- Терпение, - сказал Грэм.
Сквозь распахнутое окно в комнату донеслись голоса. Послышался треск.
- Боже. Что?..
- Не волнуйся. Просто еще один подарок. Я нанял команду, чтобы они
установили снаружи горячую ванну. Эти люди не знают о твоем присутствии.
Но если бы даже и знали, то им можно доверять - они частенько на меня
работали. Ванна или, точнее, горячий бассейн, снабжен водозавихрительным
приспособлением. Так что ежедневно, после упражнений, потоки горячей воды
будут успокаивать твои ноющие мышцы.
Сэвэдж - все еще размышляющий о судьбах Камичи и Акиры - вспомнил о
японском обычае отмокать в чуть ли не кипящей воде.
- Спасибо, Грэм.
- А кроме того, водные процедуры хорошо отражаются на восстановительных
способностях организма.
- Ты, как всегда, находчив.
- Продолжай сжимать мячи"bans (англ.) - мячи и яйца. Игра слов".
Сэвэдж расхохотался.
- Отлично, - сказал Грэм. - По крайней мере, с чувством юмора у тебя все в
порядке.
- Правда, вот смеяться не над чем.
- Ты о боли или о Камичи и Акире?
- И о том, и о другом.
- Я надеялся, что мыслей об отставке не осталось.
- Кто напал, Грэм? Почему? И еще, ты всегда говорил, что обязательства
защитника по отношению к клиенту не заканчиваются со смертью последнего.
- Но человек по имени Филипп Хэйли освободил тебя от всех обязательств. И
сообщил, что будет проведено расследование, и напавшие на Камичи будут
казнены. Гарантировал, что твой принципал будет отомщен. Более того,
сказал, что твое вмешательство лишь помешает исполнению приговора.
- А что если Хэйли постигнет неудача?
- Значит, на него падет позор. Твоя единственная забота сейчас -
выздоравливать. Отдыхай. Спи. Надеюсь, что сны у тебя покойные.
- Скорее покойницкие.
22
Медленно, заставляя себя преодолевать мучительнейшую боль, Сэвэдж
научился-таки сгибать колени и локти. После агонии, продолжавшейся многие
дни, он сумел поднять ноги и сесть. Первые попытки ходьбы с костылями
кончились весьма плачевно: он чуть не упал - сиделка едва успела его
подхватить.
Сэвэдж попросил охранника прикрепить к потолку над кроватью гимнастические
кольца и старался до них дотянуться, а затем с их помощью слезть с
кровати. Возрастающая сила рук помогла крепче держать костыли. И вот
наконец ноги начали терять ощущение одеревенения. Сэвэджа распирало от
гордости в тот вечер, когда, не позвав сиделку на помощь, смог дотащиться
до туалета и помочиться самостоятельно.
Каждый день он благословлял Грэма за драгоценнейший подарок - горячую
ванну. Отмокая в бурлящей, исходящей паром, воде, он старался
сосредоточиться и изгнать из мозга все дурные мысли, ища внутреннюю
стабильность. Но воспоминания об Акире и Камичи не давали покоя, и жгучий
стыд пронизывал его существо, как и ярость на тех, кто убил принципала.
Боль, которую он испытывал со дня нападения в горном отеле, казалась ему
недостаточной епитимьей за поражение, которое он потерпел в качестве
защитника. И Сэвэдж решил наказывать тело с такой жестокостью, чтобы
физическая мука не затихала ни на секунду.
Снова приехал Грэм и опустил свое дородное "я" в шезлонг, стоящий рядом с
лоханью, в которой отмокал Сэвэдж. Его костюм-тройка и темные очки
"Рэйбан" не вязались с окружающей сельской действительностью.
- Так, значит, твой отец служил в ЦРУ. Сэвэдж дернул головой, пронзительно
посмотрев на своего учителя.
- Этого я тебе никогда не говорил.
- Верно. В первую встречу ты ушел от разговора о нем. Но я надеюсь, ты не
думал о том, что я вот так, запросто, оставлю висеть вопрос в пустоте?
Мне, разумеется, пришлось, прежде чем взять тебя в ученики, сделать
тщательнейшую проверку твоего прошлого.
- Впервые за все это время, Грэм, ты меня здорово рассердил.
- На самом деле я не должен был говорить тебе о том, что сделал. Я бы не
стал рисковать, раскрывая подноготную, если бы на это не было определенных
оснований.
Сэвэдж поднялся из ванны.
- Погоди-ка... Я сейчас подам тебе костыли.
- Да пошли они - не волнуйся. - Сэвэдж схватился за ограждение. Его тощие
ноги задрожали. Мелкими, осторожными шагами он пересек помост и уселся в
шезлонг рядом с Грэмом.
- Впечатляет. Я и не знал, что ты достиг таких успехов.
Сэвэдж гневно посмотрел на него.
- А отца я упомянул потому, что он имеет прямое отношение к твоему решению
уйти в отставку. Тысяча девятьсот шестьдесят первый. Куба.
- Что с того?
- Болезнь Бухты Свиней.
- Что с того?
- Работая на ЦРУ, твой отец был одним из организаторов высадки
американского десанта. Но администрация Кеннеди здорово перетрухала. И
изменила план. Вторжение - увязшее в болоте - стало катастрофой. Белый дом
не стал признавать свои ошибки. Следовало кого-нибудь обвинить во всех
несчастьях. Какого-нибудь чиновника ЦРУ. Козла отпущения, настолько
лояльного к власти и службе, чтобы ему и в голову не пришло поставить все
точки над "i" и отослать людей к истинным виновникам провала.
- Моего отца.
- На его голову обрушились все громы и молнии господни. Это публично. На
самом же деле за молчание он получил довольно приличное вознаграждение.
- Мой замечательный отец. - Голос Сэвэджа стал совсем глухим. - Он так
обожал свою страну. Превозносил и чтил обязательства, данные ей. Я-то был
мальчишкой. И не мог понять, почему он вдруг стал все дни сидеть дома.
Ведь обычно он бывал таким занятым. Ни минуты свободной. Все время в
поездках. Можешь себе представить, что когда он прилетал, то старался
наверстать все то, упущенное... Задавал вечеринки. Ходил со мной в кино.
Покупал пиццу. В общем, обращался со мной по-королевски. "Я люблю твою
мать, - говорил он. - Но гордость моя - это ты". И вдруг все изменилось.
Дальше - больше. Ему больше некуда было стремиться, некуда спешить, нечего
делать, и он все время только пил пиво и сидел перед телевизором. Затем
пиво заменил бурбоном. Потом отказался от телевизора. И, наконец,
застрелился.
- Прошу прощения, - сказал Грэм. - Воспоминания, видимо, тебя сильно
тревожат. Но выбора у меня не было. Я обязан тебе напомнить о твоем
прошлом.
- Обязан? Грэм, да я теперь больше чем рассержен. Я начинаю тебя просто
ненавидеть.
- На то есть причина.
- И хорошо бы ей быть по-черт-побери-основательнее!
- Твой отец сдался. Признал свое поражение. Это не самокритично. Без
сомнения, он очень хорошо взвесил все "за" и "против". Но отчаяние
превозмогло здравый смысл. В Японии суицид является благороднейшим выходом
из безвыходной ситуации. Но в Америке это считается позором. Не хочу
показаться неуважительным, но, узнав годы назад о твоем прошлом, я был
несколько встревожен тем, что ты, чувствуя собственную ответственность за
смерть отца, решил присоединиться к наиболее крутому военному
подразделению Соединенных Штатов. К SEALs. И я спросил себя: почему? И
пришел к выводу... пожалуйста, прости... что ты стараешься таким образом
компенсировать смерть отца, его неспособность вынести поражение.
- Достаточно.
- Нет, не достаточно. Когда я узнал о твоем прошлом, я спросил себя: "А
стоит ли подобный кандидат - по всем меркам несомненно достойный - того,
чтобы стать защитником?" И пришел к выводу, что твое намерение преуспеть
там, где провалился отец, чтобы вымарать из памяти малейшее об этом
воспоминание, будет самым побудительным из возможных побудительных
мотивов. Потому и принял тебя в ученики. И теперь могу сказать, что еще
совсем недавно боялся, что ты покончишь с собой, пойдя по стопам отца и
признав уже свое поражение. И заклинаю тебя не впадать в панику. Несколько
лет назад ты сказал: "В мире столько боли". И был совершенно прав. Да.
Столько жертв. Людей, нуждающихся в твоей помощи.
- А что случится, если помощь понадобится мне самому?
- Я тебе ее предоставлю. К следующей субботе, надеюсь, твое мировоззрение
сильно изменится.
23
Сэвэдж принялся работать над собой с удвоенной энергией, и не потому, что
хотел ускользнуть от отчаяния, а чтобы наказать за причину, которой
отчаяние было вызвано: провал защиты Камичи. К тому же боль и усталость
позволяли компенсировать шок утраты от воспоминаний об отце.
Но в SEALs, а затем и в защитники, я пошел вовсе не потому, что хотел
компенсировать его смерть, думал он. Я делал все это, чтобы проверить
себя, чтобы мой отец - пусть он и мертв - мог бы мной гордиться. Хотел
показать всей этой сволочи, загнавшей отца в угол, что он научил меня
стойкости.
А может быть, все это действительно оттого, что я хочу вычеркнуть из
памяти проигрыш отца, и Грэм таким образом опять оказывается прав. Прав
еще и потому, что, как и отец, я в проигрыше.