сторону. Эхо от тяжелого удара мертвого тела об пол прокатилось по пустому
коридору, и Франц аж присел -- колени его дрожали. В воздухе висел терпкий
запах свежей крови.
голова его была наполовину отделена от туловища (широкий разрез поперек
горла рассекал желтоватые трубочки кровеносных сосудов и дыхательного
горла). Весь перед его белого мундира пропитывала кровь, прозрачные глаза
бездумно, как при жизни, смотрели вверх. Было ясно, что ему никогда уже не
попасть на танцы -- ни на мужскую, ни на женскую половину Яруса.
ничего не нашел: ни связки ключей у пояса, ни пистолета в кобуре.
Последнее, впрочем, ничего не означало: в целях безопасности наставники
выдавали внутренней охране оружие лишь по окончании вечернего обхода (то
есть, спустя час после отбоя). Так что, имел ли маньяк, содеявший все это,
пистолет, зависело от того, когда именно он убил охранника. Стоя над
трупом, Франц в растерянности оглянулся назад -- темный провал карцера
выглядел теперь намного привлекательней противоположного конца коридора.
Однако, запереться там без ключей было невозможно, а ключи имелись только у
сумасшедшего убийцы. "Дойду до решетчатой двери у сочленения с главным
периметром, -- подумал Франц, -- а уж там решу, что делать." Крадучись
вдоль стены, как мускусная крыса Чучундра из сказки Киплинга, он пошел
вперед.
открыта настежь. Из-за угла высовывалась чья-то нога в черном сапоге, к
подошве которого пристала расплющенная блямба жевательной резинки. Рядом с
сапогом, разбросав пестрые страницы, как бабочка крылья, валялся журнал
непристойного содержания. Франц завернул на подгибавшихся ногах за угол и
увидал владельца журнала целиком: второй охранник лежал на полу с
простреленным лбом. Рот несчастного был разинут в безмолвном крике,
бездумные серые глаза -- вытаращены настежь. Голову мертвого окружал
темно-красный ореол лаково блестевшей крови, из чего следовало, что пуля
прошла навылет. Рядом лежал пистолет с вынутой обоймой. Обыск трупа не дал
никаких результатов: карманы пусты, связка ключей у пояса пропала. Пол
усеивали осколки разнесенного вдребезги телефона, а в стенной нише, где тот
когда-то располагался, неопрятным пучком висели оборванные провода.
Невдалеке от тела валялась стреляная гильза.
ладонь) и сел на корточки, прислонившись спиной к стене. Та-ак ... это,
значит, предохранитель ... а вот так взводится затвор ... Прохладный блеск
вороненого металла действовал успокаивающе.
карцер?... Франц представил себе, как лежит на своей верхней полке и вдруг
слышит приближающиеся по коридору шаги -- ближе, ближе ... и, наконец, в
дверях возникает окровавленная фигура убийцы с пистолетом в руках ...
Бр-р-р ... он с трудом перевел дух ... А что, если пойти вперед?
запертая прачечная, запертый физкультурный зал, запертая баня и запертый
изолятор; налево -- запертая столовая, запертый бельевой склад и запертый
вход на территорию Потока. Живых охранников на этаже больше не осталось --
отпереть некому. Что еще?... Да, чуть дальше входа в Поток расположена
квартира Мордастого. А что, это идея: "Так и так, господин Наставник,
рапортую о четырех убийствах на вверенном вам этаже -- караул, тревога!"
Так, а если и он уже того ... в смысле, если убийца успел побывать и у
Мордастого? Пожалуй, нет: у охранников ключей от квартиры Наставника быть
не могло -- а значит, у убийцы тоже. Итого: как ни противно искать защиты у
этого кретина, Мордастый является единственным выходом из положения ...
Франц встал и положил пистолет на пол. Стараясь сделаться, как можно
меньше, и двигаться, как можно неслышнее, он пошел налево.
страшно -- до тех пор, пока Франц не дошел до ответвления на бельевой
склад. В отличие от карцера, решетчатой двери здесь не было -- а что, если
за поворотом стоит маньяк-убийца?... (Воображение Франца уже настолько
свыклось с этим персонажем, что тот каждый раз возникал в одном и том же
образе: жидкие волосы прилипли к бугристому черепу, тонкие губы искривлены
в неестественной улыбке, стеклянно-голубые глаза застыли на бледном лице.)
Господи, откуда ж он такой взялся -- с другого этажа, что ли, пришел? А
зачем притащил в карцер Чирия и Моджахеда? И почему не прикончил Франца,
пока тот спал?... Вопросы, вопросы ... Помедлив несколько секунд перед
поворотом на бельевой склад, Франц осторожно заглянул за угол -- никого. В
который раз он вытер со лба холодный пот и вдруг заметил, что руки его
(впервые в жизни!) дрожат.
входом в отключенный на ночь главный подъемник, а потом сворачивал на юг к
спальной камере и квартире Мордастого. (Дефектная лампа дневного света
щелкала и мигала. Легкий сквозняк кружил пыль по белому линилеуму пола.)
Секунд десять Франц с сожалением постоял перед дверью подъемника: если б
даже тот не был сейчас отключен, то попасть в него могли лишь наставники и
охрана -- у заключенных магнитных карточек-пропусков не было. Помедлив
перед поворотом еще несколько секунд, он заглянул за угол -- и опять (слава
Богу!) не увидал никого. Сердце его ускоряло и замедляло ритм, как мотор
машины, спускающейся по горной серпантинной дороге.
территорию Потока: дверь была приоткрыта. Он остановился, как вкопанный, и
прислушался -- изнутри не доносилось ни звука. Неслышно переставляя ноги,
он подошел к двери вплотную, заглянул в щель и увидел абсолютно пустой
центральный зал. А в дальнем углу его, на полу перед дверью в спальную
камеру, лежал нож -- узкое длинное лезвие изъязвлено ржавыми пятнами
засохшей крови. Как завороженный, Франц толкнул тяжелую металлическую дверь
и, под царапавший сердце громкий скрип, вошел внутрь -- голубой блеск стали
притягивал его, как магнит. Ничего не замечая вокруг, он быстрыми шагами
пересек центральный зал и наклонился над ножом -- самодельным клинком с
белой пластиковой рукояткой. Лезвие было длиной сантиметров тридцать и, на
вид, очень острое; засохшая кровь на нем, видимо, принадлежала Моджахеду,
Чирию или одному из охранников.
убийцы. Как в плохом романе -- кровью.
корточки рядом. Брать -- или не брать? Не брать -- или брать?... Нож, как
заноза в глазу, не позволял сосредоточиться на мыслях о нем. "Да решай же
ты скорее, идиот!" -- проговорил он вслух, отводя взгляд в сторону ... и
только тут заметил, что дверь в спальную камеру тоже не заперта.
выключатель и зажег свет.
и, рядом с ним, пустая обойма. По всему полу валялись крупные, явно не
пистолетные, гильзы ... и еще какая-то продолговатая металлическая коробка
длиной сантиметров тридцать. "Что это такое?..." -- не додумав мысль до
конца, Франц заметил торчавшую из-под крайней кровати в правом ряду
растопыренную пятерню.
под кровати ему в лицо смотрел Дрон. Щека урки лирически покоилась на
вытянутой вперед руке. "Т-ты ч-чего?..." -- запинаясь, прошептал Франц.
Дрон не отвечал, ибо был мертв: из-под живота его расползалась лужа крови.
посередине которой имелось идеально-круглое кровавое пятно, посередине
которого имелась маленькая круглая дырочка. Лицо Коряги хранило спокойное и
удовлетворенное выражение -- в момент смерти ему, вероятно, снился суп.
Франц перевел глаза дальше -- на следующей кровати, наполовину свесившись
вниз, лежал труп Патлатого; длинные волосы, из-за которых тот получил свою
кличку, тихонько шевелились на сквознячке. На голой спине несчастного
виднелись два пулевых отверстия.
окровавленные подушки и окровавленные трупы. Все заключенные в камере были
мертвы.
автоматическая винтовка -- вороненый металл угрюмо поблескивал в тусклом
свете единственной на всю камеру лампы. Пустой рожок был отсоединен и
валялся рядом -- увидев его, Франц понял, что продолговатая коробка на полу
возле пистолета -- это другой использованный рожок. Сценарий, по-видимому,
был такой: расстреляв оба рожка, убийца достреливал раненных из пистолета.
"Господи, да откуда ж у него еще и автомат?..." -- подумал Франц.
пистолета."
кончились патроны, -- а вот почему он бросил нож?...
оружие не хотелось категорически: если его не подберет Франц, то его
подберет убийца ... А что, запросто, вернется и подберет ... может быть,
уже подобрал. Помертвев, Франц торопливо вышел в центральный зал -- нож,
слава Богу, лежал на месте.
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Прозоров Александр
Андреев Николай
Свержин Владимир