дыхательную трубку делать.
Очевидно, Духарев был не первым, кого старый варяг натаскивал в "жнецы полей
смерти". Не первым и не десятым. И Серега честно старался. Во-первых, потому
что учиться умел и любил, во-вторых, потому что очень хотелось перестать быть
лохом, которого любой разбойник может в пыли вывалять. Крутым хотелось стать.
Чтобы чувство собственного достоинства находилось в равновесии с возможностями
это достоинство отстоять. Стараться-то Серега старался, да выходило не очень.
Кое в чем он тупил. И в это "кое-что", что особенно обидно, входило самое
главное: работа с оружием.
ученикова "тупость". Но старый варяг попусту огорчаться не привык, а привык
устранять причины огорчения. Радикально. Поэтому одним прекрасным утром он
нацепил на конец своей деревяшки плетенный из прутьев щиток, нагрузил Серегу
здоровом мешком с припасами, и они отправились в путь.
Рёрех впереди, шлепая привязанной к костылю плетенкой. Было непривычно видеть
старика без неизменного горностая на плече. Но оба зверька остались дома.
Почему остались, варяг, разумеется, Сереге не объяснил. Тот, впрочем, и не
спрашивал. Время от времени старик щупал топь череном рогатины. У Сереги была
точно такая же рогатина, но он нес ее на плече. Чтобы не ухнуть в трясину, ему
было достаточно идти след в след варягу. Шли с восхода до заката, и быстро.
Особенно если учесть "рельеф местности". На третий день у старика разболелась
поясница и суставы. Пришлось устроить дневку на болотном островке. Полечиться.
Лечился дед просто. Сварил какой-то травы. Поймал гадюку, нацедил из нее яду.
Добавил яд в отвар. Не весь. Малость оставил для ученика. Добрая душа. Велел
Сереге снять рубаху и царапнул сучком Серегину спину. "В правильных местах",
как он изволил выразиться. "Продезинфицировал" царапины гадючьим ядом, садист
старый! Ощущения были - в полный рост. Но никакого снисхождения к Серегиным
страданиям проявлено не было. "Обработав" ученика, варяг снял рубаху, подставил
солнышку густо исчерченную шрамами спину и велел втирать в нее загустевший
отвар. К вечеру Рёреху стало намного лучше. А Сереге - совсем худо. Спина и
руки распухли, температура прыгнула, пошли какие-то глюки на военную тему: то
мертвый чечен с оскаленной черной рожей, то двое ребят из его отделения,
которых в первый день накрыло гранатой... После "войны" поперло всякое говно из
"прежней" жизни. Пьяные бомжи вперемешку с толстомордыми политиками, еще
какие-то бляди... В редкие минуты яви, разлепив глаза, Серега видел Рёреха,
полуголого, поскольку в варягову меховую одежку был завернут Духарев, совавшего
в зубы Сереге чашку с горячей жидкостью. Духарев пил - и снова проваливался в
бред, и в бреду думал: может, это и есть явь? Может, он валяется в какой-нибудь
питерской вонючей луже, пьяный, избитый, невменяемый, а Рёрех и весь этот
древнерусский цирк - его предсмертный глюк...
Серега с вполне нормальной температурой и приличным самочувствием. Слабость,
конечно, была, и спина болела, но это мелочи.
паслись стада комаров. Серега поломал комарам кайф, накрыв варяга курткой.
завтраком.
ольху. С одной руки, с двух, со спины, лежа... Из всех положений попадал
одинаково редко. Запыхался и взмок, поскольку за топориками приходилось бегать.
брусничными листьями.
Минуты через две добавил: - Второй раз легче будет.
было бы, кстати.
боится, воды и земли не боится. И отравы тоже. Привыкнуть должен.
головы!
себя, для вещей, переплыли на другой берег. Сухой, что приятно. На берегу и
заночевали. А утром наконец пришли к цели.
сулицы. Не похоже, чтобы "сильное место" прибавило ему сил. Угонял дедушку
форсированный марш-бросок.
Ничего примечательного, кроме почерневшего от времени столба, врытого в холмик
метровой высоты. И столбик, и пригорок совершенно терялись в тени
великолепного, не менее семи охватов, высоченного дуба. Ну, дубов и там, откуда
они пришли, хватало. И потолще найти можно.
поджал под себя.
рогатину, снял обувь, вышел на середину полянки, остановился. Трава еще не
просохла от росы. Солнышко грело щеку, деловито гудели шмели.
мысли в нижней половине живота.
приятно. Серега чувствовал, что может так простоять подольше, чем в своей
комнате на Дербах. И даже дольше, чем в зале.
Длинный вдох, короткий выдох - активность, короткий вдох, длинный выдох -
самопогружение. Серега "почувствовал" землю ногами. Огромный теплый шар - под
собой. Упругий шар, к которому "липнут" стопы. Серега сосредоточился на этом
ощущении и медленно вдохнул "из земли", представляя...
волосатая спина, колени разогнулись, и Серега оказался вдруг лежащим на траве.
Он совсем не ушибся, но вставать почему-то не хотелось. Все было - в кайф.
Здоровенный шмель опустился ему на щеку, мазнул лапками и тут же взлетел.
Серегиной непонятливостью. - Ты не стой, делай чего-нибудь!
старик. Рогатина слушалась не в пример лучше, чем обычно. Как будто ожила. Так
и вертелась сама по себе, Серега ее только пальцами придерживал. Но через
несколько минут это ему все равно наскучило. Хотелось самому прыгать и
вертеться.
три йоко, третий - с лихим "ки-ай", переполошившим птичью братию. Классно
получалось. Серега попрыгал еще, пронзая и разрывая воздух мощными прыжковыми
ударами. Ноги были - как на пружинках. Разбежавшись, Духарев прошелся колесом,
ни с того ни с сего вдруг крутанул сальто вперед. Надо же! Никогда не
получалось! Какой из него, почти двухметрового дылды, гимнаст? А ведь может!
Серега попробовал крутануть сальто назад. И это вышло.
голова, тут понравился!
сообразишь, отсель не уйдешь. Хоть три дни думай, хоть все десять.
буду?
шибко помогает. А оголодаешь, клевер пощиплешь. Он сладкий.
соображал, и от таких мыслительных усилий не на шутку утомился и уснул, где
сидел; на пригорке под столбом.
попить. Серега "въехал".
ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ВЫВАЛЯТЬСЯ В ГРЯЗИ
Стрибог рождает ветра и дождь со снегом. Там великие воины скачут на крылатых
конях. А вот земля. В земле Мокошь живет, корни гладит. Корни питает. Женская
сила - от земли. И мужская сила - от земли. Все живое живет на земле, кормится
от земли, а тянется к небу. Землю и небо вода вяжет. Вода - жизнь. Через воду
земля силу пьет. И отдает - тоже через воду. Земля водой от огня бережется, но
огнем из земли крепость вытягивается. Вот гляди, - варяг потянул к себе
рогатину. - Вот дерево, - он погладил черен, - живая крепость, легкая. А вот
железко, - Рёрех щелкнул по наконечнику, отозвавшемуся тусклым звоном. -
Мертвая крепость. А вместе - жизнь.