- Естественно, не о своей жене.
Таллер прикусил губу. На зеркальцах фарфоровых зубов заиграли зайчики
от хрустальной люстры, висевшей над столом.
- Я, наверное, от ревности подохну. И с кем, сучка,
связалась...Мелюзга, завмаг, у которого машина 1990 года выпуска...Туфли за
тридцать долларов, хотя не в этом дело. Она же, дрянь, меня предала и я ее
за это... - Таллер сжал кулак и ударил по столу.
Возникшая пауза не вызвала неловкости - мужской разговор...
- Брось, Феликс, не ты первый и не ты последний, кто играет в такую
геометрию. Плюнь и разотри.
- Но прежде я ее, заразу, сотру в порошок, а из лавочника сделаю
гамбургер! Между прочим, готовый донор, а, Веня?
- Перестань! - Брод взял Таллера за руку. - Сейчас ты не можешь
адекватно оценивать эту ситуацию. Во-первых, ты под парами, а во-вторых,
мешают наши мужицкие амбиции...
- Чепуха! Древние германцы всегда по пьянке принимали важные решения, а
наутро, представь себе, с похмелья, их утверждали...Если сходилось, значит,
решение было принято верное. Вернее не может быть...
Таллер хмелел на глазах. Он сорвал с аппарата телефонную трубку и,
сбиваясь, стал набирать номер.
- Ах, какая мразь! - кричал он в трубку своему охраннику. - Ты, Паша,
только не спускай с них глаз, мне надо найти их гнездо.
Брод попытался шефа урезонить, но Таллер, расхорохорившись, теряя
солидность, продолжал накачку:
- Я ведь ей говорил - хочешь свежего мяса, поезжай в Сочи или в Ниццу,
но только не у меня на глазах...Ладно, Паша, действуй, завтра доложишь...
Размашистым движением Таллер кинул на рычаг трубку и так же широко
налил себе в фужер коньяка. Брод понял: день для него потерян и шефа надо
будет самому доставлять домой.
Через пять минут голова Таллера уже лежала на столе. Его курчавая с
проседью шевелюра подрагивала в ритм хмельного дыхания. Брод собрал со стола
посуду и отнес ее в приемную. Потом они с охранником отвели Таллера вниз, в
машину, и Брод повез на своей "ауди" его домой.
Таллер жил на Поварской улице, в особняке, облицованном красным
мрамором, с большими арочными воротами, на столбах которых поблескивали
старинные фонари. С осенью внутренний дворик, утратив свое очарование, стал
как бы просторнее и менее уютным.
Их встретила высокая, плоская женщина со следами былой красоты. На лице
- застывшая покорность. Брод давно не был в этом доме и потому крайне
удивился обилию картин, висевших в роскошных старинных рамах. Вокруг
чувствовались следы евроремонта - светло-розовый интерьер прекрасно
гармонировал со стильной, кремовых тонов, мебелью.
Уходя, Брод подошел к телохранителю и попросил того передать утром
Таллеру, что все было в порядке, в пределах...
Оставшись наедине с собой, он почувствовал облегчение. Слева мелькали
машины, справа тянулись полные людей тротуары. Город жил по своим законам,
которые каждую минуту кто-то нарушал.
Брод мысленно воспроизвел их разговор с Таллером, и подумал, что его
шеф отнюдь не "железный Феликс" , каким он себя постоянно демонстрировал в
глазах окружающих. "Это, конечно, его проблемы, - рассуждал Брод, - но
ревность его может очень далеко всех нас завести".
Сделав в магазине кое-какие покупки, он направился в Ангелово. Кругом
лежала раскисшая от дождей земля, и шины, попирая мокрый асфальт, издавали
звук, похожий на шум ливня. Захотелось уюта, и он обрадовался, когда узнал,
что в доме кроме Галины и охраны никого больше нет. Карташов с Одинцом
переехали на квартиру последнего...
Галину Брод нашел в ванной комнате - она стирала колготки и бюзгалтера.
Он поцеловал женщину в шею и ощутил легкий аромат ее любимых сандаловых
духов...
- Сейчас достираю и приду, - сказала Галина, не удостоив его взглядом.
Он спустился вниз, переоделся и пошел в душ, который находился рядом с
кухней. В душевую вошла Галина и, скинув тапочки и халат, встала под струи
воды. Они прижались друг к другу...
Брод стоял перед зеркалом и расчесывался, когда раздались сигналы
сотового телефона. Он подошел к висевшему на вешалке халату и достал из
кармана трубку. Услышал густой знакомый баритон. Это был Таллер.
Договорились о встрече на следующий день, в офисе шефа. "С такими голосовыми
связками только обедню служить", - подумал Брод о Таллере и прошел в
столовую.
После выпитого коньяка и внеурочного секса аппетит у него был зверский.
И прежде всего он открыл баночку с мидиями и вместе с чешским пивом
моментально ее опустошил. Вскоре на столе задымились парком его любимые
баварские сосиски, которые Галина принесла в большом фарфоровом блюде, с
краев которого свисали пучки кинзы и зеленого лука...
Падение черного берета
Продуктами Карташов загрузился в Елисеевском супермаркете. Всего в
списке числилось тридцать два наименования, однако одно из них осталось
незачеркнутым. В самом богатом и самом престижном магазине Москвы не нашлось
любимого лакомства Брода - обыкновенной кильки в винном маринаде.
Погрузив покупки в машину, он подошел к лотку и купил стаканчик
мороженого. Чтобы не мозолить глаза, залез в кабину, но не тронулся с места
пока не доел "пломбир" и не выкурил после этого сигарету.
К метро "имени Татаринова" он подъехал около двух часов. Своего
товарища он увидел сидящим за книжным развалом на подставке, единственная
его рука лежала на культяшках ног и держала завернутый в серую бумагу беляш.
Когда Карташов подошел и сказал : "Кот, здравствуй", Татаринов живо взглянул
на него и поднял руку с беляшом.
- Салют, брат! - ответил он. Его светлые короткие волосы, спутанные
ветерком, торчали в разные стороны.
- Ты можешь ненадолго отлучиться со своего рабочего места? - спросил
Карташов.
- На час-полтора... Сейчас без пяти два... - он быстро стал засовывать
беляш в карман камуфляжа.
- Не спеши, я сейчас подгоню машину.
Нес он его, как носят обезьяны своих детенышей. Татарин рукой держался
ему за шею, а культями ног упирался в живот.
Прохожие останавливались, оборачивались и исподтишка наблюдали за ними.
Карташов посадил Татарина в кабину и перекинул ему через грудь страховочный
ремень. Когда выехали на магистральную улицу, Карташов, чтобы разрядить
муторное молчание, спросил:
- Какого хрена ты сменил наш берет на голубой?
- Это теперь моя рабочая спецовка: десантная куртка, тельник и берет
ВДВ. Сейчас из все нашей армии, наверное, только десантные войска пользуются
уважением у граждан. ОМОН - это уже в прошлом, его здесь, в Москве,
ненавидят. А в форме ВДВ нам больше подают...
Карташов вплотную подъехал к дому, где они теперь жили с Одинцом, и на
руках отнес Татаринова в лифт. Не опуская его на пол, так и доехали до
своего этажа. На лестничной площадке их встречал Одинец.
- Привет, легендарному ОМОНу! - он широко открыл дверь и скомандовал: -
Давайте, устраивайтесь на диване!
Они придвинули к дивану журнальный столик и накрыли его тем, что
нашлось в холодильнике. Одинец достал запотевшую бутылку "Столичной" и
четыре банки чешского пива.
- Тебе, что налить? - спросил он Татаринова.
- Не забывайте, что я на работе. Вечером и ночью - пожалуйста, хоть до
белых чертиков, - Татарин пачку "Винстона" зажал под мышкой и стал
вытаскивать сигарету.
- Бери рыбу, - Одинец подвинул гостю тарелку с аккуратно нарезанными
ломтиками лососины.
- Я помню, Кот, раньше ты любил шпик с луком. Саня, принеси из
морозилки сало...
- Да перестаньте, - тихо сказал Татаринов, - я же не есть сюда приехал.
А как ты, Серега, здесь оказался? Ты же вроде бы сидел...
- Сначала, сержант, рассказ за тобой. В какую мясорубку тебя занесло?
Татаринов перестал жевать, положил вилку на стол. Ладонью вытер сальные
губы.
- Может, слыхали про такой город Грозный? Как раз под Новый год меня
там и укоротило. Свои же, эмвэдэшники, из "града" шаркнули по нашему
взводу...от тридцати братанов осталось со мной полтора человека...Потом
госпиталь Бурденко, где меня окончательно обкорнали, как старую яблоню.
- А чего ты кантуешься на улице? - спросил Одинец. - Ведь наверняка
пенсию получаешь...
- Получал, - Татаринов взял рюмку с водкой и залпом выпил. - Расскажу -
не поверите...
Карташов слушал и все в нем закипало дьявольским варевом. Кулаки сами
по себе сжались, да так, что кожа на костяшках натянулась до белого
глянца...
...После госпиталя Татаринов переехал жить к медсестре Вере, с которой
там познакомился. Женщина, старше его на пятнадцать лет, взяла его к себе.
Из жалости, и три месяца обихаживала, как любимого сына. Купила ему рубашки,
майки, подержанный компьютер, чтобы ему не скучно было ожидать ее с работы.
Через одного большого начальника, который тоже когда-то лечился в госпитале
Бурденко, выбила прописку. Ее старая мать выписалась и уехала к сестре на
Украину.
- Однажды Вера сказала, что хочет съездить навестить мать. Я не
Березин Федор
Суворов Виктор
Марко Джон
Каменистый Артем
Корнев Павел
Соломатина Татьяна