Эрик мог различить топот и шлепот сотен лапок по покрытому лужами полу.
"Фонарь выключить?" -- тихо спросил татуированный. "Слепые они ... и глухие
тоже. -- досадливо прошептал Рябов, -- Я же объяснял!" "А чего ж тогда
шепотом говорите?" -- с еле заметной иронией поинтересовалась Аннета. "И то
верно ... -- в полный голос согласился Гришаня, -- Надо же, сам себе голову
заморочил." Пищание приближалось. "Главное -- не шевелиться ... -- сказал
Рябов, -- Они движение чуют ..." "Чем?" -- спросила Аннета; "Не знаю ...
Шевельнешься, так они со стенки на тебя сигают ... -- Гришаня помолчал, а
потом добавил, -- Живьем заедят, ежели большая стая." В темной глубине
туннеля уже можно было различить какое-то кишение; "Ой ..." -- с
отвращением выдохнула Аннета. Топот крысиных лап замедлился, пищание стало
громче. "Совещаются, суки. -- опять перешел на шепот Рябов, -- Чуют чего-то
... да, видно, не знают чего." Наконец, на нечеткой границе света и тьмы
показалась первая крыса -- розовое безволосое существо размером с морскую
свинку. Следом бежали еще три, чуть поменьше, затем еще две ... еще ... еще
... еще ... Эрик почти сразу сбился со счета. Чем ближе крысы подбегали к
людям, тем медленнее и менее целеустремленным становился их бег -- они
тыкались в стены, нюхали пол, подбегали к краю канала ... Наконец, вожак
поравнялся с ногами Рябова -- попискивая, он остановился и стал исследовать
препятствие. Эрик затаил дыхание. Вожак попытался залезть на подъем
рябовского сапога, однако лапы его соскользнули. Следующие три крысы
медленно подтрусили поближе, постояли полукругом, потом посеменили,
переваливаясь, дальше: две -- к эриковым сапогам, одна -- еще дальше.
Аннета издала странный горловой звук -- будто подавилась рыбьей костью
(Эрик чуть не обернулся, чтоб посмотреть на нее). И сразу же набежала
третья "волна", потом четвертая ... Через минуту крысы кишели повсюду:
сновали от одного человека к другому, громко пищали и подпрыгивали, пытаясь
вскарабкаться людям на ноги. Их лапы раз за разом соскальзывали с
маслянистой поверхности крысозащитных сапог ... звери прыгали снова и
обрывались вниз, обрывались вниз и прыгали снова -- с упорством игрушечного
автомобиля, натолкнувшегося на плинтус. Белые, без зрачков, глаза блестели
в лучах фонарей жемчужными бусинками, острые коготки неприятно скрежетали
по поверхности сапог, короткие тупые хвосты торчали вверх, как карандаши.
Вдруг крысы резко остановились и умолкли.
полезла вверх, отчаянно пища и цепляясь когтями за цементные полоски между
кафельными плитками. "Помните, что я говорил. -- сказал Рябов свистящим
шепотом, -- Шелохнетесь -- хана." Животные лезли по стене плотным
шевелящимся ковром: верхние уже достигли уровня человеческого плеча, нижние
-- толкались внизу, ожидая своей очереди. Ближайшая крыса находилась в
полуметре от эриковой головы -- он мог разичить торчавшие изо рта клыки и
маленькую розовую присоску рядом с кончиком хоста. На несколько секунд
животное повисло точно напротив его лица, впившись в стену когтями и
присоской. Потом перегнулось и стало водить белыми, без зрачков глазами по
сторонам -- жирное тело мелко тряслось, розовые уши, усы и черная пуговка
носа непрерывно шевелились. Внезапно стало тихо -- пищание прекратилось.
Эрик кожей шеи ощутил, насколько тонок его комбинезон -- подавив безумное
желание прибить крысу изо всех сил кулаком, он замер на месте. Луч
аннетиного фонаря на полу впереди него чуть-чуть дрогнул ... или ему
показалось? Откуда-то доносился звук падавших в воду капель ... или это
стучало у Эрика в ушах? Вдруг резко, как по команде, пищание возобновилось:
нижние крысы стали спрыгивать на пол и отбегать от стены, верхние --
осторожно поползли вниз. Аннета издала вздох облегчения, татуированный
выругался, дефективный пукнул. "Рано радуетесь! -- злобно прошипел Рябов,
-- А ну, нишкнуть!" Наконец, все крысы оказались внизу -- они громко
пищали, толкались и нетерпеливо подпрыгивали на месте. Потом колонна пришла
в движение -- звери пробегали мимо ног Эрика двойками, тройками и
четверками ... Постепенно, поток иссяк -- отчаянно пища и дергая хвостом,
пробежала последняя крыса. "Без команды не двигаться! -- громко приказал
Рябов, -- Ждите!" Эрик вдруг ощутил острую боль в пояснице -- все это время
его мышцы были напряжены в струну. Он шевельнулся. "Я что сказал?!" --
рявкнул Гришаня. Прошло минуты две, топот и пищание крыс затихли в темноте
туннеля. Наконец, Рябов скомандовал: "Отбой!" Люди, громко переговариваясь,
стали потягиваться и разминать затекшие члены.
Гришани звучал почти добродушно, -- да только крысы эти, иной раз, сначала
вперед, а потом назад бегут." "Пущай себе бегут! -- легкомысленно отвечал
татуированный, -- Пяток минут постоим -- всего-то и делов!" "А что они
едят?" -- спросила Аннета. "Ребята сказывали, что они из канавы пьют. --
отвечал Рябов. -- Эта гадость для них, вроде как, все сразу: и еда, и
питье, и белки, и углеводы ... -- он помолчал, потом повернулся к Эрику и
толкнул его в плечо, -- Ладно, побазарили и будет! Вперед!" Шаркая ногами,
цепочка людей пришла в движение. "Поторапливайся, Калач! -- прикрикнул
Рябов, -- Поди, не к бабушке на именины трюхаешь!"
того, чтоб под землей идти, мы в этом подвале под сберкассой загодя не
спрятались?" "Завязывай, девка! -- в голосе Рябова послышалось раздражение,
-- Отчего да почему ..." В силу случайного совпадения, а, может, из
подсознательного стремления к единству, все пятеро шагали сейчас в ногу. По
стене, строго горизонтально земной поверхности, ползла бесконечная вереница
полупрозрачных голубых муравьев (Эрик не заметил, когда и откуда она
началась). "В том подвале тебе шесть часов сидеть бы пришлось. -- Гришаня
смачно отхаркался, но, видно, вспомнив про шлем, плевать не стал, -- Сама
посчитай: центр перекрывают без четверти шесть, а смена дат начинается в
двенадцать."
-- не обращаясь ни к кому конкретно, сказала Аннета. Вереница муравьев
изогнулась под прямым углом вверх и исчезла в дырке, проделанной в потолке
туннеля для какого-то кабеля. "А что делать собираешься, ежели менты подвал
обыщут?" -- не обращаясь ни к кому конкретно, иронически поинтересовался
Рябов.
внешней поверхности щитка его шлема стекали розовые капли. Клубы розового
пара медленно проплывали мимо его плеча. Искрясь в свете фонаря, из-под
сапог вылетали розовые брызги. Темнота обволакивала тело и сознание, как
черная вата. Мерная ходьба без усилия навевала неуместные мысли. Вместо
того, чтобы сосредоточиться на вопросе выживания, Эрик вспоминал
недорешенное им в пятницу уравнение, лялькино прикосновение к своим
волосам, гомерический смех Мишки Бабошина, и, почему-то, светкин бюст.
Какие подсознательные связи объединяли эти разномастные воспоминания в одну
ассоциативную цепочку? Как уложить эту нелепую цепочку в текущее
мироощущение Эрика? Каково место Эрика в морально-эстетическом портрете его
поколения? И как вплетается его судьбоносное поколение в непростую
нравственную ткань их героической страны?
начатый разговор, -- Был душегуб, есть душегуб, и завсегда душегубом
останусь. Родился таким: с детства всех, кто слабее меня, тиранил ...
потому как нет слаще мне удовольствия, чем другому человеку боль причинить.
Иной раз вкуснее даже, чем бабу трахнуть ... эти две вещи у меня,
почему-то, вместе идут. И то верно: ежели ты какого мужика сильней
окажешься, то, значит, и на его бабу все права имеешь. Да не в одной силе
дело -- отчаянность, иной раз, за две силы идет. Помнится, был один
штангист в Кировском изоляторе -- косая сажень в плечах, двести килограмов
поднимал ... так он для всего барака дунькой служил. А как получилось:
поймал я его в бане, сказал пару ласковых, да ножик показал -- тут он, без
дальнейших уговоров, сам раком и встал. Или, помнится, шел я с похмелюги
через парк, башлей нет, настроение -- хуже некуда, а тут навстречу -- три
фраера с девками. Ну, слово за слово, вмазал я одному по сусалам, остальных
пугнул, как следует -- чтоб в штаны наложили -- а потом взял одну из девок
за волоса, да тут же под кустом и отымел. И что характерно: билась она
поначалу, рожу мне царапала, а как только впендюрил -- вмиг обмякла,
руки-ноги раскинула и только стонет. Э-э ... чего там говорить ... я, как
мужика с бабой завижу -- хоть на улице, хоть в кино -- так хлебом не корми,
а дай только того мужика отпиздить, а еще лучше -- замочить, а бабу его
выебать. Симпатичная ли баба, уродина -- роли не играет: ежели с мужиком --
так обязательно отнять и отыметь надо ... А если б она без кавалера была --
то я, может, и не позарился бы на нее совсем! Это мое поведение лагерный
психолог так объяснял: икстинкт обладания самки, грит, у тебя
репертрофированный ... слишком большой, значит ... а излишек того икстинкта
переходит в насилие и придает ему ... э-э, как его ... сексуальный
характер. Или, скажем ..."
осекся на полуфразе. Эхо его последнего слова истерически заметалось в
тесном проеме туннеля, а потом упало, как подстреленное, на раскисший
цемент пола.
восприятие времени. И наоборот: отсутствие временных ориентиров делало
окружающую Вселенную то несообразно малой, то бесконечно большой.
Математическая взаимозаменямость расстояния и времени посылала воображение
Эрика в неправильном -- с точки зрения поэта, художника или актера --
направлении. Математическая взаимозаменямость времени и расстояния
приводила его логику к неверному -- с точки зрения музыканта, философа или
простолюдина -- результату. Сколько часов и километров Эрик и его спутники
прошли с начала пути? Сколько километров и часов осталось им до цели?