Чтение 25–й страницы книги ~Кровь нерожденных~

стоял жирный кавказец в одних трусах.

- Захады, кырасавыца, гостым будышь! - сказал он, что-то жуя и окидывая
Свету с ног до головы наглым оценивающим взглядом.

- Где хозяйка? - мрачно спросила Света, не

Переступая порога.

- Ны знаю. Я зыдес живу!

- Давно?

- А ты кыто такая? - Кавказец уже прожевал, игривая улыбочка сползла с
его круглой физиономии.

- Это моя квартира, - вежливо объяснила Света, - я здесь прописана, здесь
живет моя мать. Где она?

- Какая мать? Нычиго ны знаю! Я купыл кывартыру!

Искушение вмазать по небритой лоснящейся физиономии было велико, но
Света, конечно, сдержалась. Ну, вышвырнет она сейчас этого кавказца вон, а
что дальше? Ясно, что квартира куплена незаконно. Скорее всего мать допилась
до полного одурения, подписала каким-то жуликам генеральную доверенность, и
они умудрились как-то решить вопрос с прописанной в этой квартире, но
пропавшей неизвестно куда дочерью.

В принципе можно было пойти законным путем, обратиться в милицию.
Ситуация настолько очевидна, что никаких вопросов не возникнет. Никаких,
кроме одного: куда-де исчезла Света на эти два года? Но именно из-за этого
единственного вопроса законным путем идти не стоило.

Прежде чем принять какое-нибудь решение, Света разыскала мать. Это
оказалось делом несложным: мать поселилась в Бирюлеве у своего давнишнего
хахаля-собутыльника Тимошки, где спилась с ним вместе окончательно и
бесповоротно.

Свету она даже не узнала сначала, смотрела на нее мутными, бессмысленными
глазами, бормотала что-то нечленораздельное, а узнав, забилась в пьяной
истерике, полезла на дочь с кулаками.

Так ничего и не выяснив, Света вышла из вонючей Тимошкиной норы, села на
лавочку и закурила. Сколько сил и нервов потратила она, вытягивая за уши
мать из пьянства! Два года назад, перед тем как уйти в Кунцевскую школу, она
почти добилась успеха. Энтузиаст-нарколог, у которого мать после мучительных
уговоров согласилась пройти курс лечения, с жаром уверял, что его новый
метод дает стопроцентную гарантию.

Она тогда объяснила матери, что на два года уезжает за границу - нашла
хорошую работу. Мать поклялась, что к Светиному возвращению все будет
позади, даже умудрилась опять устроиться продавщицей в универмаг - годом
раньше ее выгнали оттуда за пьянство. Света уехала из дома с более или менее
спокойной душой.

Сейчас она чувствовала себя виноватой, хотя понимала: можно жизнь
положить, вытягивая человека из этого болота. Все бесполезно, особенно если
пьет женщина. Конечно, квартиру она вернет и еще раз попытается спасти мать.
Однако сейчас надо было где-то переночевать. Идти было некуда, и Света
решилась позвонить Андрею Ивановичу.

- Ты умница, что не обратилась в милицию, - сказал он, выслушав ее по
телефону, - приезжай, что-нибудь придумаем. - И он продиктовал ей свой
домашний адрес.

Через два часа молчаливый шофер отвез Свету в тихий дачный поселок
неподалеку от Москвы, где на маленькой казенной даче с ванной и телефоном
она прожила в одиночестве несколько дней. Чья была эта дача, Света так и не
узнала - спросить не решилась, а Андрей Иванович не объяснил. Только сказал
на прощание:

- Отдыхай, ни о чем не думай. В твоих проблемах мы разберемся. Ты должна
быть спокойной и отдохнувшей, когда приступишь к работе.

Через неделю квартира была свободна от кавказца, паспортистка районного
отделения милиции и пара работников жэка находились под следствием, а
Светина мать лежала в хорошей клинике, где алкоголиков лечили мягкими, но
эффективными методами. Свету удивило только одно: в процессе над квартирными
мошенниками она не участвовала ни как потерпевшая, ни как свидетельница.

Впрочем, скоро она приступила к работе и почти перестала чему-либо
удивляться.

Наружным наблюдением Свете приходилось заниматься редко, хотя Андрей
Иванович говорил, что она просто создана для наружки. И на этот раз, давая
задание вести Амалию Петровну Зотову, вздохнул:

- Расходую лучшие свои силы на глупую бабу. Но что делать? За ней тянется
цепочка. Не так важна она сама, как ее собеседники.

Первый собеседник Зотовой появился ранним вечером в маленьком грузинском
ресторанчике на Миусах.

Света быстро переоделась в машине, сменив джинсы и свитер на узкое
короткое черное платье, сделала макияж и вошла в ресторан со своим
широкоплечим спутником. Бессловесный Костик, ее сегодняшний напарник, снял
кожаную куртку, надел пиджак, нацепил на нос круглые очечки с простыми
стеклами и моментально преобразился в интеллигентного молодого бизнесмена.
Получилась вполне стандартная, но милая парочка: молодой бизнесмен со своей
длинноногой леди.

***

Об этом ресторанчике знали немногие. Нарсуду было мало. На столиках
горели свечи.

- Что ты такой напряженный, Митя? Расслабься. У нас сегодня не будет
никаких деловых разговоров. - Амалия Петровна осторожно погладила Курочкина
по щеке.

Она сидела напротив него, за круглым столиком. Между ними дрожал огонек
свечи, причудливо шевелились тени, и лицо Амалии Петровны все время
менялось: то казалось молодым и прекрасным лицом его студенческой любви,
девочки Ли, то делалось старым, безобразным, ледяным.

Курочкин ковырял вилкой лобио и молчал.

- Митюша, скажи хоть что-нибудь. Ты мне не нравишься сегодня.

- Видишь ли, Амалия, я устал, - пробормотал Дмитрий Захарович, не
поднимая глаз.

- Я тоже устала. Вот мы сейчас и отдыхаем вместе. Последние дни были
трудными, но теперь все хорошо. А если ты мне поможешь, если за следующие
месяц-два мы с тобой наберем достаточно сырья, можно будет на недельку
отправиться куда-нибудь в теплые края, в Египет или в Таиланд. Как тебе
такая идея?

Курочкин взглянул на нее удивленно:

- Ты хочешь поехать отдыхать со мной?

- Почему бы и нет? Мне надоело быть одной. Ты вдовец, я одинока, почему
бы нам не позволить себе маленькие совместные радости на старости лет?

- Но у нас с тобой несколько... - Курочкин закашлялся, - несколько другие
отношения...

- А почему бы тебе опять не назвать меня Ли? Это ведь ты придумал для
меня такое чудесное имя.

Официант принес горячее. Дождавшись, когда он отойдет, Курочкин тихо
произнес:

- Я хотел тебя спросить, той женщине, которую я прислал... как ее? Ей
сделали искусственные роды?

- Какой женщине?

- Полянская ее фамилия.

- Полянская? Ты ее прислал? Ах, да... Конечно. Спасибо тебе большое.

- А где она сейчас?

- Где? Ну, не знаю, наверное, еще у нас в больнице. А почему ты
спрашиваешь?

- Ну, понимаешь, это же первый случай, когда вот так... А плод был какого
пола?

- Ох, Митюша, не помню. Какая разница?

- Но ведь ты сама принимала?

- Да, конечно. А кто же? Ну какая тебе разница? Кажется, мальчик. Не
помню.

Курочкин наконец решился посмотреть ей прямо в глаза. Но ее взгляд
ускользал в дрожащем свете свечи.

- Скажи мне честно, Амалия.

- Ли, - мягко поправила Зотова, - я же просила иногда называть меня Ли.

- Хорошо. Скажи мне, Ли, если у нас с тобой сегодня не деловая встреча,
честно скажи мне: тебе не страшно?

- Ну-у, Митя, ты сегодня явно не в себе, - усмехнулась Зотова. - Чего
бояться? У нас все законно, ты сам знаешь.

- Нет. Не закон я имею в виду. Не закон! Мы ведь с тобой уже старые.
Скоро придется отвечать. Не здесь, а там.

- Ох, Митюша, - кокетливо погрозила пальчиком Зотова, - тебе больше пить
нельзя. Ты бы лучше съел что-нибудь. Смотри, как вкусно, - и она поднесла к
губам Курочкина вилку с кусочком шашлыка. Он послушно, как ребенок, взял
мясо в рот и стал жевать. - Вот и умница, - похвалила его Зотова, - правда
вкусно? А отвечать, Митя, ни перед кем не придется. Там, - она
многозначительно подняла глаза к потолку, - ничего нет. Я атеистка, ты
знаешь.

- А я вот - нет, - признался Курочкин. - Чем старше становлюсь, тем мне
страшней.

Он налил себе полную рюмку коньяка из графинчика, выпил залпом и
продолжал:

- Хорошо. Ты - атеистка. Но тебе их хотя бы бывает жалко?

- Кого-их?

- Сама знаешь кого. Женщин, детишек.

- Тебе определенно нельзя пить, Митя. - Зотова откинулась на спинку стула
и смерила своего собеседника ледяным взглядом. - Я это поняла еще в
институте. Ты сразу пускаешь сопли и тонешь в них.

- Зачем ты мне врешь, Амалия? - вскинул на нее совершенно трезвые глаза
Курочкин. - Полянская Елена Николаевна сбежала от вас той ночью. Ребенка