Чтение 25–й страницы книги ~Дезертир~

Шарлем Вильбоа.

Я медленно шел по набережной и перебирал события последних дней. Нет,
ничего особенного не произошло. Правда, беспокоило молчание моих добрых "друзей"
Амару и Вадье. Да и с де Батцем следовало что-то придумать... Но не это смущало.
В конце концов, не поздно исчезнуть, вписать новое имя в пустом бланке
гражданского свидетельства...

Я горько усмехнулся. Одно фальшивое имя вместо другого!.. Нет, не это
главное. Главным были слова старой монахини, которые все эти дни не давали
покоя. Сестра Тереза поняла, что со мною что-то не так. Через ее руки прошли
тысячи больных, ее трудно, невозможно обмануть. "Вам надо к врачу, сын мой!" Она
поняла, что я болен. Болен - но не мертв!

Я вновь остановился, почувствовав, как бешено забилось сердце. А если она
права? Почему я так уверен, что там, у лионской дороги, глаза открыл мертвец,
которого не пустили на Небо? Мне кажется... Нет, я это чувствую! Но ведь
чувствам не всегда можно верить, люди сходят с ума, теряют рассудок, и тогда им
мнится такое что не привидится в самом жутком кошмаре!

Сестра Тереза права. Кто бы я ни был, мне нужно знать правду. К врачу?
Почему бы и нет? Конечно, не к такому коновалу, как гражданин Леруа из роты
Лепелетье. Но ведь есть другие! Например, курносая девушка в очках, которая не
боится проводить ночи на старом кладбище...

Гражданка Тома долго всматривалась, затем сняла очки и покачала головой:

- Только не говорите, что вам опять надо искать кого-то на нашем любимом
кладбище! С меня вполне хватит и одного раза!

Я ждал ее у старой часовни не менее часа. Девушка появилась, когда вокруг
уже стояли ранние синие сумерки.

- Вы почти угадали, - улыбнулся я. - Некий страждущий опять нуждается в
вашей помощи, Юлия.

Взгляд, брошенный в мою сторону, способен был испепелить.

- Если вы ждете, что в ответ я буду называть вас Франсуа, то напрасно! И
если вы вздумаете вручить мне букет, который прячете за спиной...

Я подал ей лиловые астры и развел руками. Несколько секунд я ждал, что
цветы полетят мне прямо в лицо, но гражданка Тома ограничилась новым, не менее
выразительным взглядом.

- А теперь объясните, как все это следует понимать, гражданин Люсон?

"Мадемуазель!" - хотел начать я, но вовремя прикусил язык.

~ Гражданка Тома! Эти астры считайте своеобразным извинением за
доставленные вам неприятности. А также за те, которые я могу доставить впредь.

~- Уже доставили. - Девушка повертела в руках букет и покачала головой: -
Гражданин "аристо"! У меня нет времени на подобные любезности. Я пришла
работать... Впрочем, за цветы - спасибо. Хотите зайти... Франсуа?

Приглашение в мертвецкую было сделано самым светским тоном. Не подав и
виду, я поклонился, после чего Юлия достала ключи, и мы занялись замком. Наконец
ржавый металл поддался, и мы оказались в знакомом полумраке.

- Сейчас зажгу свет...

Девушка долго возилась с лампой, после чего мы прошли внутрь. Знакомые
столы, тела под белыми простынями, еще один стол - на этот раз пустой. И -
огромные лейденские банки, соединенные толстыми проводами. Смотреть лишний раз
на покойников, "имеющих временное пребывание", не тянуло, и я занялся
гальванической батареей. Между тем девушка зажгла еще две лампы, и в мрачном
помещении стало немного светлее.

- Ну вот! - Юлия развела руками. - Мой персональный Аид. Мертвецкая там, за
дверью, а здесь пребываю я и те, с кем мне интересно. Сегодня двое новеньких...
А посему, гражданин Люсон...

- Франсуа, - напомнил я. Она поморщилась:

- Сначала цветы, потом этакая фамильярность... Нет, мне не нравится!

- Тогда - Франсуа Ксавье, - предложил я. Она пожала плечами:

- Хорошо. Итак, Франсуа Ксавье, свое любопытство, которое, похоже, и
привело вас сюда, вы уже удовлетворили, а посему...

- Еще минуту! - я поднял руку. - Гражданка доктор, некий страждущий
действительно нуждается в помощи. Или по крайней мере во врачебном совете.

- Я принимаю по вторникам, средам и пятницам с десяти утра в клинике бывшей
Королевской академии. Скажите своему страждущему...

- Он перед вами. Очки блеснули.

- Если за этим последует очередная пошлость...

- Мадемуазель! - подхватил я. - Мое сердце, э-э-э, стр-р-радает и
р-р-разрывается... Нет, Юлия, к сожалению, я не шучу.

Девушка быстро подошла ко мне, крепкие пальцы обхватили запястье, рука
легла на лоб.

- Не выдумывайте! Пульс нормальный, температуры нет. Если вас мучит
ревматизм...

- Глаза, - подсказал я. - Помните, вы говорили?

- У вас что-то со зрением? Помнится, сегодня утром вы были в очках...

Собираясь в лечебницу Урсулинок, я действительно надел фальшивые очки.
Конечно, предназначались они не для Юлии, а исключительно для гражданина
Сименона.

- Роговица глаза, Юлия. Посмотрите!

- Боитесь катаракты? Ладно, идите к свету... Осмотр длился долго. Я
терпеливо ждал, стараясь не моргать. Странно, я не волновался. Обычный врачебный
осмотр. Почему-то вспомнился пустой стол у меня за спиной...

- Травмы были?

- Что? - растерялся я.

- Травмы, - нетерпеливо повторила она. - Черепные... Вам не понятно?

Я замер. Значит, старая монахиня права! Или...

- Контузия, - я вспомнил лионскую дорогу и растерянных парней в синей
форме. - Кажется...

- Головные боли? Потеря памяти?

Внезапно все вокруг начало расплываться. Знакомая серая пелена окутала
часовню, свет ламп померк, превратившись в странное желтоватое пятно...

- Сядьте! Да садитесь же!

Я открыл глаза и сообразил, что сижу на неудобном деревянном табурете. Юлия
стояла рядом, протирая очки.

- Часто бывает такое?

- Н-нет! Дело не...

- Позвольте об этом судить специалисту! Девушка надела очки, пододвинула
другой табурет - на этот раз трехногий - и аккуратно присела на краешек.

- Давайте так, Франсуа. Мы встретимся завтра, и вы мне подробно все
расскажете. Наверно, вам придется обратиться к кому-нибудь более сведущему, чем
я...

Теперь она говорила совсем иначе - мягко, спокойно. Я понял - она говорила
с больным. С больным?

Лампы вновь горели ярко, серая пелена исчезла, пропала слабость. Я встал:

- Дело не в этом, Юлия. Скажите, я - жив?

- Идите к черту!

Девущка вскочила, опрокинув табурет.

- Вы - истинный мужчина! Гордыни, претензий - на миллион, а как что-то
заболит... Можете успокоиться, умрете вы весьма не скоро! Завтра приходите в
больницу академии к десяти, а сейчас убирайтесь и не мешайте работать!

Я не обиделся. Стало ясно - она тоже слепа. Напрасно я затеял все это! Ей
не увидеть! Даже сестре Терезе - и той не дано понять все до конца. Несчастный
безумный священник - вот кто разгадал меня. Ему не мешал разум - наш горделивый
разум, пытающийся все объяснить, свести к очевидным причинам...

- Извините, Юлия! - я постарался улыбнуться как можно более виновато. - Но
я предупреждал заранее о неприятностях...

Девушка быстро взглянула на часы и покачала головой:

- Все! У меня нет больше времени! Можете уходить, можете оставаться, но я
буду работать!

Она решительным шагом направилась к ближайшему телу, укрытому белой
простыней. Миг - и простыня взлетела в воздух. Гражданка Тома быстро оглянулась,
схватила лежавший на табурете фартук и, накинув его, осторожно прикоснулась к
голове мертвеца.

- Вы еще здесь? - бросила она немного насмешливым тоном. - Убирайтесь,
гражданин Люсон, а то ненароком в обморок упадете!

Это был вызов. Впрочем, принять его было просто. Я не боялся. Перед ней
лежал мертвец. Мертвый человек, такой же, как я...

- Один раз я сдуру притащила сюда Альфонса. Он хотел писать какую-то пьсу -
чуть ли не про вампиров. Хорошо, что у меня была здесь нюхательная соль! Больше
подобных опытов я не провожу.

- А какие проводите?

Я подошел ближе. На деревянном, обитом цинком столе лежал старик - худой,
желтый, с пальцами, изуродованными ревматизмом.

Доктор Тома вздохнула:

- Все-таки решили мне мешать! Прежде всего я произвожу вскрытие.
Естественно, не всех, а тех, кого мне позволяют. На этом кладбище хоронят
бедняков - за счет Коммуны, и эти граждане в полном моем распоряжении. А
вообще-то я изучаю посмертные изменения. Это работу начал отец... Вы как, еще
стоите на ногах?

Она быстро осмотрела мертвеца и вновь накрыла его простыней.

- Ну, здесь ничего интересного... Альфонс, бедняга, хотел набраться
впечатлений. Я предложила ему ассистировать при вскрытии...

Она засмеялась, и я пожалел бедного индейца.

- Ладно, посмотрим, что тут...

Белая простыня вновь взлетела вверх. Девочка - лет десяти. Синеватые губы
чуть раскрыты, на лице застыла гримаса боли. Я вздохнул. Похоже, мой вздох был
услышан.

- Что, уже? Это вам не сказки сочинять об отрубленных головах,
разговаривающих в корзине гражданина Сансона! Стойте!

Я замер. Девушка схватила зеркальце, приложила к губам несчастной, затем
долго держала руку на запястье.

- Нет... Но что-то тут не так! Она подняла худую ручонку той, что лежала на
страшном столе, подержала, затем осторожно опустила.