"Немецкая волна" уже успели прожужжать всем уши, представляя происшедшее
чуть ли не как всенародную революцию против коммунистического ига. Наши
газеты по привычке выбрали увещевательно-суровый тон, слегка приправленный
толчеными зернами гласности.
С ЧУЖОГО ГОЛОСА
до ее оккупации, местные националисты стреляли нам в спину, - вспоминает
коренной житель Риги Л. Хазан. - Те из них, кто жив, в большинстве в
эмиграции. Им и нужны беспорядки, чтобы через группу авантюристов показать
якобы вселатышское недовольство нашей жизнью.
пятеро - штрафами, а один - рабочий предприятия "Рига-свет", - задержан на
пятнадцать суток. Он демонстративно оскорблял работников милиции, бегал по
газонам, ломал кусты... Вот такие хулиганствующие статисты нужны для
провокационных сборищ западным радиоголосам и местным авантюристам, выдающим
себя за правозащитников...
***
политических деятелей в последнее время все больше начинали проскальзывать
извинительные нотки. Мол, мы не такие страшные, мы никого не сажаем, все
репрессии в далеком прошлом. Могущественный КГБ из кожи вон лез, чтобы
продемонстрировать свое миролюбие и приверженность демократическим
ценностям. Через некоторое время начнется самобичевание. Журналисты и
политиканы быстренько сориентируются и запишут русский православный люд в
оккупанты, а Россию - в тюрьму народов. Они будут умолять простить наш народ
за все содеянные и несодеянные грехи... Те, кто придет к власти в
Прибалтике, извинений не попросят. Заискивать ни перед кем не станут. Они
просто займутся тихим, интеллигентно-цивилизованным геноцидом... Кто мог
знать тогда, что дойдет до такого! Националистические выступления вызывали
даже интерес, придавали разнообразие скучной застойной жизни, в них была
какая-то экзотика, как в танцах африканского племени мумбо-юмбо.
зевоту и тоску. Единственным архитектурным украшением города была бывшая
сельская церковь - на нее не хватило динамита в двадцатом году, и она просто
дала трещину. Ее замуровали, а крепкое здание отвели под сельский клуб, а
потом под контору Горжилснаба. Сегодня на церкви краснел лозунг "Планы
партии - планы народа" и висел портрет вождя пролетариата.
церковью, и плакатом, и воинственно грозным лицом Ленина из окна своей
квартиры. Кстати, в этой квартире он и назначил мне встречу, сообщив по
телефону, что у него краткосрочный отпуск за свой счет и ему не хотелось бы
никуда выходить. В принципе являться на квартиру к свидетелям не
рекомендуется, но нередко бывают такие ситуации, когда это позволительно.
Тащиться в милицию, требовать кабинет, а потом вызывать туда Лупакова было
лень, поэтому я согласился на его предложение.
жилистого и спокойного, как танк, мужчину. В его манере держаться и говорить
было что-то исконно провинциальное.
без энтузиазма.
скрипучая мебель, такой же буфет, кожаный диван, черно-белый "Темп", два
кресла, тяжеленный огромный стол с белыми вязаными салфетками и, о ужас,
ковер с лебедями, утеха деревенских жителей и азербайджанцев. На ковре
висело охотничье ружье, а на другой стенке красовалась кабанья голова,
поверх которой тянулся патронташ.
которого стояла фотография миловидной девчушки. - Жена в командировке. Я
отпуск взял, чтобы дочку в школу проводить. Молодежь же к жизни не
приспособлена. Уже взрослая девчонка, а никакой самостоятельности... Такие
расходы сейчас на детей! Сапоги под сотню рублей стоят: А джинсы... У вас
есть дети?
них? Что бы за жизнь была? Как вы считаете?
выслушивать его, да и задерживаться тут я не собирался. Поэтому я
пробормотал что-то нечленораздельное и перешел к делу.
комбинат различную металлическую мелочевку. Нам ли не знать!
протянул. Вот он ко мне и подлизывался. На охоту приглашал. А охота - моя
слабость. Скажу более - страсть. Вон видите ружье. Семьсот рублей - с ума
сойти! Полгода копил. На всем экономил.
не мы, заводчане, которые своим горбом, мозолями - и только на зарплату. Я
всю жизнь от получки до получки тянул, а у них - сотня туда, три сотни сюда.
Другая жизнь.
предложения были. Чуть товара сверху отгрузить и в документах не отразить...
Такие деньги сулили. Но... Видите, как живу.
бесполезно.
были в ночь зверского убийства? Тоже детективчики почитываем.
дочери. Весь день я был дома. Мы его справляли в узком кругу. Рублей в
шестьдесят обошлось. Такая дороговизна на базаре, а в магазинах ничего
нет... Да и в продмаге мясо по семь рублей уже. Как жить дальше будем, куда
Москва смотрит?
слева и на верхней справа у него были свежие красные шрамы. Он заметил мой
взгляд, усмехнулся, провел пальцами по губам.
Молодежь. Родного отца убьют, не то что случайного прохожего.
отказа ни в чем нет. Хочешь мотоцикл - бери. Хочешь пальто - пожалуйста.
Лишений не знали. Недостатка ни в чем не было. Привыкли на родительском
горбу. Я мальчонкой был - голодное время. А сейчас...
человек тихий, безобидный был. Не правильно это.
конфеты остались. В коробке. За одиннадцать рублей покупал. Нет, какие
все-таки цены!..
встречаться и встречаться. Разговор не дал ничего. Можно считать, день
прошел впустую, но впереди был визит к тете Вале.
вечером мы будем сидеть под розовым абажуром за столом, покрытым скатертью
ручной вышивки. В розетках будет краснеть клубничное варенье, а в рюмках -
потрясающе вкусная смородиновая настойка, секрет которой - достояние нашей
семьи. Сначала тетя Валя включит свою любимую пластинку Утесова. А потом
начнет рассказывать какие-нибудь истории из жизни обожаемого ею Есенина. На
душе моей будет тепло и хорошо. И далеким, ненужным, глупым покажется суета
вокруг каких-то пороков и страстей, посторонними, не касающимися тебя станут
зло и ненависть этого мира. Это будет короткая передышка, перед тем как
опять погрузиться в безумие, в железные будни большого города.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ПРАВДОЛЮБЦА
который я никак не мог узнать. Вот склероз проклятый. С огромным трудом
запоминаю имена, голоса и классическую музыку. Последнее, в общем-то,
простительно следователю.
Акунин Борис
Панов Вадим
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Посняков Андрей