возвышаясь над землей на целых пять венцов. Третий венец был прорезан
квадратным оконцем, наглухо затыкаемым в холода, а летом занавешенным от
комарья тонко выделанной оленьей кожей с магическими рисунками, отгоняющими
злых духов.
зная, чем угодить мужу, -- Растак досадливо отстранил ее рукой. Неловкое
движение отдалось болью в плече, понемногу слабеющей с каждым днем, но еще
чувствительной. Растак поморщился -- не на людях было можно. Вспышка злости
прошла, не выплеснувшись на глупую бабу. Что взять с женщин? Существуя для
того, чтобы украшать жизнь мужчины, а не отравлять ее, большинство из них
слишком глупы, чтобы понять это, и приходится учить... Но потом.
лилась ручьями. Если бы не высокий порог, потекла бы в дом. На улице никого не
было, да и кому взбредет в голову без дела бродить среди рябых от дождя луж?
Пастухи -- те с утра угнали отары на размокшие лесные поляны, где хотя бы шалаш
может укрыть человека от непогоды. Малолетней мелкоты -- и то не было видно.
Зато почитай из-под каждой стрехи тянулся дымок -- хозяйки варили обед.
взрослые погибли, а детей взяли к себе соседи. В каждом доме потеря, и какая!
Просторно стало в домах...
звонкие, как в погожий день, а будто колотили поленом по бревну. В двух битвах
захвачено много оружия, кузнецам хватит работы до середины лета, чтобы
исправить годное, а негодное переделать в полезные для хозяйства вещи. Когда
кончится дождь, задует ветер и плавильщики зажгут на Двуглавой печи, работы
кузнецам еще прибавится.
наконец!), выскочил меньший из чужаков, Юр-Рик, по-прежнему одетый в свой
немыслимый красный наряд, уже порядком засаленный. Несокрушимый Вит-Юн
немногословен, как подобает настоящему богатырю, и не бегает зря по деревне, а
этот любопытен сверх всякой меры. Ишь ты, скачет вприпрыжку, что молодой козел,
сигает с разбега через лужи, и над головой, спасаясь от дождя, держит козлиную
же шкуру. Интересно знать, выменял на что-то или получил в подарок? Чужаков в
деревне побаиваются, но многие рады отдать им последнее в благодарность за
победу над Вепрями и взамен невысказанного обещания защиты, а уж хозяйки чуть
не дерутся за право готовить им пищу и прибираться в выделенной чужакам пустой
землянке. Натащили туда всего... За вождем так не носятся, не говоря уже о
болящем колдуне Скарре, что по-прежнему бредит, разговаривая с духами...
кому-то в гости. Растак постоял еще у окна, но больше ничего интересного на
улице не приключилось, и он вернулся на лежанку. Не лег -- сел, сурово глядя на
жену, раздувающую угли под котлом со вчерашней похлебкой. С этого места он
управлял племенем уже третью седмицу, хотя, по правде сказать, после вторых
похорон, когда предали земле тела тех, кто пал в битве с Вепрями, крупных дел у
вождя было немного, а о мелких люди не заикались.
те, кому Земля не судила выжить, уже умерли. Куда больше, чем хотелось, было
беспомощных калек, обреченных на изгнание и смерть в лесу в первую же голодную
зиму. Мало осталось рабов: нескольких сражавшихся с плосколицыми и сумевших
уцелеть Растак отпустил, сдержав слово, кое-кто из рабов решил, что сейчас
самое время попытать счастья в бегстве, и привел замысел в исполнение. Мало
осталось воинов: около восьми десятков, и то если считать раненых и подростков,
которым вообще-то еще не время называться мужчинами, а куда денешься?
Нескольких мальчишек Растак уже послал в дозорный отряд.
следов чужих лазутчиков что-то не встречается. Ясно, раззвонили Вепри повсюду о
неведомом чудо-воине с волшебным оружием, наверняка еще и преувеличили его
силу, чтобы не выглядеть битыми абы кем, догадались и Волки, кто такие на самом
деле богатырь Вит-Юн и его подручный, да и как им не догадаться -- ведь почти
что в руках держали! Идет, летит небывалая весть от долины к долине, от племени
к племени...
своих мертвецов! Прежде такого не случалось. Конечно, Растак не приказал
глумиться над телами людей своего языка, их до времени засыпали землей и
камнями, чтобы не разрыл зверь, и даже принесли скромные жертвы, но послов от
Вепрей так и не дождались, что выглядело красноречиво и многозначительно...
Договор велит умертвить обоих как можно скорее, тела и одежду сжечь до пепла, а
вещи, что при них, тайно зарыть поглубже и завалить камнями, а еще лучше
утопить, чтобы и следа на этой земле не осталось от пришлецов из Запретного
мира. С другой стороны, кто спас остатки племени, как не они? Особенно тот, что
посильнее... богатырь Вит-Юн. А из остатков рано или поздно поднимется могучая
поросль!
благодарность -- опасное качество, и лишь никуда не годный вождь способен
творить бессмысленное добро в ущерб своему народу. Но ведь все племя знает,
кому оно обязано своим спасением! Убить чужаков теперь, пожалуй, и опасно...
Притом Хуккан и Юмми клянутся, что видели своими глазами, будто на волшебном
оружии Вит-Юна сам собою вспыхнул небесный огонь как ясное знамение воли
богов... Как теперь быть?
шкура, закрывающая вход в жилище вождя, вошел Хуккан. Струйки воды сбегали с
него на земляной пол, борода свисала на грудь мокрыми сосульками.
за котлом.
Двое. Куха и колдун Мяги. Они зажгли на границе огонь, как полагается тем, кто
хочет говорить. Скоро будут здесь. Я велел дозорным пропустить их.
нас нет никаких чужаков...
вон. Когда-то три рода племени Земли выбирали себе старейшин -- не без участия
вождя, помогающего сделать правильный выбор, -- и на них в случае беды мог
опереться вождь, им, избранным, мог доверить тайное. Ныне все иначе, старейшин
давно не выбирают, а после невиданных потерь нет и друзей-соратников, связанных
с вождем особой клятвой. Из лучших, кому Растак мог довериться без большой
опаски, в живых остался, пожалуй, один Хуккан.
Пришли им пива побольше, заедок всяких, рыбы красной, поставь сторожей, но так,
чтобы сторожа глаза не мозолили. Мяги догадливый. Толковых сторожей поставь.
Пусть люди по селению зря не шатаются. А главное, пусть никто из наших с
Волками не разговаривает, слышь? Чтобы ни полслова. Ты, я и... кто из наших
провожает послов?
с черемшой, ели животы копченых стерлядей и нежную зайчатину, опускали
деревянные ложки в берестяные туеса с икрой красной и черной, с моченой
морошкой, с крепкими скользкими груздями, солеными прошлой осенью дорогой
солью, купленной через многие руки у равнинных племен на далеком закате. Пили
крепкий мед и ячменное пиво, в искусстве приготовления которого умельцы народа
Земли не знали себе равных. Пока насыщались, о деле никто не поминал --
говорили о битвах с плосколицыми и Вепрями, о наглости крысохвостых, об
искусстве знахарок, поставивших Куху на ноги, об охоте, о видах на урожай
(неважные были виды) и о том, какие жертвы и каким духам надо принести, чтобы
кончился надоевший всем дождь. Наконец Мяги, удобно сидя в кресле со спинкой,
вырубленном из огромной кедровой плахи, дожевал разварную губу сохатого,
глотнул меду, вытер ладонью рот и, сыто отдуваясь, добродушно произнес:
кто-то, а? Да вот не знаю, верить ли слухам...
-- сухо подтвердил он.
в битве, и моему народу было тяжело забыть о благодарности. -- Вождь помолчал.
-- Думаю, что храбрый Куха понимает меня, ведь и он обязан чужакам жизнью. Но
по воле предков, всегда чтивших Договор, мы сделали то, что должны были
сделать. Разве Волки поступили бы иначе?
убиты?
глупом бабьем ужасе та зажимала себе рот. Вот дура. Выручила старшая жена -- с
поклоном подала на стол жбан ненужного уже пива...
заметил.
солнца и утопили в болоте. Они могут проводить тебя туда и указать место, чтобы
ты, великий кудесник, убедился: что схватили духи болота, то пропало навсегда.