Чтение 25–й страницы книги ~Операция "Гадюка"~

Все остальные вопросы смысла не имели - я и так обо всем узнаю.

Машина гуднула под окном в шесть тридцать утра в субботу. В машине,
скромной престижной "ауди", сидел военный шофер в штатском. Когда я
спустился - сумка через плечо, в ней белье и куртка, - он спросил:

- Ваше имя, отчество, пожалуйста?

- Гагарин Георгий Алексеевич.

- Вам как удобнее, спереди или сзади?

- Спереди.

С шофером мы немного поговорили о тополином пухе, засохших березах
вдоль шоссе и гаишниках, которые вроде бы нашей машине не угрожали, но
шофер их все равно не любил.

За дядей Мишей мы заехали к нему домой, у "Аэропорта", он уже спустился
и ждал.

- Выспался? - спросил он меня.

- Почти.

- А я думал, что тебе сон необязателен.

- Но желателен, - сказал я.

- Ничего, в самолете выспишься. - Он был почему-то разочарован.

- Я не супермен, - признался я. - И не рассчитывайте.

- Зато юмора у тебя на двоих суперменов, - укоризненно сказал дядя
Миша, у которого с юмором бывали провалы.

- Куда едем? В Максимове? - спросил я.

- Без имен и фамилий, - сказал дядя Миша. - Если о чем-то думаешь,
оставь мысли при себе.

- И где вы нашли это Максимове? - спросил я.

- Гари к!

- Неужели у вас шоферы непроверенные?

Дядя Миша вздохнул, шофер хмыкнул.

- Весь атлас прошуровали. Никогда не думал, что в стране столько
Максимовых.

- Сколько?

- Семнадцать.

- Немного.

- Каждое надо было проверить. Ведь Максимове могло оказаться только
ориентиром. Например, есть город Максимов. Вокруг деревни.

- И спецоб(r)екты?

- Разумеется, иначе что же мы искали?

- А потом что прикажете делать с Максимовскими, Максимами и
Максимычами? Тоже немало?

- Тоже.

- А пароход не нашли?

- Какой пароход?

- "Максим Горький"?

- Отплавал свое.

- И что же вам удалось найти?

- К сожалению, не так много, как хотелось.

- Чем меньше нашли, тем спокойнее человечеству.

- Есть одно место, - сказал дядя Миша. - Я тебе в самолете документы
покажу. Вроде бы коллеги говорят, что там уже ничего не осталось. Поэтому
я тебя и позвал.

- Почему?

- Ты имеешь опыт, ты в курсе дела. У тебя к тому же интуиция.

- Если это так называть, - вздохнул я.

Когда мы доехали до Шереметьево-1 (я-то думал, что полетим с
какой-нибудь секретной базы), уже взошло солнце. День обещал быть
великолепным. Хотя нас здесь не будет!

- Я все хочу тебя спросить, - сказал дядя Миша, - чего ты на этой
академической ставке сидишь? С твоими способностями можно целые стадионы
морочить.

- Я занимаюсь домашней практикой, - серьезно ответил я. - У меня есть
хрустальный шар. Могу судьбу предсказать.

- Ты мне здесь предскажи, в полевых условиях.

- Нельзя. Несолидно.

Самолет был вполне гражданский - ЯК-40 или что-то вроде, я не поглядел.
Кроме нас, в салоне был полковник, очень грустный человек. У него были
густые брови домиком. И черные глаза.

- Овсепян, - представился он.

- Герман Аршакович, - развил тему дядя Миша.

- Я лечу с вами, чтобы не возникло трений, - сказал полковник Овсепян.

Он сел отдельно от нас и всю дорогу курил.

Мы летели часа три. Сначала мы с дядей Мишей немного поговорили,
вспоминали боевых товарищей и минувшие битвы. Мне казалось, что
существование мира без времени пора рассекретить, все равно рано или
поздно это случится бесконтрольно, и, может быть, с большим бенцем.

- Дурак ты, Гарик, - сказал генерал. - Мы когтями цепляемся, как
мальчик вдоль рваной плотины носимся. Представь себе, какое это крушение
всех законов физики!

- И религий, - согласился я.

- Религия выпутается, даже будет рада. Докажет, что это чистилище для
некоторых душ. А дальше дорога или в рай, или в ад.

- А может, это и есть ад.

- Пока мы сами не поймем... - сказал дядя Миша. - Религия потерпит.

- Вы можете опоздать. Американский империализм не дремлет.

- Как ты понимаешь, я не один. Если полгода назад нас было шестнадцать
человек, и то по совместительству, то сейчас... больше тысячи.

- И вы охраняете тайну?

- Из этой тысячи дай бог десятеро знают, о чем идет речь. Если проблему
разделить на параграфы, ты никогда не догадаешься, какой кусочек тебе
достался и что он означает, если сложить сто кусочков. Да и по-человечески
все во мне против того, чтобы люди знали. Это же мир ложных надежд.

- Может быть, вы правы, - сказал я. - Недаром из нашего института
ничего не уплыло. Уж на что Тамара - открытая книга.

- Тамара - себе на уме. Но некоторым пришлось наложить швы.

- Что? - не понял я.

- Условное обозначение. Но некоторым людям мы наложили пустое место на
воспоминание о Нижнем мире, мире без времени. Они вроде бы и помнят, а
желания поделиться с человечеством не высказывают. И вообще я тебе должен
сказать... нам этот мир без времени помог решить несколько таких
интересных физических проблем... Ого-го!

- Какого черта вы меня позвали?

- Ваша лаборатория для меня как родная деревня. Понимаешь, когда я
провожу совещание, то понимаю дай бог каждое пятое слово. Там все умнее
меня. А для вас я - кум королю. Эйнштейн.

- Не зазнавайтесь, - сказал я. - Передо мной вы, может быть, и
Эйнштейн.

- Неужели ты думаешь, я посмею кинуть камень в Калерию Петровну?

Вот у него и прорезалось чувство юмора. В минимальной форме.

- Этот мир, - сказал он после паузы, за время которой достал сигареты и
закурил, - этот мир - лишь часть тех диких тайн и опасностей, которые нас
окружают. Ма-а-аленькая часть. Ты просто не представляешь ситуации.

- Маленькая часть? Дай пример более важной проблемы.

- Знаешь, как-то Менухина, это был такой скрипач, спросили, что он
думает о советском скрипаче, лауреате Сталинской премии Ойстрахе. И
Менухин сказал, что Ойстрах - второй скрипач в мире. А кто первый? -
спросили Менухина советские люди. - А первых много, - ответил этот агент
сионизма.

Дядя Миша замолчал. Этот номер у него был отработан. Я в этом убежден.
Но ухмылка была наполеоновская.

Я не выспался и потому задремал. И если дядя Миша хотел меня испытать -
сплю или нет, он разочаровался. И меня к себе в тайные агенты на высокую
зарплату не возьмет. И правильно сделает. Я сначала разлюбил, а потом и
возненавидел передачу "Что? Где? Когда?", которую когда-то держал за
лучший телеспектакль. Вместо соревнования интеллектов и чувства юмора
возникло соперничество денежных мешков и мешочков. Глазки горят, ручки
дрожат - какая тут команда! А мы детдомовские, нас не купишь! И чего я
сижу в этом институте? А потому что мне интересно в нем работать и жить
его жизнью, потому что там рядом со мной работают люди, которых я считаю
своей семьей - и я не идеал, и Тамара не идеал, - но лучше других нет, и
перекупить меня нельзя. Вы можете платить мне миллион долларов ежемесячно
при условии, что я буду любить, как своих родных, товарищей Иванова,
Петрова и Рабиновича? А я их не полюблю. У меня гадкий характер.

Говорят, что каждого человека можно купить, была бы предложена
настоящая цена. Нет, господа, встречаются исключения. Ваш покорный слуга
доволен своей зарплатой...

Я проснулся, когда самолет снижался, и дядя Миша с чувством
превосходства начальника, который никогда не спит, сказал:

- А ты, оказывается, храпишь?

- У нас дома только так и отличают благородного маркиза от золотаря.

Дядя Миша рассмеялся и пристегнул ремень. Он был из тех людей, которые
всегда выполняют инструкции.

Мы сели на военном аэродроме. Близко к посадочной полосе подступал лес.
Сколько мы летели? Часа три? Два с половиной? Мы на Урале? Гор не
видать...

Погода была похуже, чем в Москве, холоднее, ветреней.

И ветер был лесной, зябкий.

- Я думал, что вы с собой возьмете команду, - сказал я, когда мы
спустились на бетон.

- Куртку захватил? - спросил дядя Миша.

Я расстегнул сумку и достал куртку. Тогда дядя Миша ответил на мой
вопрос: