены зажать нас в клещи и дать бой, тогда ты выйдешь аккурат к ним в тыл. А если я не прав и боя не будет, то ты просто соединишься с нами - и всё,

- Это "всё" здорово вымотает моих парней, - заметил Коршунов.

Черепанов пожал плечами.

- Когда отправляться? - спросил Алексей.

- Как только будете готовы. Думаю, ночь вам - не помеха.

- Наоборот.

- Ну, Леха, удачи! Я на тебя надеюсь!

Они обнялись, и Коршунов отбыл. Через час три тысячи ауксилариев ушли. Растворились в наступающих сумерках, а Черепанов отправился к Максимину: получать свою порцию тренделей за самоуправство.

Это было шестьдесят часов назад. И еще через час станет ясно, прав был префект Черепанов или ошибся. Впрочем, отвечать за свою ошибку Черепанову вряд ли придется. Потому что, скорее всего, он так и останется в здешнем болоте. Или он, или Максимин. Или они оба... Черт! Ну куда он лезет, этот безбашенный Фракиец!

- Трогус! - заорал он. - Трогус! Император! Помоги ему!

Кони преторианцев по брюхо утопали в грязи.

- Вперед! Вперед! - громовым голосом, перекрывая все трубы, ревел Максимин.

Он знал, куда прорывается. Впереди, в каких-то двухстах шагах, в болото узким мысом выдавалась твердая земля. Высокие мачтовые сосны бросали длинные тени на чахлую болотную поросль... Туда шла дорога, заваленная сейчас мертвыми телами римлян, пытавшихся растащить завал из перепутанных сосновых хлыстов. Максимин гнал преторианцев вперед, по самому краю топи, мимо завала...

Черепановская первая когорта застряла в полусотне метров. Впереди теснились пешие и конные преторианцы. Вокруг, прямо в болоте, прячась за растительностью, засели алеманнские лучники. Вреда от них было немного - больше беспокойства.

Десятка три передовых всадников ухитрились все-таки обойти завал и выбраться на дорогу. Максимина в их числе не было. Его могучий, элитных парфянских кровей конь прочно застрял в болоте. Громадный Фракиец, плюс еще с полцентнера доспехов и прочего снаряжения, плюс метр жидкой грязи под копытами - тут самый крепкий скакун не выдержит. Черт! Засевшие на острове алеманны беспорядочной толпой вывалили на дорогу. Похоже, они наконец сообразили, кого подарила им судьба. До полевой формы здесь, естественно, не додумались, посему все офицеры - от последнего гастата до самого императора - шли в бой при полных регалиях.

Вторая когорта, которую Черепанов послал в обход болота, судя по воплям, лязгу и стонам рожков, напоролась на противника. Преторианцы, мать их так, элитные войска, не решались сунуться в болото, в котором уже завязли сотни две их товарищей. Построившись, они уперлись щитами, пытаясь сдвинуть перемешанные, ощетиненные белыми "клыками" заостренных сучьев обрубки стволов. А по ту сторону завала их коллеги отчаянно рубились с превосходящими силами варваров. Конные стрелки Трогуса били навесом, поверх голов, но вреда от их стрел было не больше, чем от алеманнских. Максимин ревел как бизон, отмахиваясь от копий наседавших алеманнов. Сверхчеловеческая сила и невероятная длина рук давали ему некоторое преимущество. Но надолго ли хватит его сил? Все-таки этому "сверхчеловеку" в прошлом году седьмой десяток пошел... Черт! Что же делать? Скомандовать "тестудо"*********************, сбросить тормозящих преторианцев в болото и по их телам, как по гати, двинуть свою первую когорту? Гать... А это идея!

- Примипил! - заорал он. - Ингенс! Разбирайте возы! Бросайте в грязь! Живо!

Черт! Как он раньше не сообразил?

Между тем уже весь отрезок дороги - от завала до полуострова - был заполнен германцами. Их было тысячи две, не меньше. Прикрываясь щитами от летящих навесом стрел, они рубили и кололи преторианцев, пытавшихся выбраться на твердую почву, давили массой тех, кто уже выбрался. Несколько минут - и увязший император остался единственным центром сопротивления. Не один, конечно. Десятка полтора преторианцаз сгрудилось вокруг него. Конь Максимина непрерывно ржал... Но даже отмороженные варвары нападали на него без особого пыла: император собственноручно завалил уже не меньше дюжины врагов. Ни шлемы, ни щиты не были помехой его богатырским ударам...

Алеманнские стрелки, ловко прыгая с кочки на кочку, попытались подобраться поближе к Максимину, но Трогус среагировал правильно - сосредоточенный огонь его конных лучников живо лишил "болотников" энтузиазма.

Легионеры Черепанова активно спихивали в грязь опустошенные повозки. Они действовали слаженно и быстро... Недостаточно быстро. Рядом с Максимином уже осталось только трое римлян...

Нет, уже двое. Третий словил копье в горло и, булькнув, ушел в топь. Взмученная жижа вокруг императора была грязно-бурого цвета. Крови в ней было больше, чем воды...

И вдруг - все переменилось. Даже тусклое, прикрытое облачной ватой солнце, казалось, вспыхнуло ярче. Черепанов наконец услышал звук, которого ждал... Ждал, не смея надеяться: ослабленный расстоянием, но все равно устрашающий вой, похожий на волчий... Впрочем, любой волк, услышав его, тут же удрал бы без оглядки.

"Ну слава Богу!" -с облегчением подумал Геннадий, понимая, конечно, что это еще не конец. Что жизнь его императора по-прежнему висит на волоске, что алеманнов наверняка намного больше, чем ударивших им в тыл ауксилариев префекта Алексия Виктора Коршуна...

- Давай, давай, давай! - закричал Черепанов. - Всё - в воду!

Большая часть алеманнов бросилась обратно: на помощь своим, схватившимся с римскими аукеилариями. Однако несколько сотен по-прежнему "держали" дорогу, а дюжины полторы самых храбрых пытались достать Максимина.

Но император был действительно крут. Черепанов увидел, как Фракиец левой рукой поймал брошенное в него копье, метнул обратно - и еще один алезшнн отправился в страну предков. А потом Черепанов увидел, как несколько его легионеров плывут, словно на плоту, на освобожденной повозке, отталкиваясь, словно шестами, древками копий. А за ними - еще одни, и еще...

Минута - и первые уже "причалили" с той стороны завала - соединили щиты и схватились с врагами.

- Запомни их! - крикнул Черепанов своему знаменосцу. - Награды всем и венок тому, кто это придумал!

Нет, ну это уже не сухопутный бой, а просто морская битва... Еще один импровизированный плот уперся в насыпь дороги в нескольких метрах от завязшего жеребца императора. Максимин прямо с седла прыгнул на платформу, едва ее не перевернув. Хорошо хоть к этому времени легионеры сумели немного оттеснить варваров. Фракиец явно вознамерился снова ринуться в бой... Но ноги ему отказали. Если бы двое римлян не подхватили его, он рухнул бы прямо в болото.

"Скверно, если он серьезно ранен", - подумал Черепанов.

Впрочем, на исход боя это уже не повлияет. Похоже, ловушка, которую алеманны готовили римлянам, обернулась против них самих. Преторианцам наконец удалось сдвинуть завал, и теперь лучшие воины этого мира всей мощью обрушились на алеманнов, которые уже не могли применить свою обычную тактику: отступить и рассеяться. Путь отступления был отрезан воинами Коршунова. И всё, что оставалось германцам, это - побросать оружие и попытаться налегке уйти по болоту. Или остаться на месте, принять бой и погибнуть. Большинство, к их чести, предпочло второй вариант.

В этом бою алеманны потеряли почти две тысячи человек. Примерно столько лее было взято в плен. Римляне убитыми и ранеными потеряли около тысячи. Много. Но это была последняя большая битва с алеманнами.

Еще через шесть дней войско римлян (Феррат наконец подтянулся и присоединился к основной группе) вышло к алеманнской крепости. Спустя еще шесть дней крепость сровняли с землей, защитников ее перебили, а прочее население обратили в рабов. Это была обычная практика римлян. В этом году, как позже узнал Черепанов, на италийских рынках цены на "живой товар" упали в восемь раз. Но экономика империи все равно была в полной жопе.

Глава вторая

МАКСИМИН АВГУСТ ГЕРМАНИК

Десятое июня девятьсот девяностого года от основания Рима. Третий год правления Максимина. Город Сирмий

Гай Юлий Вер Максимин расхаживал по залу, вертя между пальцами золотую диадему, не так давно принадлежавшую главной жене алеманнского рикса. В огромных руках императора диадема казалась игрушечной. Жену рикса, вернее, к тому времени уже не жену, а вдову вместе с диадемой и прочими украшениями захватил присутствующий здесь же Гонорий Плавт. Вдову Аптус оставил себе, а диадему подарил императору.

Гай Юлий Вер нахмурился.

- ...Мы... Волей богов... Преславный... А, проклятье на головы всех краснополосных! Пиши, либрарий! "Отцы Сенаторы! Мы, волей богов, ваш и всего народа Рима Август и Повелитель Гай Юлий Вер Максимин, не умеем говорить столько, сколько мы сделали. Мы прошли по землям варваров. Мы сожгли все германские поселки и крепости. Мы угнали их стада, убили всех, кто встречал нас с оружием, а прочих захватили в плен. Мы сражались в лесах и болотах. Мы прошли более ста миль и шли бы дальше, если бы глубина болот не помешала нам перейти их. Мы совершили несчетное количество подвигов, рассказать о которых невозможно, посему мы повелели запечатлеть их в живописи. Мы желаем, чтобы картины эти были установлены перед курией в Риме, чтобы видел римский народ нашу славу!" Это всё. Перепиши как следует - и я поставлю печать. А сейчас пошел вон.

Писец поспешно выскользнул из зала, а император повернулся к Гонорию Плавту:

- Ты все понял насчет картин, Аптус?

- Да, доминус! - Плавт низко поклонился. В последнее время Максимин стал весьма требовательным к деталям церемониала, даже когда дело касалось его старых друзей.

- Ты возьмешь с собой трофеи, которые мой сын продемонстрирует Сенату, но проследишь, чтобы все они позже вернулись в мою казну.

- Да, доминус!

- Ты передашь эдилам десять миллионов сестерциев на проведение Аполлоновых игр и праздничные пиры и позаботишься, чтобы вся чернь Рима об этом знала. Нет, лучше пусть распространят слухи, что я пожертвовал сто миллионов, но большую часть украли сенаторы и прочая патрицианская сволочь. Ты сделаешь это?

- Да, доминус!

- Если что, Сабин и Кассий тебе помогут.

- Да, доминус!

- С тобой поедут твой дружок Череп и префект Алексий вместе со своими скифами. Пусть поглядят на Рим, а Рим поглядит на них. Богам ведомо: они это заслужили.

- Да, доминус! - Гонорий Плавт не смог скрыть своей радости. - Ты прав, доминус!

- Пусть присматриваются, - повторил Максимин. - Когда я уничтожу всех врагов и обоснуюсь в Палатине, мне понадобится новая гвардия. Такая, которой я мог бы полностью доверять. Которая никогда не споется с Сенатом. Я сделаю этих скифов преторианцами, а их рикса, префекта Алексия, - префектом претория.

- Алексия? А почему не Черепа? - вырвалось у Аптуса.

- Потому! - рявкнул Максимин. Но чуть позже снизошел и пояснил: - Геннадию я доверяю, Аптус. Он храбро бился под моей рукой, и он отличный военачальник. Но он носит на руках знаки Януса и ведет личную переписку с несколькими сенаторами. Я доверяю ему, но опасаюсь, что он не сможет быть достаточно решительным, когда потребуется. Ты понимаешь меня?

- Признаться, не очень, доминус, - сказал Плавт. - Если ты Черепа считаешь нерешительным, то кто же тогда достаточно решителен по-твоему?

- Ты! - бросил император. - Череп жесток с врагами, но слишком мягок с теми, кого считает своими друзьями. Ты, Аптус, вполне можешь прикончить врага и взять его женщину. Ты можешь взять женщину, а потом выпустить кровь из ее родичей, если они окажутся врагами. Череп - другой, я это вижу. Если я говорю ему: убей, он сначала думает, а потом поступает так, как считает лучшим. Поэтому я считаю его неплохим военачальником, но никудышным префектом претория. Мы с тобой знаем о его слабости, верно?

- Знаем, - кивнул Гонорий. - Хочешь, чтобы я помог Черепу от нее избавиться, доминус?

- Нет. Не будем отнимать у нашего префекта любимую игрушку. Пусть возьмет ее себе, а мы это используем. Гордианы нужны мне в Карфагене. Без них мой верный Капелиан станет слишком сильным и может решить, что Африка принадлежит ему одному. Но Гордианы нужны мне в узде, а не на свободе. Если внук и внучка старого Гордиана окажутся под моим контролем, это будет очень хорошая узда. Так что пусть наш храбрый Геннадий наденет эту узду на проконсула Африки и его сынка.

Глава третья

РИМ

Четвертое июля девятьсот девяностого года от основания Рима. Третий год правления Максимина. Рим

- Священная дорога, префект, это главная дорога Рима! - Хрис расправил плечи и гордо выпятил подбородок. - Дорога триумфаторов!

Коршунов кивнул. Он старался вести себя с достоинством, не вертеть головой, не ронять авторитет перед своими воинами. Воины, впрочем, об авторитете не думали: вовсю вертели головами, восхищаясь и величественным Амфитеатром Флавия, и потрясающим храмом Венеры, и Аркой Тита†††††††††††††††††††††, под которой они как раз проезжали. Великий Рим не подавлял их своим великолепием. Рим восхищал. Белый и розовый мрамор, сверкающая бронза, гладкие мостовые, изящные арки портиков, мощные колонны; и лавр живой, зеленый, и лавр золотой, горящий на солнце... У простодушных варваров при виде этаких богатств глаза горели еще ярче. Краем уха Коршунов слышал реплики, которыми перебрасывались Сигисбарн и Берегед, ехавшие за ним. И радовался, что римлянин Хрис не понимает по-готски. Практичные молодые люди обсуждали, из цельного ли золота солнечный диск, венчающий врата храма, и на сколько талантов этот диск потянет.

Дорога пошла вверх, мимо Императорских Форумов, поднимаясь на Капитолийский холм. Коршунов видел ехавших впереди Черепанова, Плавта и префекта Рима Сабина, который лично встречал их у ворот столицы. Большая честь. В отсутствие Августа Сабин был первым человеком в Риме. Многие в Сенате, правда, считали иначе, но плебс Рима сейчас симпатизировал Максимину Германику (народ любит победителей), а старший префект претория, равно как и верховный судья, были людьми Максимина, так что сенаторы-оппозиционеры могли слить свое мнение в городскую клоаку.

Широкая лестница, украшенная лепкой и мозаикой, поднималась вверх параллельно дороге. На ней было полно народа: римляне пришли поглазеть на воинов Своего Августа. Чем-то они были похожи на белых священных гусей, коих так любили жертвовать богам империи или использовать для гаданий. Может, из-за преобладания белого в одежде? А может, из-за наглости? Иные зеваки свешивались с перил так низко, что казалось, вот-вот свалятся на головы воинов. Красные, обвитые каменным плющом колонны тоже были увешаны зеваками. Жители Вечного Города создавали изрядный шум, но крики их были в целом дружелюбными. Если не считать воплей придавленных или отведавших вегиловых дубинок. Простые римские квириты любили зрелища. Еще они любили пожрать, выпить и поорать.

Алексей привстал в седле, оглянулся... Что ж, его парни тоже смотрелись неплохо. Захваченные в алеманнской войне трофеи плюс жалование и щедрые премии сделали их богачами. Так что никто из готов и герулов, вставших под римские аквилы, не жалел о том, что присягнул риксу Аласейе. А в Рим Коршунов взял с собой самых лучших - это тоже была своего рода премия. Эх, жаль, Книвы с ними нет. Не пустил парня батька Фретила. Сказал: пусть хоть один сын на земле сидит. Хотя, по словам Агилмунда, его младший брат на земле сидеть не намеревался. Владеть - да. А вот возделывать - это вряд ли. Его землю нынче дюжина скалсов обрабатывает. А сам парень - в любимчиках у Одо-хара ходит, который (волчара еще тот) к Боспорскому царству очень плотно присматривается... Ну, ничего. Дела у его родичей в Риме идут замечательно. Даст Бог - пригласят парня в гости.

Да-а, Рим - это нечто! Коршунов уже предвкушал, как будет гулять с Анастасией по этим гладким мостовым, умываться в фонтанах (он и сейчас проделал бы это е удовольствием), в бани сходит... Их в столице, говорят, не менее дюжины - и одна другой роскошнее. А через два дня начнутся Апполоновы игры, и это, говорят, вообще улёт!

Короче, сбылись мечты: он въезжает в Рим во главе, можно сказать, собственной армии. И Рим приветствует его как победителя. Ура! То есть - виват!

Пока Алексей Коршунов, проезжая под триумфальными арками величайших полководцев Рима, наслаждался своим собственным маленьким триумфом, его старший товарищ был далек от состояния ликования. И он, и его друг Аптус.

Политическая обстановка в столице была сложнейшая. Партия Сената гадила своему императору, как только могла. А сторонников в городе у Сената было изрядно. И среди преторианцев, и среди командиров городской "полиции", и среди прочих префектур, включая весьма важную префектуру продовольствия. Только что Черепанов с большим неудовольствием узнал, что его старый недруг Секст Габиний, бывший (но не отступившийся) жених Корнелии, стал префектом охраны‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡, снизошел, так сказать, благородный патриций к среднему сословию§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§.

Короче, целая свора недругов Максимина подзуживала народ к беспорядкам. В провинциях было полегче: там ставленники Августа с врагами не церемонились. Выступил против императора - отвечай. Бунтовщика - в расход, имущество - в казну. По законам военного времени. Но в Риме так поступать нельзя. С римским быдлом надо заигрывать. Баловать его надо... Пока нет возможности взять его за горло.

- Жить будете прямо в Палатине, - сказал Сабин. - Вы - в самом дворце, а германцев ваших разместим в казармах охраны. Это хорошо, что Фракиец прислал германцев: здесь их побаиваются. И христиан среди них нет...

- А при чем тут христиане? - проворчал Черепанов. Пусть, по здешним понятиям, он был адептом Митры и Януса, но по рождению пусть, не по вере, он все-таки православный...

- Они против Фракийца здорово мутят, - сказал Сабин. - Распустил их Александр, мало резал. Они же плодятся как тараканы. И везде за своих стоят...

- Насколько я знаю, христиане довольно миролюбивы, - заметил Черепанов. - И налоги платят исправно.

- Ты, Геннадий, не понимаешь, - вмешался Плавт. - Они против наших богов идут. Против богов! - подчеркнул он. - Подумай, что будет с Римом, если боги от него отвернутся!

- Я вчера пятерых велел повесить, - сказал Сабин. - За оскорбление величества. Представь только: прямо на Форуме прилюдно нашего Августа Зверем Проклятым называли!

- Хорошо, что поймали! - одобрил Плавт.

- Даже и не ловили. Представь, они сами в руки вегилам отдались. Сумасшедшие.

- Бывает, - кивнул Плавт. - Я вот в Сирии видел: жрецы богини ихней сами себе яйца отрезают. Серпом.

- Ну ты сравнил, Аптус! - воскликнул Сабин. - У тех - божественное безумие, а у этих... Тьфу! Теперь ты понимаешь, Геннадий, почему я о христианах вспомнил. А, что говорить! С Востока только дрянь и приходит. Вот и вера эта - тоже оттуда.

- Ну, насчет Востока ты зря так! - возразил Плавт. - Вино у них неплохое, и девки...

Глава четвертая

КОРНЕЛИЯ ГОРДИАНА

Четвертое июля девятьсот девяностого года от основания Рима. Третий год правления Максимина. Рим

Из бань Черепанов нагло удрал. Просто-таки бросил всю честную компанию, когда градус (алкогольный, а не температурный) пересек отметку, после которой о вечной дружбе говорить рано, о политике - поздно, зато самое время вызывать "массажисток". Оставил лучшего дружка своего Леху Коршунова в компании верхушки столичной "администрации": префекта города Сабина и префекта претория Виталиана, коего подвыпивший Коршунов, хвастаясь полученными в боях за Рим и против оного шрамами, уже запросто звал Виталиком. "Виталик", кореш Максимина и, естественно, старый боец, тоже имел чем покозырять...

Оставив славное воинство веселиться в заарендованных целиком термах Тита, Черепанов тихонечко оделся, сунул в сумку шлем, принял из рук конюха дареного сарматского жеребца и поехал знакомой дорожкой к той, о которой мечтал. Ехал и думал: как странно - сколько лет они уже знакомы, килограммы папируса извели на письма, а вместе провели от силы часов двести. И больше года не виделись. Год - это много. Особенно для юной девушки. Особенно здесь, в великолепном, роскошном и, что греха таить, развратном имперском Риме. Тем более удивительно, что его Корнелия все эти годы жила как бы вне "светских" развлечений. Может, пример папаши, перетрахавшего чуть ли не всех патрицианок столицы, повлиял на нее отталкивающе... Нередки же и в семьях алкоголиков непьющие дети... Иногда Черепанов даже чувствовал некоторую вину: по местным понятиям, Корнелия уже давно должна была стать матроной и рожать маленьких патрицианчиков...

В прошлый свой приезд Черепанов пересекся-таки с ее папочкой, и они поговорили. На сей раз - на равных. Как легат с легатом. Черепанов, правда, официально числился не легатом, а префектом легиона, но это пустяки. Зато - лицо, приближенное к императору, увенчанное лаврами по самый гребешок. А вот легат Антоний Антонин Гордиан воинских лавров не стяжал. Не было у него полководческих талантов. Зато - благороднейшая кровь, единственный сын самого богатого патриция Рима. Короче, договорились. Подписали, как тут водится, "договор о намерениях". Корнелия, "моя маленькая Кора", как звал ее Геннадий, при сем не присутствовала. Ее согласия не требовалось, но оно, разумеется было получено. Не такой уж Антоний Антонин тиран, чтобы выдать замуж единственную дочь против ее воли.

За сим папаша отбыл обратно в Карфаген, а Черепанов провел два прекрасных дня в обществе своей любимой. К большому обоюдному сожалению, в присутствии "компаньонки" и дальней родственницы Фотиды. Та Черепанову симпатизировала, но обязанности свои блюла строго. Два дня пролетели стрелой - и Черепанов уехал к месту службы. С письмом от своего будущего тестя к императору Максимину.

Не исключено, что именно благодаря этому письму, врученному лично и в надлежащее время, оба Гордиана остались наместничать в провинции Африка. По крайней мере, так полагал Черепанов. Хотя - дело тонкое. Африка - вроде как не "императорская", а "сенатская" провинция, так что и проконсулов ее должен Сенат назначать**********************. В общем, политика, война и еще раз политика. И его любимая, юная и прекрасная, томящаяся в одиночестве и проводившая жаркое лето в душном городе в надежде, что, может быть, Геннадий сумеет ее навестить.

На город уже спустились сумерки, когда Черепанов подъехал к воротам. Постучал в створки рукоятью хлыста.

- Завтра приходи! - пробубнили с той стороны. - Господа никого не ждут!

- Если ты, опарыш, сейчас же не отворишь, ты у меня дождешься! - посулил Черепанов.

Квадратное окошко в воротах приоткрылось, наружу высунулась рука с факелом и наполовину выбритая башка раба-привратника.

- Ну? - осведомился Черепанов, наклоняясь. - Узнал?

- Доминус! - воскликнул раб. - Ах! Уже открываю, уже!

Ворота залязгали, заскрипели, и через минуту Геннадий въехал внутрь.

- Закрывай! - скомандовал он.