Чтение 25–й страницы книги ~Любимец~

одном из последних мест, рядом с Гургеном.

Я заставил себя смотреть в окно. Еще один бастион, выстроенный
воспитанием и жизнью у спонсоров, рушился. Я достаточно умен, чтобы
понимать, что гладиаторы не поехали бы так спокойно через радиоактивный
город. Значит, лгали Яйблочки. Наверно, они лгали невинно, сами будучи
введены в заблуждение плохими спонсорами.

Из леса и зарослей кустарника, что поднимался по обе стороны разбитой
дороги, все чаще высовывались дома, некоторые совсем разрушенные - просто
громадные груды кирпича или бетонных плит. Другие стояли, поднимаясь на
несколько этажей. Меня поразил мост, под которым не было реки, а протекали
какие-то полузаросшие дороги, затем справа показалась поднимающаяся над
лесом странная металлическая, проржавевшая, но тем не менее величавая
скульптура, которая изображала мужчину и женщину в странных нарядах,
которые одновременно сделали большой шаг вперед и вскинули над головами
некие предметы. Предмет в руке мужчины напоминал большой молоток, но что
держала женщина, я не догадался. Далее дорога провела нас мимо
обрушившейся арки, за которой в глубине виднелись какие-то крупные здания.

Я крутил головой, стараясь увидеть как можно больше. Удивительно, что
я прожил до двадцати лет в довольстве и неге, полагая, что весь мир
ограничивается нашим городком, универмагом, стоянкой, комнатой отдыха для
любимцев, несколькими залитыми бетоном улицами и серыми куполами
наблюдательной базы спонсоров на горизонте.

Уже несколько дней внутри меня все кипело, голова раскалывалась от
постоянного удивления. Но главное заключалось даже не в количестве и
многообразии вопросов, а в том, что почти каждый шаг ставил под сомнение
мою безграничную веру в спонсоров, преклонение перед ними - черту,
свойственную всем без исключения домашним любимцам.

Улицы Москвы были почти пусты, сквозь трещины асфальта росли трава и
кусты, порой глубокая колея огибала дерево, выросшее на мостовой, порой и
асфальта не было - впереди оказывалась яма, и ее приходилось преодолевать
по непрочному деревянному мосту. Но мосты существовали - значит, кто-то по
городу ездил.

Но как пешеходы, так и машины встречались очень редко. Сначала у арки
я увидел собранную из частей старых машин колымагу, в которой сидел
курчавый голый человек и громко пел. Колымага была нагружена досками и
бревнами. Потом, уже в той части города, где лес был реже, а дома выше, я
увидел патрульную машину спонсоров. Это зрелище мне было знакомо - точно
такие зеркальные машины обязательно ездили вечером и ночью и по нашему
городку. Помню в детстве они меня поражали тем, что снаружи были
отшлифованы до зеркального блеска. Когда такая машина едет по городу, в
своих округлых боках она отражает все: и небо, и окружающие деревья, и
дома. Но все в ней кажется искаженным, кривым; только поэтому и можно
рассмотреть машину и угадать ее форму. Когда-то на мой детский вопрос,
зачем они так делают, госпожа Яйблочко ответила, что, когда злые люди
хотят стрелить в такую машину, они обязательно промахнутся.

Навстречу нам, чуть приподнимаясь над ямами в асфальте и оттого не
шатаясь и не трясясь, медленно и даже торжественно пролетел патрульный
мобиль спонсоров. Боковые окна были опущены, как они всегда делают в
местах, где не ожидают опасности, и за ними были видны равнодушные, но не
страшные на расстоянии морды спонсоров. Спонсор увидел наш древний
автобус, но ничем не показал, что удивлен или заинтересован нашим
появлением, - как будто один кот встретил на улице другого - и разошлись.

И тут же в моем мозгу вспыхнуло очередное запрещение: людям, ради их
блага, запрещается пользоваться любыми скоростными средствами транспорта,
потому что они могут попасть в аварию и пострадать, а также представить
опасность для других транспортных средств...

- А они разрешают? - спросил я.

- А почему не разрешать? - удивился раб.

- Но мы едем!

- Пешком мы бы до стадиона долго не дошли.

Автобус наш свернул направо, и мы оказались на площади, очищенной от
кустов и деревьев, кое-где даже асфальт был подновлен - в ямы засыпана
земля.

За этой площадкой располагалось здание, которое было более всего
похоже на Римский Колизей - так назывался древний театр в Италии, где
когда-то были представления и бои гладиаторов. Он был построен так крепко,
что не разрушился за две тысячи лет, прошедшие между Римской империей и
счастливым прилетом спонсоров.

Огромное здание, к которому подъехал наш автобус, было в плачевном
состоянии: крыша его давно обрушилась, так же, как и верхняя часть стен,
но и в таком виде оно являло собой внушительное зрелище.

Перед ним площадь неожиданно для глаз была оживлена. По ней
передвигались как тележки со спонсорами, пешие спонсоры, так и люди,
которые жались к краям площади, но тем не менее вели себя спокойно, словно
имели право здесь находиться.

Спонсоры были в мирной одежде - они отдыхали. Может быть, неопытному
взгляду все спонсоры кажутся одинаковыми, и одежды их представляются
схожими - ничего подобного! Спонсоры придают громадное значение тому, как
одеваться, как подкрашивать морду и как двигать конечностями - это сложный
и понятный лишь для своих язык, куда более выразительный и откровенный,
чем слова, которые спонсоры произносят вслух. Как я уже понял, практически
никто из людей в этом внутреннем потайном языке не разбирался - даже
далеко не все любимцы его понимали. Но те из любимцев, кто хотел извлечь
пользу из знаний хозяев, отлично чувствовали все мелкие детали поведения и
настроения своего спонсора.

Глядя на спонсоров на площади, я видел, что они были несколько
взбудоражены, но без озлобления, потому что готовились к лицезрению
интересного зрелища.

Люди, которых я увидел, были в большинстве своем одеты в различные,
порой даже вызывающе яркие одежды, и, что удивительно, спонсоры на это не
реагировали. Встречались среди людей и обнаженные, но это были рабы
низкого уровня - носильщики паланкинов, водители повозок, уборщики,
подметальщики и продавцы воды. Зато я увидел нескольких персонажей, схожих
вызывающей клоунской одеждой с моим господином Ахметом.

Как много я еще не знал и не понимал! "Сколь много мне предстоит
узнать! - думал я, - и как осторожно я должен двигаться по этому пути,
чтобы меня не наказали".

При виде спонсоров мне захотелось спрятаться в автобусе, но
проницательный Прупис, заметив мои колебания, сказал:

- Если ты боишься, что тебя узнают, забудь об этом! Жабы вообще людей
если и различают, то только по цвету одежды. Потому наши власти так
разряжаются. А ты - любимец, раб, животное. Как только ты оделся, сразу
перестал для них существовать. Понял?

- Понял, - неуверенно сказал я.

Прупис улыбнулся и хлопнул меня по спине - от этого хлопка я вылетел
на мостовую. Отдышавшись, я стал принимать у раба оружие и доспехи, мы
носили их в комнату под стадионом, которая была выделена для нашей школы.

Затем туда прошли наши ветераны, за ними - тесной толпой -
первогодки. Батый подмигнул мне, Гурген только скользнул черным взглядом.

- Время есть, - сказал Прупис. - Одевайтесь не спеша. Сейчас придет
господин Ахмет и изложит диспозицию.

От волнения я пожелал отлить и спросил раба, знает ли он, где здесь
сортир. Тот объяснил, что надо пройти по коридору до поворота налево, а
там спуститься в полуподвал.

В сортире было нечисто и плохо пахло.

Когда я выходил из сортира, то, подходя к углу, услышал голоса и
остановился. Не потому, что хотел подслушать, а наоборот - не желал
попадаться на глаза неизвестно кому.

- Почему я должен отдавать тебе десять процентов? - спросил голос
пониже, басовитее. - И не мечтай! Кто победит?

- Слушай, Жан, - ответил высокий, знакомый мне голос, - мои люди,
если бы захотели, сделали из твоих котлету. Но уговор есть уговор: тебе
надо набирать очки, а у меня и без того репутация высокая. Так что забудь
о раскладе - пополам! А то я прикажу заняться тобой всерьез.

- Испугал! Видели мы одного такого пугальщика, - обиделся обладатель
баса. - Я иду тебе навстречу только из уважения к нашей старой дружбе.

- Вот и уважай, - ответил голос Ахмета.

Продолжая говорить, они пошли прочь, и я осторожно выглянул из-за
угла, а потом добежал до нашей комнаты.

Значит, они сговаривались о цене? О цене чего?

Ответ на этот вопрос я получил довольно быстро.

Когда я вошел в комнату, господин Ахмет в своем клоунском наряде
стоял посреди комнаты, окруженный ветеранами в доспехах и несколькими
юниорами в звериных шкурах с обтянутыми толстой кожей овальными щитами в
руках.

Среди юниоров я увидел и Батыя с Гургеном. Батый поднял руку,
приветствуя, господин Ахмет заметил этот жест и крикнул:

- Тим, не отвлекай людей, голову оторву!

Я отступил назад.

- Значит так, - продолжал ахмет речь, прерванную моим появлением, -
среди ветеранов будет двое раненых и один убитый. Муромец, ты встретишь
сегодня почетную смерть.

Вперед после некоторой паузы шагнул Илья Муромец. Я его знал только в
лицо.

- Слушаюсь, господин, - мрачно произнес он.

У меня кровь застыла в жилах.

- Тебе, Добрыня... - Ахмет был деловит и краток, - придется пролить
кровь.

- Меня в прошлый раз уже ранили, - сказал Добрыня, на котором
остановился взгляд Ахмета, - еще не зажило толком.