подступившей к городу осени) еще ухудшилось, едва он оказался на улице.
Сначала сильный порыв едва не сломал зонтик в его руках, затем Иван
Иванович оступился в подворотне, ногой заехав в лужу и попав под настоящий
водопад, хлещущий из пролома в водосточной трубе. Холодная струя потекла
Ивану Ивановичу за шиворот, и он громко выругался.
Троллейбуса, идущего по маршруту номер "шесть", пришлось ждать довольно
долго. Маршрутные такси недавно образованной компании "Арктик-Лайн" тоже не
появлялись: руководство этой коммерческой организации, видно, решило, что
при такой погоде добрый хозяин не только собаку на улицу не выгонит, но и
сам туда не сунется. К счастью, навес над остановкой не протекал, и Иван
Иванович даже с некоторым комфортом устроился на лавочке, глубоко засунув
руки в карманы плаща.
Наконец подошел страшноватый от налипшей грязи троллейбус. Иван Иванович
влез в полупустой салон, расплатился с кондуктором и стал ждать, когда его
привезут на улицу имени генерала Щербакова. При тех деньгах, которыми Иван
Иванович ворочал, будучи резидентом, он легко мог бы приобрести себе
автомобиль любой марки, какой только заблагорассудится, даже несколько
автомобилей. Однако руководство (лично Черный Пес) строго-настрого
запретило ему пользоваться личным автотранспортом. В нынешней России
владелец автомобиля находился в своеобразной "зоне риска": его мог
остановить любой гаишник, решивший срубить денег по-легкому; на него могли
"наехать" бандиты, привыкшие решать квартирный вопрос общеизвестным, но от
того не ставшим менее экзотическим способом; он в конце концов может
попасть в серьезную аварию с реанимацией и последующим длительным судебным
разбирательством. Понятно, что разведчик-нелегал не может себе позволить
оказаться в любой из вышеперечисленных ситуаций, ибо в этом случае он
окажется на виду и тогда... нет необходимости объяснять, что будет тогда.
Помимо запрета на владение автомобилем, шефы Ивана Ивановича определили ему
еще несколько ограничений. В частности, он не мог заниматься частным
бизнесом, а потому работал на малозначительной должности в администрации
Мурманского рыбного комбината и платил налоги с более чем скромной зарплаты
в полторы тысячи рублей; он не должен был лично принимать участие в
политических собраниях и ходить на митинги; ему было запрещено обращаться с
какими-либо просьбами в городскую администрацию, кроме
жилищно-эксплуатационного управления, и так далее, и тому подобное. Иван
Иванович все эти ограничения принимал и руководству подчинялся: лишние
проблемы ему самому были не нужны. Однако в такие вот промозглые дни осенью
или зимой он, родившийся под жарким солнцем Кавказа и половину жизни
проведший под ласковым солнцем Прибалтики, подумывал, что запрет на
автомашину - это перестраховка и глупость, вроде фамилии "Иванов"... Ну
ладно еще личный автомобиль, но почему на такси-то нельзя ездить?! Впрочем,
да, на положенную государством зарплату не разъездишься, а афишировать свои
истинные доходы частыми вызовами на дом такси не стоит... "Наши люди в
булочную на такси не ездят"...
- Улица генерала Щербакова, - объявил записанный на магнитофонную ленту
голос. - Рынок.
Иван Иванович встрепенулся и устремился к выходу из троллейбуса. На улице
снова пришлось раскрыть зонтик, потому что дождь всђ шел и шел, и
конца-просвета ему не было видно.
Несмотря на сырость и холод, у рынка, как обычно, толпились
бабушки-торговки. В нелепых дешевых дождевиках из полиэтиленовой пленки,
съежившиеся и усталые, они производили самое жалкое впечатление, и Иван
Иванович, проходя мимо них, подумал вдруг, что даже не разваливающаяся
армия есть признак конца российской государственности, а вот именно они,
эти измученные жизнью и забытые всеми женщины (чьи-то матери!) - последний
приговор для Руси, под которым подписалась сама История. Но когда он вошел
в цветочный павильон, всякая философия вылетела у него из головы, потому
что начиналось дело.
В цветочном павильоне, разумеется, торговали цветами. В основном здесь была
представлена продукция местных теплиц, но и конкурентов из южных республик
тоже хватало. Каждую субботу Иван Иванович лавировал по проходам между
длинными прилавками, приглядываясь и принюхиваясь к выставленным на продажу
букетам, а иногда даже совершал покупки. Чтобы его ботанический интерес не
вызвал у кого-нибудь подозрений, Иван Иванович начал собирать коллекцию
кактусов, коих на рынке хватало с избытком. Само собой, кактусы он терпеть
не мог, хотя по части теории их разведения мог дать фору любому
специалисту. Например, знал, что по науке кактусы называются ксерофитами
или еще пуще - суккулентами. Когда же этих колючих "уродцев" в квартире
Ивана Ивановича накапливалось слишком много, он без всякого сожаления
спускал часть в мусоропровод, предварительно измельчив в зеленую пахучую
кашицу.
На самом деле резидента Иванова интересовало в цветочном павильоне совсем
другое. А именно - цветы, которыми торговала в третьем ряду у стены толстая
пожилая армянка с большой бородавкой на подбородке. Букеты, которая
составляла эта женщина, имели для Ивана Ивановича огромное значение. От
того, из каких именно цветов состоял букет, зависело, пришло новое
сообщение от руководства или нет, каким именно контейнером следует
воспользоваться, чтобы принять или отправить сообщение, необходима ли
встреча со связником для получения более детальных инструкций, и если
необходима, то где и когда она должна произойти.
Заподозрить, что невинные букеты используются в качестве условного сигнала,
не смог бы и Господь Бог. С одной стороны, Иван Иванович и пожилая армянка
не были представлены друг другу (Иван Иванович не знал, кто она и откуда;
женщина же, скорее всего, вообще не догадывалась о том, как ее цветы
воспринимает завсегдатай-кактусовед). С другой стороны, отношения между
исторической Родиной Ивана Ивановича и Республикой Армения были, мягко
говоря, натянутыми: разница в вероисповедании[43] плюс помощь, которую
оказали земляки Ивана Ивановича Республике Азербайджан в войне за Нагорный
Карабах.
Сегодня Иван Иванович рассчитывал увидеть на прилавке алые розы. Должна
была прийти весточка от Черного Пса, на три недели она задерживалась, и
резидент Иванов уже начинал беспокоиться. С независимым видом Иван Иванович
приблизился к прилавку, за которым возвышалась армянка. На нее он даже не
смотрел, все свое внимание отдавая букетам. И обалдел.
Иван Иванович даже не сразу понял, что он видит перед собой. На прилавке не
было цветов - на прилавке в аккуратных горшочках стояли кактусы.
Иван Иванович не должен был останавливаться, но он остановился. И поднял
глаза. Армянка была на месте. Она озорно улыбнулась ему и произнесла с
характерным акцентом:
- Здравствуй, дорогой. Говорят, ты кактусы уважаешь? Для тебя специально
выставила.
Иван Иванович почувствовал резкую боль в груди; ноги у него подкосились.
"Неужели провал? - мелькнула паническая мыслишка.- Неужели всђ? Так глупо".
- Да ты, дорогой, промок весь, - продолжала лопотать армянка. - Заходи к
нам, согрейся, чаю попей.
Она была само гостеприимство, но Иван Иванович в великом страхе оглянулся,
уже представляя себе, как оперативники из ФСБ рванутся к нему, сметая
прилавки и топча букеты, швырнут на пол, согнут, зафиксируют наручниками...
Никакие оперативники за спиной не проявились. Обычный рынок, обычная суета,
обычный день.
- Да что с тобой, дорогой? - продолжала проявлять заботу толстуха. -
Побледнел... Заболел, что ли?
Иван Иванович глянул на нее ошалело. Он не понимал, почему до сих пор не
арестован. Еще раз оглянулся украдкой.
- Пойдем, пойдем, дорогой, - зазывала продавщица. - Чай хороший есть.
Настоящий армянский.
В стене за ее широкой спиной со скрипом приоткрылась дверь, ведущая в
подсобные помещения. А толстуха, продолжая громко и настойчиво уговаривать
попить чайку, вдруг схватила Ивана Ивановича за рукав. Резидент дернулся,
но разом высвободиться ему не удалось.
"Уйти не дадут, - подумал он тоскливо; сердце защемило еще сильнее. - Уйти
всђ равно не дадут".
Нехотя, очень нехотя он подчинился, позволив увлечь себя в подсобку. Они
прошли по длинному, плохо освещенному коридору с низким потолком и грязным
полом. Армянка фактически уже волокла резидента за собой. Наконец перед
ними открылась новая дверь (на двери был наклеен плакат - полуобнаженная
Сертаков Виталий
Трубников Александр
Махров Алексей
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Орловский Гай Юлий