оружие, которого боятся и жаждут и люди, и боги.
глаз, печальным и сладким запахам осени и обыкновенной женской тоске,
унылой и пронзительной. Не требовалось большого ума, чтобы сообразить, как
она несчастна и одинока, понять, что звание богини ни в коем случае не
приносит с собой автоматически счастья и удачи. Но и дорога, на которую
она звала, была не по нему. Перед глазами стоял могучий, целеустремленный,
добрый герой в львиной шкуре, воин справедливости.
смертной тоской молодого тела, юной души. - Прости, Делия, нельзя иначе.
города, синие глаза от гнева стали цвета грозовой тучи, в голосе звенела
чисто человеческая, женская обида и уязвленная гордость:
колчана, и исчезла за дверью. Следом метнулся пес, скребнув когтями по
полу. Визг, бухающий лай, топот дикой охоты наполнили дом, выплеснулись во
двор, на улицу и унеслись с быстротой ветра. Стало очень тихо. И грустно -
прощай, Делия, пленительная и безгранично одинокая хозяйка лесов, не
получившая вместе с бьющим без промаха золотым луком счастья и покоя.
времени удивляться. Майон толкнул его в темный угол меж очагом и дверью,
выглянул в окно, успел заметить, что к дому сбегаются кучками и поодиночке
стражники. Перед лицом мелькнуло острие копья, и он отпрянул в комнату.
Тут же окно вновь закрыли доски, и застучал молоток. В коридоре гремели
шаги, дверь снова захлопнули и задвинули столом.
догадались. Учитель, это ведь Артемида была? Красивая какая!
всегда устраивает. Потом поймешь. Где Гилл?
сказал, что уведет их за собой и чтобы я берег рукопись, потому что тебя,
наверное, тоже...
срочно становиться мужчиной, малыш, время требует.
всю дальнейшую дорогу и научить никогда не сворачивать с нее наперекор
усталости и лжи, соблазнам и смерти, предательству и разочарованию? Должны
были существовать такие слова.
истине, не бойся ни людей, ни богов, будь стоек. Мы не успели, но вам идти
дальше. Держись Назера, если он жив.
дерзко, и у Майона стало спокойно на душе.
суета несомненно возвещала о прибытии кого-то облеченного властью.
когда-то умещался...
устраиваясь. Взвилось невесомое облачко сажи.
тишина, и в комнату вошел Нестор Многомудрый, царь Пилоса, дух Троянской
войны, последний осколок былых интриг и сражений, когда-то сотрясавших
Элладу и сопредельные страны.
и, не повышая голоса, приказал: - Убрать все, болваны. Обязательно нужно
творчески развить приказ начальства, видите ли...
Нестор. - В тебе просто рыбья кровь, если ты не моргнув глазом отказался
от очаровательной Делии. Ну-ну, не нужно сверкать на меня глазами, я шучу.
Я прекрасно понимаю, что причиной всему - твои высокие душевные качества.
Они-то меня и привлекают, но одновременно осложняют дело и превращают тебя
в чрезвычайно опасного противника. Труса я бы запугал, жадного - купил. У
великолепного Гомера есть свои убеждения, где-то смыкающиеся с нашими,
оттого он служит нашему делу искренне и бескорыстно. Между нами уже нет и
не может быть никаких умолчаний и неясностей, так что я буду откровенен:
либо ты сменишь убеждения, либо... - Он с неожиданным юношеским
проворством придвинул табурет и сел напротив. - Ты, конечно, досыта
наслушался разговоров, что Нестор, мерзавец этакий, насаждает повсюду
тиранию и ложь. Но вряд ли ты задумывался над сущностью этих слов. Люди
легко совершают распространенную ошибку: бездумно произносят с осуждением
какое-то слово и считают, что все этим объяснили и вынесли приговор.
"Тирания" - и на троне громоздится щелкающий клыками людоед. "Ложь" - и
возникает что-то скользкое и омерзительное, как забравшаяся в постель
жаба. Но никто не берет на себя труд вглядеться пристальнее в то, что
кроется за словами. Для меня было бы предпочтительнее не разрушать и жечь,
а завоевывать сторонников.
вторых рук и шел по твоим следам. Теперь ты здесь, и мне действительно
хочется тебя понять.
поговорка: "Все боится времени, но время боится пирамид". Начнем с того,
что пирамида незыблема и неизменна и не таит никаких неожиданностей.
Каждый знает свое место, как загнанный в стену гвоздь. Сверху вниз идут
приказы, и каждая ступенька полна покорности перед более высокой. Меж тем
демократия всегда непредсказуема, так как слишком многие получают
возможность влиять на государственные дела. Разве допустимо, чтобы на
телеге сидели десять погонщиков и мешали друг другу?
человека, сидящего на самой вершине. Для тебя, скажем.
властвует, и на тех, кто подчиняется. А демократия предлагает нечто
неприемлемое: человека, рожденного для того, чтобы властвовать, вдруг
опутывают по рукам и ногам дурацкими установлениями, мешающими ему
проявить свои качества государственного деятеля. Что мы и наблюдали во
времена царствования Тезея. То, что он надел железную узду на царедворцев
и сановников, заслуживает восхищения и понимания - так и следует поступать
сильному правителю. Но зачем доводить до абсурда? До агоры, где любой
шорник или землекоп может держать речь перед скопищем таких же скотов, и к
их гаму вынуждены прислушиваться во дворце.
погонщиков и скотов?
Ничего даже отдаленно напоминающего демократию ты у животных не найдешь.
Как и писаных законов, с помощью которых слабый может защититься от
сильного. Везде одно и тоже - силой утверждающий свою волю вожак и
покорная стая. А мы - не более чем часть природы, следовательно, должны
жить по ее обычаям.
животных.
наделенный способностью протестовать, сомневаться, создавать растлевающие
умы миражи...
не знает лжи. Ложь выдумали люди - но это, к счастью, не единственное,
отличающее нас от животных.
интересная тема - о взаимоотношениях правды и лжи. Мы не видим ничего
противоестественного в том, что игрушечник продает синих глиняных львов и
зеленых лошадок, хотя прекрасно знаем, что не существует синих львов и
зеленых лошадок. А сказки не есть ли искажение истины? Разве знание
существует в виде какого-то явления, строго подчиняющегося законам
природы, как дождь или радуга? Почему бы не предположить, что знание
пластично, аморфно и с ним можно обращаться, как с сырой глиной? Это
касается и Троянской войны, и всего, что так усердно разоблачал мозгоблуд
Архилох. Существовала некая Действительность, но мы превратили ее в некое
Знание, вполне приемлемое для умов, превратили точно так же, как
превращаем зерно в хлеб, а лен - в полотно. Вот и все. Стоит лишь
допустить, что существует закон превращения действительности в знание - и
все встанет на свои места, страсти утихнут.