восемьдесят четвертого года по приговору военного трибунала он был
разжалован, лишен всех наград и заочно приговорен к смертной казни!..
III
прервал связь и вызвал секретаршу.
человек. Чужой. Из жизни, где действуют какие-то свои законы. Он не
вписывался в привычную для Мамаева схему жизнеустройства. Не пахан. Не
козырный фраер. Не мужик. Не шестерка. Наемник? Но ни один наемник не
откажется от таких бабок, какие он предложил за свою охрану. По пятьдесят
штук "зеленых" каждому наличными и вперед. И был готов предложить больше. А
если не наемник - кто?
А программа "Помоги другу"? До Мамаева доходили смутные слухи о торговле
человеческими органами. Что-то темное, грязное. К черту, к черту. От этого
лучше держаться подальше.
доволен, что обстоятельства сложились так, что он может послать Пастухова и
его команду. Что и сделал не без мстительного удовольствия, как бы беря
реванш за унизивший его разговор в поселке на Осетре, когда ему пришлось
врать, юлить и подстраиваться под собеседника.
уйти.
сидевшему на краешке кресла перед письменным столом и словно бы
придавленному солидностью кабинета с обшитыми мореным дубом стенами и
мебелью вишневого дерева от Грассини.
не ел с утра. Боялся вас упустить.
комнаты отдыха. - Зови Тюрина.
мужская линия, и уставился на посетителя своими сонными глазами с таким
видом, с каким высокородный английский джентльмен смотрел бы на неизвестно
откуда появившуюся на ковре его гостиной большую кучу говна. При этом
изумляло его не то, что говно откуда-то появилось, а какого же размера
должна быть жопа.
кустистых седых бровей переходило в желтую яйцеобразную лысинку, окаймленную
длинными сальными волосами. Черный пиджак с загибающимися лацканами был
осыпан перхотью. Из-под коротких брюк высовывались цыплячьи ноги со спавшими
на стоптанные туфли неопреденного цвета носками. Если бы не повязанный
большим узлом галстук и не черная кожаная папка на коленях, его можно было
принять за бомжа, промышляющего сбором пустых бутылок.
пока не хотелось бы его раскрывать. Я сделаю это, когда мы придем к
соглашению.
Мамаев, с усмешкой наблюдая за обескураженным Тюриным. - Во время афганской
войны он был председателем военного трибунала.
частей, - поправил Иванов.
ты тоже ее послушал.
поважней.
вас, Иван Иванович, - предложил он, провожая гостя в комнату отдыха, где на
столе уже был сервирован фуршет. - Присаживайтесь, угощайтесь. Чем богаты.
большое блюдо с миниатюрными бутербродами с осетриной и тарталетками с
черной и красной икрой.
выбирая те, что с черной икрой. Хватал он их с блюда руками, не перекладывая
в тарелку, поспешно жевал, только что не давился. На лице Тюрина появилась
такое выражение, будто его сейчас вырвет. Мамаев молча курил, внимательно
наблюдал за гостем. Тот отправил в рот последнюю тарталетку с черной икрой,
поискал взглядом, не затерялась ли среди бутербродиков еще одна. Не найдя, с
сожалением вздохнул и несвежим платком вытер губы.
поинтересовался Иванов, наполнив рюмку так, что виски пролилось на скатерть.
Он служил в Главном управлении внутренних дел Москвы. Так что вы, можно
сказать, коллеги.
приятно. Не выпьете со мной?
здоровье!.. Начну с начала. В юности я хотел стать писателем. Но так
получилось, что всю жизнь прослужил в органах военной юстиции. Это тяжелая и
ответственная работа. Она не оставляла ни времени, ни сил для литературной
деятельности. Но я мечтал когда-нибудь написать книгу "Записки военного
прокурора". И понемногу собирал материал для нее. Делал выписки из дел,
снимал копии с наиболее интересных документов. Когда меня направили в
ограниченный контингент советских войск, выполнявших интернациональный долг
в Демократической Республике Афганистан, я понял, что это будет самая
значительная часть моей книги. И потому вел свои записи с особой
тщательностью. Это, так сказать, преамбула. Как мы, юристы, говорим: вводная
часть, - сообщил Иванов и поковырял ногтем мизинца в зубах. - Извините, икра
залипла. Совсем плохие стали зубы, а на новые денег нет. Вы знаете, сколько
стоит одна пломба в "Мастер Дент, сеть стоматологии, номер набери"? Десять
условных единиц! Что хотят, то и делают! Перехожу к описательной части, -
продолжал он. - Было так. Однажды ночью меня вызвал командующий армией,
приказал вылететь в расположение одной из воинских частей и провести там
заседание трибунала...
этого не хотелось. Трибуналу под моим председательством было приказано
рассмотреть дело офицера Советской Армии, которого обвиняли в
государственном преступлении. Он устроил диверсию на военном аэродроме,
взорвал несколько самолетов и скрылся.
аэродромной охраны и два часовых. Они показали, что обвиняемый Калмыков
проник на территорию аэродрома и совершил диверсию. Он был признан виновным
по статье шестьдесят четвертой, пункт "а" Уголовного кодекса, "Измена
Родине", а также по статье шестьдесят восьмой, часть вторая, "Диверсия". По
совокупности преступлений заочно приговорен к смертной казни.
разведуправления армии.
при взрыве. Два других и сам Калмыков ушли. Были предприняты все меры по
розыску, подняли по тревоге все части, разослали ориентировки. Но
безуспешно. Их, вероятно, укрыли агенты моджахедов, а позже переправили в
Пакистан. Чем все кончилось, я не знаю, потому что вскоре после этого меня
перевели на Сахалин. Там я и служил до выхода на заслуженный отдых. Вас
заинтересовала эта история, коллега?
знаете.
небогатый, развлечений у меня немного. Одно из них - люблю посидеть в зале
суда. Как мы, юристы, говорим: в процессе. Кто любит телевизор, кто театр, а