достал портсигар. - Брось! Через пару часов посмотрим все вблизи.
Комиссары уже выдыхаются...
генерал-майор Антон Васильевич Тургул, командир легендарной Дроздовской
дивизии, был для Арцеулова по-прежнему "Антошкой", впрочем, как и он,
специальный представитель Ставки Главкома, - просто Славой.
слушаться, сообщу Барону, и тебя запрут в санаторий. Ты его знаешь!
и иным представителям Главнокомандующего, участвовать запрещалось. Его
дело - присутствовать - и он присутствовал, честно пытаясь даже в этой
дурацкой должности делать что-либо полезное. Но выходило плохо. Все вообще
шло как-то не так...
высадил его у Графской пристани. Его тут же арестовали и, не спрашивая
ничего, отконвоировали в ближайший равелин, где им занялась контрразведка.
бывший поручик Арцеулов, посланный весной 19-го со специальной миссией в
Сибирь, вызвал лишь ленивую ухмылку вместе с предложением не дурить и
говорить правду. Когда Ростислав пытался повысить голос, его назвали
"большевистской сволочью" и бросили в одиночный карцер.
словно предчувствуя беду, он еще на пароходе успел зашить в подкладку
пиджака - и потом не раз хвалил себя за предусмотрительность.
крепкие ребята из контрразведки абсолютно не заинтересованы выяснить
истину. Вполне достаточно того, что подозрительный гость с паспортом,
выданным в Бомбее, будет списан в расход, как очередной большевистский
шпион. Впрочем, возможен и другой выход - в первый же день ему намекнули:
за весьма солидную сумму Ростислава могут признать больным и отправить в
госпиталь. Насколько он понял, это была обычная практика: из госпиталя
легче освободиться.
лишь кому-либо из высших чинов богоугодного заведения, где его держат. Как
ни странно, это подействовало. Через час его привели в кабинет полковника
с забавной фамилией Нога. На этот раз его выслушали внимательнее. Впрочем,
Нога ему тоже не поверил и без особого интереса предложил назвать
кого-либо из офицеров Русской Армии, которые могли бы засвидетельствовать
его, Ростислава, подозрительную личность.
его и Гришина-Алмазова отправлял лично Деникин - но бывший
Главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России еще в марте покинул
негостеприимный Крым. При их разговоре присутствовал генерал Романовский,
но бывшего заместителя Верховного не так давно застрелили в Стамбуле. Были
и те, вместе с кем он воевал. Но ни Маркова, ни Дроздовского уже не было в
живых, погиб и Гришин-Алмазов. Оставались просто фронтовые товарищи.
Волнуясь, Арцеулов стал называть фамилию за фамилией. Нога, кивая,
записывал, но вид его был настолько недоверчивым, что Ростислав понял, -
это едва ли поможет.
полковнику, и тот откровенно предложил ему не водить контрразведку за нос.
Когда Арцеулов попытался узнать о судьбе своего запроса, то Нога молча
протянул ему список.
полковника пропал без вести, выполняя секретное задание командования.
Офицеры его взвода погибли еще в 19-м, а совсем недавно, в марте, умер от
тифа Андрей Орловский.
не попал в Крым. Его часть была отрезана под Новороссийском и отступила
куда-то к грузинской границе.
Врангелем - барон мог его помнить, но он понял: в этом ему откажут.
кладбище. Даже хуже - никто уже не скажет, где, в каких местах от Тулы до
Симферополя находятся могилы его товарищей...
тон. Похоже, лицо Ростислава сказало ему больше, чем все слова. Подумав,
он предложил назвать кого-либо из офицеров других частей, которые могли бы
помнить Арцеулова.
Дроздовского! Он был знаком с самим Дроздовским, но того уже нет в живых.
Ростислав назвал капитана Туцевича, с которым был знаком еще с 16-го.
Полковник Нога покачал головой: Туцевич, успевший стать полковником и
командиром артиллерийского дивизиона, убит прошлым летом.
капитана Макарова и поручика Тургула. Нет, кажется, Тургул тоже успел к
весне 19-го стать капитаном и даже получить батальон. Ростислав хотел
назвать Макарова, но вспомнил: того перевели в штаб Май-Маевского, а
значит, его тоже могло не быть в Крыму. И он назвал Тургула.
знает, а что касается его превосходительства генерала Тургула, то запрос
сделать можно, если, конечно Арцеулов знаком именно с ним.
Тургула дяди генерала, но потом решил, что терять ему совершенно нечего.
Тем более, выяснилось, что и Антошку и загадочного генерала зовут
одинаково - Антоном Васильевичем...
веселый, как всегда, подтянутый, в лихо заломленной на затылок - по
примеру покойного Дроздовского - фуражке. Год назад они не были особо
близки, но Антошка, похоже, явно радовался встрече. Они обнялись, и Тургул
потащил его из камеры. Какие-то тюремные крысы пытались толковать о
нарушенном порядке и о бумагах, которые должно заполнить. Внезапно лицо
Антошки изменилось, он рыкнул - и контрразведчиков сдуло ветром. И тут
только Арцеулов заметил, что на Антошке не обычный офицерский китель, а
щегольская форма дорогого сукна. А еще через несколько минут он узнал то,
что добило окончательно: Антошка, то есть, конечно, Антон Васильевич, не
просто генерал, которых в Крыму и так окопалось достаточно. Бывший поручик
командовал лучшей дивизией белой армии - Дроздовской.
Арцеулову привести себя в порядок после узилища, его доставили прямиком к
Главнокомандующему. Оказывается, Врангель помнил и Арцеулова, и задание, с
которым отправляли его к Адмиралу. Ростислав сразу же получил выговор за
то, что не решился обратиться прямо к Главкому, а затем Врангель слушал
его больше двух часов. Арцеулов понимал, что его рассказ уже не имеет
никакой практической ценности. Все, ради чего его посылали через фронт,
погибло вместе с Колчаком. Но барону было, похоже, просто интересно.
Ростислав был единственным, кто сумел добраться к Колчаку - и вернуться.
Врангель слушал его не перебивая, как слушают сказку или древний миф о
героях...
документов у него не оставалось, он мог легко стать и генералом - барон
верил на слово. Конечно, подобная мысль даже не приходила в голову, но
кое-какие выводы Арцеулов уже успел сделать. Здесь, в Крыму, очень легко
отправляли людей в контрразведку - и так же легко повышали в чинах.
Оставалось узнать, как здесь воюют.
простого, а Первого Офицерского, лучшего в дивизии. Иного желать просто
невозможно, и Ростислав заранее обрадовался. Оставался пустяк, чистая
формальность - пройти через армейских эскулапов, дабы получить справку,
без которой здесь, как, впрочем, и всюду, дела не делались. Ростислав с
легким сердцем зашел в центральный севастопольский госпиталь - и был
признан полностью негодным к службе.
стоять на руках. Врачи были неумолимы, а когда он в отчаянии бросился к
Тургулу, тот выслушал сочувственно, но с медициной посоветовал не
шутить...
столичному светиле, занесенному военным ветром в Симферополь. И тут уж ему
самому стало не до шуток. Светило говорило долго, сыпало латинскими
терминами, но главное Ростислав уловил сразу. Его фронтовые контузии были
не в счет - с этим на третий год войны успели свыкнуться. То, из-за чего
его не пускали на фронт в Сибири, здесь бы не помешало. Но дело было в
другом - у него оказалась черепная травма - свежая, обширная, поразившая
почти треть мозга.
удар, после чего все стало черно. "Никогда не снимай перстня!" Тогда он не
послушал совета, отдал перстень Лебедеву - и тот остался невредим. В
памяти всплыло давнее видение: он, прикованный к креслу, смотрит на глухую
стену неведомого ему парижского дома...
но затем все-таки разговорилось. После травмы у Арцеулова должны были
начаться приступы слабости, временная потеря координации и сильная,
невыносимая боль...
монастырю - дни, когда казалось, что он попросту не дойдет, свалится и
останется навсегда под чужим холодным небом, если, конечно, краснопузый
Косухин не потащит его дальше в приступе внеклассового великодушия...
Белоусов Валерий
Эриксон Стивен
Сертаков Виталий
Жюль Верн
Маккарти Кормак
Свержин Владимир