Чтение 25–й страницы книги ~Чистовик~

– Ну так как? Дадите на такси?

– Дадим, – сказал отец. – А то оставайся? У меня коньячок есть, выпьем еще по рюмочке…

– Данила! – В голосе мамы прорезался металл. – Это еще что за полуночный алкоголизм?

– Я как врач утверждаю, от рюмки коньяка перед сном…

– Он уже свою рюмку выпил! Кирилл, я сейчас деньги принесу. Может, проводить тебя? Или вызвать такси?

– Мам, ну со мной же Кешью, кто нападет на человека с таким свирепым охранником! – взмолился я. – А вызывать… ну их, я на улице поймаю, в два раза дешевле доеду…

Как ни странно, но ссылка на Кешью их успокоила. Хотя, конечно, главным способом защиты хозяина у Кешью было бы зализывание врага до смерти.

На улицу я вышел в своей старой куртке, которую разыскала мать, сообразив, что я «в одной ветровочке». Еще и пришлось выслушать лекцию о том, как легко потерять здоровье и как важно его беречь. На мой взгляд, куртка Дитриша вполне бы сгодилась добежать до дороги и поймать тачку, но я спорить не стал.

Кешью, сообразив, что мы идем домой, радостно рвался с поводка. Я стоял в круге света от фонаря и держал поднятую руку. Мне что-то не везло, машины проносились мимо, никто не хотел подзаработать.

Наконец, взвизгнув тормозами, остановился потрепанный «жигуль». Я приоткрыл дверцу – и расхохотался.

– О, постоянный клиент! – весело сказал водитель-кавказец. – Садись!

– Я с собакой, ничего?

– Ничего, собака тоже человек. Садись.

Я сел в уютное прокуренное тепло, впустив Кешью на заднее сиденье и строго велев лежать.

– Там тряпка валяется, лапы ему оботри, – сказал водитель. – Хорошая собака. Породистая?

– Ага…

Перегнувшись назад, я вытирал Кешью лапы. Машина уже ехала.

– Тебе в Медведково, да? Как ты, проблемы свои решил? Помню, ты по всему городу мотался, беда какая-то случилась, да?

– Было дело, – согласился я. – Да и не решил ничего, если честно. Так, решаю…

– Всех проблем не решить, – философски сказал водитель.

Я достал сигаретную пачку. На дне болталось две папиросы.

– Будете? – спросил я. – Табак простой, но издалека привезенный. У нас не достать.

– Угости, если не жалко.

Кешью сзади чихнул, высказываясь и о курении вообще, и о курении папирос в машине.

– Хороший табак, – вежливо сказал водитель. – Крепкий.

– Да, пожалуй, это можно сказать, не кривя душой… – согласился я. – Как у вас дела-то идут?

– Резину поменял, – похвастался водитель. – Хотел зимнюю ставить, а потом решил универсальную. Зимы-то сейчас какие, теплые зимы… Кручу баранку, вот и все дела.

– Такова функция, – задумчиво сказал я.

– Э, разве это моя функция? Думаешь, если человек с Кавказа, он или на рынке торгует, или руль крутит? Я инженер-гидромелиоратор. Успел институт окончить. А так все сложилось… – Он помолчал. – Не я решил, поверь. За меня все решили большие толстые дяди. Что ж, буду руль крутить. Тоже работа.

– Тоже работа, – согласился я. – И раздавать приказы – тоже работа…

– Это все не главное. Главное, это жить. Ты парень молодой, думаешь, у тебя впереди вечность. А главное все-таки жить. Живой осел важнее дохлого льва.

Я молчал. Кешью возился на заднем сиденье.

Если я умру, как тяжело ему будет.

Не говорю уж, как плохо будет родителям.

А у Коти – только Иллан, да и то… он подруг всегда менял как перчатки.

Говорят, что от судьбы не уйдешь.

Правда, некоторые считают, что человек – сам творец своей судьбы.

А вот я думаю, что все они правы.

Человек – это и есть судьба. Всегда есть то, что ты можешь изменить. То, через что способен перешагнуть. А есть и то, что никогда не совершишь. На что не способен. Хоть о стену головой бейся.

Я читал несколько книжек, где авторы доказывают, будто человек способен на все. Помести его в соответствующую обстановку – так он будет и говно жрать, и горла грызть. Некоторые очень убедительно это доказывают. Только мне все равно кажется, что такие книжки доказывают лишь одно: именно этот человек готов и жрать, и рвать. Иначе все неправильно. Иначе все зря.

Поэтому я всегда любил плохие книжки. Те, в которых говорится, что человек даже лучше, чем он сам о себе думает.

Я сидел на кухне, курил, пил кофе чашку за чашкой. Вредно для сердца, наверное. Но чего мне бояться, пока я в процессе выбора? И уж тем более когда стану функционалом-куратором.

Ну а если не стану – то мне уже никогда не придется заботиться о здоровье.

Телефон лежал передо мной на столе. Кешью, потеревшись некоторое время на кухне, понял, что полуночная закуска ему не светит, и ушел спать на мою кровать, подальше от света и курева.

Если у тебя под окнами чадит завод, то можно переехать туда, где нет заводов. Или добиться, чтобы завод закрыли.

Но если отрава разлита в воздухе, если ни в горах, ни на острове посреди океана от нее не спрячешься? Если ее выделяет все вокруг? Если она всех устраивает, как галлюциногенный воздух Нирваны несчастных ссыльных?

Тогда что остается?

Прекратить дышать.

Или притерпеться.

Наверное, я сейчас и впрямь силен. Если уж сумел одной пулей уложить не-ангела, древнего и сильного функционала. Если отвесил плюху почтальону, если не обратил внимание на потуги полицейского. Да еще и весь наш мир зависит от моего благополучия, так что уничтожать меня рискованно.

Наверное, я справлюсь с Котей.

И займу его теплое местечко. Буду захаживать на Тибет, как к себе на кухню. Прыгать из мира в мир, путешествовать, отдыхать. Работа-то непыльная. Так, перекинул распоряжение от одних функционалов другим, и можно дальше бездельничать. Займусь каким-нибудь коллекционированием. Начну писать детективы или философские трактаты.

Заскучаю – отправлюсь на родину функционалов, на Землю-шестнадцать. Интересно, почему они все-таки дали ей номер, да еще и такой странный? Для маскировки от слишком любопытных таможенников? Или в порядке миров Веера есть какая-то непонятная мне гармония? Возможно…

Вулканические пустыни меня мало интересуют, а вот музей с его крылатым хранителем – дело интересное.

А уж все на свете наскучит – напрошусь в Аркан. Буду менять другие миры. Вдруг получится сделать лучший? Такой, где никому не нужны будут функционалы. Где все будет хорошо.

В конце концов, другого выхода нет.

Я смотрел на телефон и твердо знал, что Котя тоже сейчас не спит. Ждет моего звонка. Надо достать бережно сохраненную бумажку и набрать длинный номер спутникового телефона…

Телефон звякнул.

Я схватил трубку, нажал «прием». Медленно поднес к уху.

– Алло! Не разбудил тебя?

– Нет, – ответил я. – Сижу, кофеем балуюсь.

– Мне тоже не спится, – утешил меня Котя. – Сижу, дурью страдаю. Сочиняю стихи.

– Лирические или торжественные?

– Сатирические. Про то, как старику-ветерану Василию Теркину прислали повестку в армию. Вот слушай… «Развернул. Читает громко Несгибаемый солдат: «Прибыть вам, Василий Теркин, Завтра в райвоенкомат!» Отложил бумагу Теркин, Посмотрел из-под очков. – Что же с Родиной случилось, Раз зовете старичков? Мнется лейтенант безусый, Покрасневший от стыда: – Видно, злая опечатка Затесалася сюда. Вам по ведомостям нашим Восемнадцать стукнет лет… Рассмеялся Вася Теркин, Мой любимый древний дед: – Эх, мальчишки, эх, дурите, Ваш компьютер оплошал. Сто добавить не хотите? Лейтенантик задрожал».

– Смешно, – сказал я. – Поздравляю с открытием новой развлекухи. Чего звонишь-то?

– Ну а чего бы и не позвонить? Кому мне еще звонить? Иллан будить, так она юмора не оценит, не слыхала она ни про какого Василия Теркина… – Он замолчал. Потом деловито спросил: – Ну, ты выбрал? Чего тянуть-то?

– Это тебе «чего тянуть». А я еще молодой, мне каждый день в радость.

– Да, это я не подумал, – согласился Котя. – Но все равно как на иголках тут сижу…

– Тут – это в твоей Шамбале? Хорошо слышно, только чуть задержка…

– Ага. Хочешь – заходи. Объявим временное перемирие.

Я посмотрел в окно. Светало.

– Нет, ты прав. Нечего тянуть резину. Давай так… сегодня в полдень. Только место какое-нибудь такое, непафосное…

– Давай. Городская свалка устроит?

– Все остришь… Давай за городом, по дороге на Медвежьи озера, где в прошлом году Виталькин день рождения отмечали.

– Ну это совсем уж скучно, в грязном чистом поле, как два богатыря… Там сейчас все раскисло и сплошные колдобины. Давай у тебя во дворе, где закрытый детский садик. Там маленький внутренний дворик, со стороны никто не увидит.

– Там же вечно алкаши квасят.

– Почему алкаши, мы тоже с тобой там квасили. Будет кто мешать – на пинках выгоним. Что нам, кабанам?

Я посмотрел в окно. Закрытый лет пять назад детский сад – трехэтажное здание в форме квадрата. Наверное, чтобы малышам было где гулять, если сильный ветер.

– Неудобно как-то, – сказал я. – Говорят, рождаемость сейчас повысилась, его ремонтировать хотят и снова запускать.

– Ну и что? Кто останется, тот приберет за собой. Опять же, тебе близко.

– Давай, – согласился я. – Это и впрямь не пафосное место.

– Тогда выбирай оружие.

Я подумал, рассеянно оглядывая кухню.

– Давай на ножах.

– Ты на кухне сидишь, что ли?

– Ага.

– Кирилл, – осторожно сказал Котя. – Это не лучший выбор. Ты нож-то в руках давно держал?

– Недавно. Две недели назад на этой кухне акушерку Наталью им тыкал.

– Да, извини. Но я хочу предупредить, мне доводилось…

– Я догадываюсь.

– Тебе принести?

– Нож? Спасибо, у меня есть.

– Тогда… тогда в двенадцать?

– Договорились.

Я прервал связь. Взял еще одну сигарету, покрутил в пальцах. В горле саднило, я вернул сигарету в пачку.

Вот как все просто. Все очень просто.

И близко, ходить далеко не надо.

И оружия полон дом.

Впрочем, надо будет взять подаренный Дитришем нож. Ему было бы приятно, да и нож такой серьезный…

Я поставил будильник в телефоне на одиннадцать, выключил свет и с телефоном в руках пошел в комнату. Кешью сонно гавкнул при моем появлении, я пихнул его, сгоняя с подушки в ноги, лег и тут же заснул.

Проснулся я, конечно, только в четверть двенадцатого, да и то не от терпеливо пищащего телефона, а от вылизывающего меня Кешью. В квартире было холодно, батареи грели едва-едва, а я еще и на кухне оставил окно открытым, вонь выветрить. Закрыв окно, сменил собаке воду и насыпал полезного для здоровья «Хиллса», чему Кешью вовсе не был рад. У родителей небось кормился вредными и вкусными кусочками с человеческого стола…

Пока Кешью неохотно завтракал, я принял душ, с удовольствием смывая остатки сна. Японский мятный шампунь пробудил меня окончательно. Заглянув на кухню, где стало потеплее, я достал из холодильника кусок окаменелой от старости копченой колбасы, отчекрыжил несколько ломтиков и сжевал, запивая чаем. Кофе в глотку уже не лез.

Без двадцати двенадцать я написал короткую записку родителям. На всякий случай. О том, что со мной все в порядке, но я вынужден срочно уехать и вернусь не скоро. Потом по-быстрому выгулял Кешью у самого подъезда, заслужив очень неодобрительный взгляд соседки Галины Романовны, возвращающейся из магазина. Ну что поделать, вот такая я свинья… Раздосадованные подвывания Кешью, который рассчитывал на полноценную прогулку, расстроили меня гораздо больше.

А когда я впихнул его в квартиру, он вдруг замолчал и посмотрел на меня так тоскливо, что я вернулся, присел, потрепал мохнатые уши и сказал, что он самый лучший в мире пес. И что я к нему обязательно вернусь. Постараюсь.

Заодно я взял и спрятал под курткой нож, о котором совсем забыл.

Без трех минут двенадцать я протиснулся в знакомую мне дыру в заборе детского садика и прошел во дворик. Туда вела одна-единственная арка, когда-то закрытая на решетку, но ее давно уже сорвали с петель местные алкаши.

Коти еще не было.

Это хорошо. Было бы неудобно явиться позже. Мне-то через двор пешочком пройти, а ему с Тибета телепортироваться…

Я обошел бетонированный дворик. Посидел на крошечной скамеечке. Поглазел на маленькие сломанные качели, на невысокий баскетбольный щит. Кольцо у щита было отломано, на щите краской была намалевана страхолюдная рожа и написано «Борис – казел». Я потрогал букву «а», посмотрел на палец, хмыкнул. Неуютное тут место для прогулок детишкам. А вот для выпивки удобное, по углам валяются разбитые бутылки, смятые пластиковые стаканчики и целые залежи скуренных до фильтра сигарет. Я тоже закурил. Первая утренняя сигарета казалась даже вкусной.

Слабо хлопнуло.

Я обернулся и посмотрел на стоящего в центре дворика Котю.

Он очень стильно выглядел.

Какой-то старинный мундир. Белые отутюженные брюки с золотым шнурком в швах, что-то вроде френча, тоже украшенного золотой шнуровкой, из-под полы выглядывают ножны. Очки, конечно, он надевать не стал.

– Ты кури, – найдя меня взглядом, сказал Котя. – Я подожду.

Я кивнул, торопливо докуривая. Затушил окурок, встал, отряхнул джинсы и подошел к Коте ближе. Встал метрах в трех. Сказал:

– Эффектно выглядишь.

– Вначале я хотел бы дать тебе пару советов, – сказал Котя. – Первое. Постарайся заранее смириться с тем, что твои друзья и родные будут умирать. Наша жизнь длится много дольше, даже если ты будешь пользовать своих близких у докторов-функционалов. Второе. Раз в десять—двадцать лет устраивай себе небольшие каникулы. На полгода-год. Где-нибудь на чужой войне, романтичной и старомодной. Вероз для этого идеален… кстати, это мундир островного города-государства Фальд, рекомендую. Третье. Ты не сможешь всегда оставаться самим собой. Придумывай себе временами новую биографию, новую судьбу. И старайся в нее поверить. Так, чтоб в печенку въелось. Чтобы сам себе верил. У меня получалось. Иначе отрастишь крылья, и меч к руке прирастет, вообще человеческий облик потеряешь… Четвертое. Постарайся овладеть самыми разными видами оружия. От морского кортика и до… не знаю, что где навыдумывали. До боевого лазера, короче.

– К чему это? – спросил я.

– К тому.

Сам Котя даже не шелохнулся – только одна рука скользнула вниз, в ней будто из ничего возник длинный острый кинжал, взмах – серебристая молния со свистом прошла у меня над головой.

Я обернулся.

Рукоятка кинжала (или кортика?) торчала из глаза намалеванного на щите «Бориса».

– Я не буду с тобой драться, – сказал Котя. – Я не святой, к сожалению. Если здесь сложить всех, кого я когда-то убил, то нам бы не хватило места. Но я не стану с тобой драться. Да еще на ножичках. Это смешно. Я шел тебя убивать, но вот… решил.

– Позер ты, Котя, – сказал я. – Краска на щите свежая. Ты утром это намалевал, после нашего разговора. Да и буква «а» в слове «козел» – это уже перебор.

Котя досадливо махнул рукой.

– Ну и пусть. Тебе-то что? Говорю – не буду я драться. А если утрачу функцию – стану обычным человеком и скоро сдохну. Мне хоть в лоб, хоть по лбу!

Я достал и подкинул в руке свой нож. Развернулся и бросил. Лезвие пронзило второй глаз «Бориса».

– На самом-то деле, – сказал я, – еще неизвестно, как бы все повернулось. Я же в неустойчивом состоянии. Я ходячий локальный хроноклазм, человек, которого выдернули из мира, но мир внезапно стал очень сильно упираться… Так что не надо ля-ля. Но у меня есть к тебе другое предложение.

– Какое? Скажешь, что готов уйти с Земли? Кирилл, я никогда не поверю! И дело не в том, что тебе наша Земля так нравится. Ты просто упертый, ты не терпишь, чтобы тебя принуждали!

– Допустим, с Земли я не уйду. Но и на твое место не претендую. У меня процесс выбора решения… так вот я сделал свой выбор.

Я стянул с пальца кольцо – остаток своей таможенной башни. И бросил его на землю.

– Кирилл, это просто кусочек железа, оно ничего не значит!

– Понимаю. Но это символ. Я от вас отрекаюсь. Вы мне надоели. Все вы: таможенники, кулинары, полицейские, кураторы. Идите вы лесом! Я – человек, и у меня нет функции!

– И ты хочешь сказать, что вернешься в свой «Бит и Байт», станешь пацанам видеокарты подороже впаривать? – недоверчиво спросил Котя.

– Нет, наверное. Меня небось уже уволили за прогул. Восстановлюсь в институте.

– Зачем? – поразился Котя.

– Выучусь на инженера, построю ракету и улечу от вас к чертовой матери!

– Ага. А ночами станешь вагоны разгружать, чтобы у родителей на шее не сидеть.

– Ну, можно без крайностей. Я все-таки в железках разбираюсь. Пойду в какую-нибудь интернет-контору, буду вечерами в техподдержке работать. Вон «Корбина» по всей Москве сети тянет, к ним устроюсь…

Котя примиряюще развел руками.

– Подожди! Подожди, Кирилл! Ты сейчас на взводе, оба мы взволнованы и напуганы. Конечно, ты все можешь. И в институт свой можешь вернуться, и по телефону глупым пользователям советы давать: «А теперь откройте папку «Ваши подключения»…» Но это же несерьезно! Ты никогда на самом-то деле этим не удовлетворишься! Понимаешь? Ты из себя функционала не вытравишь, рано или поздно схватишься за голову – и начнешь меня искать. И найдешь, потому что все к тебе вернется! Так зачем оттягивать неизбежное? Ты в функции, я вижу! Ты снял кольцо, произнес громкие слова, но ты не стал обычным человеком!

– Похоже, мне остается только одно, – сказал я. Отошел к баскетбольному столбику. Примерился. Закопан неглубоко, пятьдесят сантиметров вниз, на конце цементный ком…

Я взялся поудобнее и вырвал столбик из асфальта.

– Вот так, – сказал Котя удовлетворенно. – Вот так. Я же говорил…

С двухметровой металлической трубой наперевес (на одном конце болтается цементная глыба, на другом деревянный щит с воткнувшимися ножами) я пошел к Коте.

Тот терпеливо ждал. Наверное, он действительно собирался не сопротивляться, и это меня тревожило.

Я вскинул трубу – и обрушил ее на Котю.

В последний миг он все-таки не выдержал. Прыжком ушел из-под удара, перекатился по асфальту, перепрыгнул через скамейку. Выкрикнул: