Чтение 25–й страницы книги ~Скользкий~

— Хорошо. — Я убрал конверт в карман куртки.

— Про Ворона узнал что?

— Узнал. В декабре прошлого года он работал на Мухомора и, когда того застрелили, заныкал крупную партию "сапфирового инея". — Упомянув про наркотики, я сделал паузу, но Илья промолчал. — «Инеем» он в Лудине после ранения от рейнджеров откупился и теперь его разыскивает Штоц…

— Штоц?

— Да. Ворон пытается выйти на производителей мозговертов, зачем, пока не знаю. — Я замолчал, выдав заранее заготовленную полуправду. По идее, все это Илья и сам должен знать. Так что я и Ворона не сдал и у Штоца, глядишь, проблем прибавится.

— Самого его не нашел?

— Нет, — даже не моргнув, соврал я.

— Хорошо. Завтра у юго-восточных ворот в десять. И не опаздывай, — Илья отвернулся от меня к карте Форта.

Я вернулся к стулу и проверил винтовку. Порядок. Надо только перезарядить.

А операция, значит, в Рудном. Очень интересно. Выходит, я не ошибся, предположив, что нужен Илье в качестве проводника? Одно странно, до Рудного рукой подать, и дорога хорошая. Могли бы и своими силами обойтись. Или что-то еще намечается? В любом случае, надо делать ноги до того момента, как в моих услугах пропадет необходимость. А вот еще вопрос весьма серьезный: когда срываться — до операции или после? Ладно, по обстоятельствам определюсь.

Все, надо пойти шмотки из арсенала забрать и валить отсюда. Мне еще с ночлегом что-то решать придется. И патронов неплохо подрезать бы, раз Григорий разрешил.

Я толкнул оказавшуюся открытой дверь арсенала, зашел внутрь и спросил у заканчивавшей упаковывать внушительных размеров рюкзак Вероники:

— Не знаешь, где здесь патроны двенадцатого калибра?

— Держи. — Девушка кинула мне связку ключей. — Вон тот ящик в углу. Только Илья оттуда почти все выгреб.

Поймав связку, я подобрал ключ и отпер ящик. И что у нас здесь имеется? Мда, не густо. Почесав затылок, переложил к себе в сумку последние пять зажигательных патронов и два патрона с посеребренной дробью. Вот собственно и все. Больше ничего интересного нет.

Не утерпев, я тут же распечатал полученный от Ильи конверт и начал просматривать вложенные в него бумаги. Разрешение на вынос оружия из Форта, приказ о моем временном откомандировании из Патруля в Дружину…

Что?! Ах, ты, так тебя разэдак! Илья — подонок!

Глубоко вздохнув, я попытался успокоиться и медленно вложил документы обратно в конверт. Да, сделал он меня, технично сделал. Подъемные, блин. Пятьсот рублей, ага, как же! В приказе от двадцать девятого декабря черным по белому написано: "с сохранением жалования"! Да мне последние месяцы рублей по пятьдесят—шестьдесят закрывали! Плюс пайковые. То на то и выходит. Получается, этот нехороший человек мне мое же жалование под видом подъемных и впарил.

Кое-как успокоившись, я решил, что все не так цинично, как мне показалось. Деньги-то мне выплатили. И какая разница, под каким соусом? Я ведь их получил. И уже, между прочим, потратил. А приказ, как ни крути, явно задним числом подписан. Чья заслуга? Ильи. Так что все в порядке.

Если уж на то пошло, то без этого распоряжения быть мне дезертиром. Из рейда я вернулся, значит, вполне бы мог отделаться месячником на северной промзоне, но и месяц там дорогого стоит. Я это к чему: без этой бумажки меня на пропускном пункте будут мурыжить до тех пор, пока из Патруля не приедут. И вообще, мне, считай, крупно повезло: первый раз Смирнов отмазал, второй раз без проверки сектанты провели. А с бумажкой этой все чин по чину: подписи, печать… Хорошо, что сегодня с утра из Форта рвануть не попытался, загремел бы, на фиг, в штрафняк.

Вера закончила сборы и с трудом закинула рюкзак на спину. И как она допрет все это?

— Живешь далеко? Может, донести помочь? — предложил я.

— Если не сложно, — скинула на пол тяжеленный рюкзак девушка. — А то пока до «Тополей» допру — спину сорву.

— Бери мою сумку. — Я поднял рюкзак, просунул руки в лямки и чуть не крякнул.

Тяжеловастенько. Ничего, не переломлюсь. Тем более что до «Тополей» — двух девятиэтажных общаг Дружины — отсюда не так уж и далеко. Да и Костя там рядышком живет. Глядишь, опять к нему на ночь забурюсь.

Илья закрыл за нами дверь склада, и мы пошли по улице, увешанные вещами, как два ишака. Под вечер распогодилось и меж рваных облаков на горизонте проглядывали лучи закатного солнца.

Фу-у-у. Так я скоро совсем спарюсь. Но тут уж ничего не поделаешь: назвался груздем, тяни санки. Усиленные патрули с улиц уже убрали, и все равно, по дороге к площади Павших, нас успели три раза тормознуть. Неужели так подозрительно выглядим? Каждый раз документы делали свое дело, и мы спокойно шли дальше. Что ни говори — с ксивой на кармане жить хорошо.

Пока тащились до общаги, разговорились, и я, хоть особо не расспрашивал, узнал, что пулевой стрельбой Вера занималась еще со школы, а в Приграничье угодила этой весной. При выборе между Сестрами Холода и Дружиной она колебалась недолго и последние два месяца работала на Илью.

На подходе к "Тополям" меня уже пошатывало, по спине ручьем тек пот, а в голове шумело. Похоже, от контузии я отойти еще толком не успел. Мне б сейчас водички холодной. Ведра два…

— Этаж какой? — прохрипел я. Если выше третьего — сдохну.

— Второй, — несказанно обрадовала меня Вера.

Вахтер с недоумением оглядел мою грязную одежду и измученную физиономию, но, узнав Веру, ничего говорить не стал. И это просто замечательно — сил на выяснение отношений у меня уже не осталось.

— Заходи, хоть чаем угощу, — предложила девушка, оценив мой измученный вид.

— Да ну, чего смеяться. Загажу тебе все. — Я скинул рюкзак у самого порога и потянулся за сумкой.

— Куда ты пойдешь в таком виде? Иди переоденься в ванной, там халат висит. А я сейчас чай заварю. — Вера утащила мою сумку на кухню.

Усталость взяла свое и, решив не выделываться, я снял ботинки и пошел в ванную. А ничего здесь, чистенько. Куда одежду только сложить? А прямо в ванну и кину, точно ничего не устряпаю. Сложив джинсы, куртку и рубаху в чугунную ванну с сильно обколотой белой эмалью, я задумался, но все же кобуру с пистолетом решил с собой не брать и повесил ее на крючок, с которого перед этим снял банный халат.

— Тапки надень, пол холодный, — приоткрыв дверь, кинула мне пару домашних тапочек уже успевшая переодеться в домашнюю одежду Вера.

— Спасибо! — Я запахнул халат, завязал пояс и, надев тапочки, вышел из ванной комнаты.

— Я на кухне! — крикнула девушка.

А потом мы сидели на кухне, пили чай с намазанным на свежий хлеб сливовым джемом и разговаривали. Разговаривали по большей части ни о чем. Так, пустая болтовня от нечего делать. Хорошо-то как! Так бы всю ночь и сидел, но пора и честь знать.

— Подожди, я на минутку. — Разлив из термоса по кружкам остатки кипятка, Вера вышла в коридор и действительно очень быстро вернулась.

— Да мне идти уже пора, — отставил в сторону кружку с недопитым чаем я.

— И в чем ты собираешься идти? — удивилась девушка. — Я твою одежду только что простирнула, столько грязи было, ты не представляешь…

— Хм… — прочистил горло я. — Там в карманах вещи всякие были, документы…

— Да не беспокойся ты, я все выложила. — успокоила меня Вера. — Да, совсем забыла, у меня бутылка вина красного есть, откроешь?

— Открою, — согласился я.

Когда я от таких предложений отказывался? Нет, конечно, отказывался, было дело. Я посмотрел на открыто улыбавшуюся девушку, которая в просторной рубашке выглядела еще симпатичней, чем в камуфляжной куртке и подмигнул в ответ. А вот сейчас не откажусь. Не тот случай.

Только бы завтра не проспать …

Часть 2
Напролом

Это не я себя назначил на роль,

Шансы под ноль, но мне известен пароль,

Это не я поднял счастливый билет,

Но угадал, похоже, верный ответ.

Вот так вот…

"Fort Royal"

Глава 7

Проснувшись утром, я тихонько выскользнул из-под одеяла и, стараясь не шуметь, прошлепал в ванную. Постиранная вчера одежда за ночь успела просохнуть, так что с этой стороны проблем не возникло. Быстро одевшись, вернулся в комнату и тихонько потеребил Веру за плечо. Она заворочалась во сне, но не проснулась. Потряс сильнее.

— Уже пора? — заморгала спросонья девушка.

— Рано еще. Закрой за мной.

— Ты куда? — Вера посмотрела на стоявшие на тумбочке у кровати часы. — Восемь часов…

— По делам сбегаю и вернусь, — объяснил я.

— А это обязательно? — Вера отбросила одеяло и потянулась за халатом. — А то оставался бы.

— Я быстро… — Глядя на нее, я заколебался, но все же решил в первую очередь заняться делами.

— Пошли, дверь закрою и посплю еще. — Обхватив за шею, девушка чмокнула меня в щеку. — Точно вернешься?

— Точно.

— Тогда я завтрак приготовлю. — Вера закрыла за мной дверь и щелкнула замком.

Сбежав по ступенькам, я выскочил из подъезда, поежился от утренней прохладцы и глубоко вдохнул холодный воздух. Свежо. Но на голубом небе ни облачка, а значит, днем очень неслабо припекать будет. Оно и к лучшему: в дождь и слякоть на улицу выползать совершенно не хочется. Тем более, в рейд выходить. Уж лучше на солнце попариться. Попариться! Три раза ха! Нет, конечно, после минус сорока и плюс двадцать жутким зноем кажутся, но ветер-то холоднющий. Как задует-задует. На пляжу не позагораешь. А хотелось бы…

Утро раннее, Форт только просыпается. Еще не видно непременных попрошаек, шлюх, кидал и прочей пены, которые заполняют улицы каждый летний день. Только продирают глаза дворники, уличные торговцы и разносчики всего и всея. Досыпают последние часы работяги и служащие, если, конечно, им сегодня было не в ночь. И лишь ночная смена Дружины наматывает последние километры перед возвращением в околотки. Я решил никуда не спешить и пройтись в свое удовольствие. Хорошо-то как! Когда на улицах никого, почти можно поверить, что это нормальный мир. Но только почти…

Вдалеке показался и сразу же свернул на соседнюю улицу конный патруль Дружины. Ездят, типа, за порядком наблюдают. Дармоеды. Ох, что-то я сегодня разошелся. Совсем забыл, что теперь разницы между нами никакой. Такой же дармоед. В Патруле хоть что-то полезное для людей делал.

О! А вот и работяги объявились: сразу за перекрестком цеховики под охраной боевой бригады заносили в магазин на первом этаже жилого дома привезенные в двух телегах картонные коробки из-под телевизоров. Да, погорячился я, что Форт еще спит. Как бы не так…

Из-за соседних домов показались золотые купола церкви, и я остановился, засмотревшись на них. Зайти? Не на исповедь, конечно. Слишком много грехов накопилось, чтобы вот так сразу решиться в них покаяться. Просто свечку поставить.

Три свечи за упокой, одна свеча за здравие…

Откуда это? Не помню. А мысль стоящая. Я раньше перед рейдами всегда по возможности в церковь ходил. Вот только в последний раз как-то не получилось. А зашел бы — глядишь, все бы по-другому сложилось. Или не сложилось. Ангелы-хранители, они по заказу не работают.

Решив, что время есть, свернул в сторону церкви. Калитка в заборе оказалась открыта, я зашел за ограду, перекрестился и, остановившись перед церковным киоском, зашарил по карманам. Есть деньги, нет? Что-то звенит. А в кармане пусто. Странно. Ага, вот оно что! Дыра. Очень удачно, а то точно бы все просадил.

Вытащив из подклада две золотые чешуйки, я купил на одну из них свечей и вошел в церковь. Тишина. Полумрак. Легкий аромат ладана и дыма от свеч. Ни прихожан, ни священника. Только лики святых на иконах. Странно здесь. И спокойно. Можно постоять, подумать, помолиться. Хоть ненадолго позабыть о повседневной суете. Можно. Но время поджимает.

Я зажег свечи, подплавил снизу, воткнул рядом с догоравшими огарками перед одной из икон, прочитал знакомые с детства молитвы и, перекрестившись, вышел на улицу. Полегчало? Не знаю…

Все, теперь до Кирилла надо в ускоренном режиме двигать. Здесь не далеко, но времени в обрез осталось.

А Кирилл не открывал. Испинав всю его ни в чем неповинную дверь, я уселся на ступеньки и осмотрел серебряные накладки на носках ботинок. Даже не шатаются. На совесть присобачил. Еще попинать, что ли? Может, спит? Или его дома нет? Но куда он с утра пораньше умотать мог? Я уже поднялся со ступенек, когда залязгали засовы, и дверь медленно приоткрылась ровно настолько, чтобы Кирилл смог высунуть голову.

— Чего тебе? — недовольно сморщился он и широко зевнул.

— У тебя самогон на кедровых орешках остался еще?

— Ну, вы, синеботы, точно офонарели. Сначала Селин, теперь ты…

— Да мне в НЗ. Фляжку только, — объяснил я. — В рейд ухожу.

— В рейд? — задумался Кирилл. — Тогда ладно. Давай тару.

— И чаем не угостишь? — протянул ему фляжку я.

— Ты, блин, знаешь, сколько время? — вспылил Кирилл. — Нет, ты-то знаешь. Тебе, подонку, по фигу, во сколько меня разбудить. Не один я.

Прикрыв дверь, он исчез в квартире, но запираться не стал. Ой-ой-ой. Не один он. Можно подумать, можно подумать…

Минут через пять Кирилл открыл дверь и вернул мне потяжелевшую фляжку.

— Все? — с неприкрытым намеком в голосе поинтересовался он. — Или тебе колбасы еще в НЗ завернуть?

— Колбасы не надо. — Я убрал фляжку во внутренний карман. — Ты мне вот что лучше скажи: Чертов провал — это что и это где?

— Я тебе что, справочная? — резонно, в общем-то, возмутился Кирилл.

— Хорош, очень надо.

— Заброшенная шахта на Границе Форта, Города и Туманного, — смилостивился парень. — Недалеко от Соколовского, это хутор сразу за Еловым.

— Знаю такой. А на чьей территории провал? Туманного или Города?

— Туманного.

— И чем он знаменит?

— Тебе может лекцию прочитать? — с трудом удержался от мата Кирилл. — Дай поспать, а?

— Ну, в двух словах…

— В двух словах? Чем ниже, тем холоднее. О! Это уже четыре. Перебор.

— А дальше?

— Ниже тридцати метров никто не опускался. Все. Удовлетворил твое любопытство?

— Спасибо большое. Выручил. — Я начал спускаться по лестнице, но обернулся. — А с Селиным что?

— Подруга из дома выгнала. — Кирилл тихонько прикрыл дверь.

Чертов провал. Вот оно значит как. Интересно, что там внизу? Интересно? Да пусть это самое "интересно" там еще хоть сотню лет лежит. Мне оно и даром не надо. Другие заботы есть и причем куда более актуальные.

Например, надо быстрее шевелить ходулями. Время часов девять уже, а нам еще до пропускного пункта топать. И не просто топать, а кучу всякого барахла на себе волочь. А у меня, блин, и так после вчерашнего поясницу ломит. И ребра болят. И колено стреляет. И хвост скоро отвалится…

К общаге я подошел уже порядком запыхавшись, да еще толстый вахтер добрых десять минут полоскал мне мозги и не хотел запускать внутрь. Я ему даже служебную бляху показал, а он все равно ни в какую. Еле уболтал. Урод. Кругом одни уроды. А так день хорошо начинался. Елки-палки, что ж тогда к вечеру будет?

Открывшая дверь Вера оказалась уже готова к выходу, и с желанием позавтракать пришлось распрощаться. Одно утешает: рюкзак свой она с утра успела перебрать и он уменьшился в размерах раза в три. Это что ж она такое из арсенала домой тащила?

Я закинул рюкзак на спину, подхватил свою винтовку и начал медленно спускаться по лестнице. Вера со снайперской винтовкой и моей сумкой запрыгала по ступенькам следом. Сколько ж энергии у человека! Я еле ноги переставляю, а ей хоть бы что.

Свернув на Тополиную аллею, мы пошли к проспекту Терешковой. Тьфу-тьфу-тьфу, но опоздать не должны.

Людей на улице заметно прибавилось, и я то и дело ловил на себе любопытные взгляды. Ну что за народ у нас такой? Ты вот дворник, ну и убирай себе мусор, не глазей по сторонам. Ты коробейник? Расставляй товар на лотке, не надо на меня пялиться. Каменщик, служивый, маляр, нечто неопределенной профессиональной принадлежности — займитесь уже делом! Достали все. Или, может, они бабы в камуфляже не видели? Да видели, не раз видели. Работать просто не хотят. И только клевавшие носом работники городского крематория, проехавшие мимо на муниципальной труповозке, даже не посмотрели в нашу сторону. Молодцы. Чтоб вам зарплату прибавили.

Припекать начало уже после того, как мы вышли на проспект Терешковой и миновали перекресток с Южным бульваром. Точно говорю: запаримся мы сегодня. А ночью продрогнем. Лично я в таких температурных перепадах ничего хорошего не вижу. Уж если жара, то жара, а если холод, то лучше не надо. Пусть лучше жара будет. Палящее солнце, теплое море, горячий песок. Холодное только пиво.

— Молоко, — прочитала на стоявшей в тени бочке Вера и толкнула меня в бок, не дав окончательно заснуть на ходу. — Это действительно молоко продают?

— А что еще? — пробурчал я, оглядев длинную очередь.

— В Форте коровы есть? — удивилась девушка.

— Зачем? С хутора какого-нибудь привезли, — предположил я. — Хотя запросто и с Лукова могли.

— Сейчас бы парного, — мечтательно протянула Вера.

— Мне, городскому ребенку, вас, деревенских, не понять, — усмехнулся я и резко обернулся.

Очередь, взмыленная продавщица, скучающий дружинник, блаженно уставившийся в лужу нарк, еще один, прилипший к забору. Не то. Продающий пирожки колченогий старик, разложивший скобяную мелочевку перед собой китаец, мрачно наблюдающий за ним молодой парень с вышитой на куртке шестерней. Снова не то.

Я немного успокоился, но тут мое внимание привлек стоявший недалеко от молочной бочки пожилой мужчина, лицо которого в лучах утреннего солнца казалось немного синеватым. По всему видать, что приезжий: короткая куртка мехом наружу, на поясе длинный тесак, высокие сапоги. С шеи на цепочке с толстыми металлическими звеньями свисал амулет в виде вписанной в круг восьмиконечной звезды. Нет, точно не он.

Неужели показалось? Ведь почувствовал же чей-то взгляд.

Вот оно! Присевший на корточки завязать шнурок поджарый парнишка был определенно мне знаком. Как его… Коста? Случайно коммунар на меня наткнулся или как?

Коста завязал шнурок и, не взглянув в мою сторону, встал в очередь за молоком.

— Что с тобой? Заснул? — дернула меня за рукав Вера. — Пошли.

— Пошли, — согласился я. — Пошли…

И чего коммунару от меня понадобилось? Или это случайная встреча? Ага, да скорее рак на горе свистнет, чем Коста молоко по утрам покупать начнет. Ладно, надеюсь, никого больше из этой шайки никогда не встречу.

Мы дошли до начала проспекта и уже свернули к пропускному пункту, когда стал слышен гул толпы. Изредка его перекрывали неразборчивые выкрики в громкоговоритель. Митинг там, что ли?

— Эй, уважаемый, что стряслось? — окликнул я мужика, катившего перед собой тележку с обрезанной и укрепленной полосками жести коробкой из-под холодильника. Тот только махнул рукой и выматерился. Это что за дела еще?

Решив не выяснять отношений, я поправил врезавшиеся в плечи лямки рюкзака и зашагал быстрее. Ничего, скоро сами все увидим, до пропускного пункта метров полтораста осталось. Вот сейчас комендатуру обогнем и пришли уже. Но ситуация начала проясняться даже раньше, чем я надеялся.

На углу кучковался десяток бойцов комендантского взвода в полной боевой выкладке: шлемы с пока еще поднятыми зеркальными забралами, бронежилеты, высокие щиты со вставками из бронестекла, телескопические дубинки, колдовские жезлы "Слезогона" и "Забвения", короткие пистолеты-пулеметы.

На другой стороне улицы на тротуаре припарковался автобус Дружины со вставленными вместо окон листами фанеры и синей полосой по всему борту. Два дружинника от нечего делать развлекались, обыскивая то ли в умат пьяного, то ли обдолбанного парня. Тот тупо мотал головой и никак не мог понять, чего от него хотят.

— Что происходит? — обеспокоенно спросила Вера.

— Сейчас все сами увидим, — тяжело вздохнул я, предчувствуя, что ничего хорошего нас впереди не ждет.

И действительно, разворачивавшиеся на площади между зданием комендатуры и пропускным пунктом события относились к разряду тех, про которые так и хочется сказать: "глаза бы мои на это не смотрели".

Длинная очередь желавших покинуть Форт огибала площадь по правому краю, счастливчики, сумевшие проехать через ворота из-за городских стен, пробирались с левой стороны, а прямо посередине кое-как сдерживаемая солдатами гарнизона и дружинниками бурлила толпа человек в двести—триста. Точнее, не человек, а уродов. Перекошенные фигуры, изувеченные лица, неестественно резкие движения, сочащиеся слизью гнойники, вывернутые суставы и скрюченные конечности ясно на это указывали. Да еще и лозунги скандируют подстать: "Мы тоже люди!", "Позвольте нам жить!", "Мы не виноваты!". Кроме вполне понятных призывов над толпой качались картонки с надписями типа: "Не трогайте наш дом!", "Наш дом — наша жизнь" и "Нет геноциду".

Оставляя свободным только путь для отступления к проспекту Терешковой, толпу с трех сторон ограничивали выставленные железные ограждения. Конечно, уродам не составило бы труда снести сваренные из нетолстых железных труб конструкции, но сразу за ними выстроились шеренги дружинников и бойцов гарнизона, которые только этого и ждали.

— Разойдитесь, немедленно разойдитесь, — монотонно бубнил вышедший на балкон комендатуры офицер гарнизона. — Проведение митинга не согласовано с Городским советом и мешает нормальному дорожному движению. Разойдитесь, иначе будут применены спецсредства.

Спецсредства — это запросто. А самое верное спецсредство, которое находится на вооружении у сил правопорядка — это дубинки. И большинство этих самых сил уже не прочь ими воспользоваться. Особенно те, кто в первых рядах оцепления. Спецсредства — это как не фиг на фиг. А вот мозгами пошевелить…

Толпа ответила на призыв свистом. Сначала вразнобой, а потом в едином ритме уроды начали скандировать: "Оставьте нас в покое!", "Оставьте нас в покое!", "Оставьте нас в покое!".

— Нам бы к воротам, — показал я стоявшему в оцеплении с краю младшему командиру Дружины бляху и тут к нам подскочил одетый в рваное пальто урод.

— Оставьте!.. — проорал он прямо мне в лицо.

Сморщившись от тошнотворного запаха, я свободной рукой несильно пихнул его в гипертрофированную челюсть, и он повалился на землю.

— НАС!

— Проходите быстрее, — рванул меня за рукав дружинник, и мы с Верой в обход очереди начали пробираться к воротам.

— В ПОКОЕ!