вырезанной в палубе над волнами, что плещутся сорока метрами ниже, зависла
схваченная мачтами чудовищная туша носителя. С противоположного края -
вертолетная площадка и причальная мачта для дирижаблей.
экологичными дирижаблями. Но я - срочный груз.
наверное - подбегает, не дожидаясь остановки ротора.
интонациями - должно быть, местный акцент.
она объяснит.
моим носом портативный терминал.
понемногу". Живее.
заметка... ого, тут целый список! "Постановлением Комиссии по амнистированию и
реабилитации при Департаменте юстиции Славянской федерации амнистированы..."
Пляшут буквы. Потеряв терпение, конвойная тычет пальцем в нужную фамилию.
сознания! Сжали губы в ниточку, а терпят. Нет полномочий.
сделать то, что я прошу. Вернее, требую. Экое непривычное слово...
мама. Самая обыкновенная немолодая женщина с заметной сединой, еще не
замаскированной краской для волос.
рук конвоирши.
они сделали с ее зрением, на каком рационе держали ссыльную, какой работой
мучили? Разорву!
Наконец она кивает, не в силах произнести ни единого слова. Кивает!
Они больше не посмеют тебя тронуть. Все у нас с тобой будет хорошо!
моих рук. Смуглокожая едва не приплясывает на месте от нетерпения: скорее!
скорее!
на орбиту вместе со мной. Нечего делать, добавим к ним шестнадцатого.
под ногами, провожая меня долгим резонирующим гулом. Сейчас я не намерен нырять
в Вязкий мир, выгадывая секунды, и просто бегу - так мне хочется. Еще позавчера
я трижды подумал бы, прежде чем позволить себе такую роскошь - хотя бы в
мелочах делать то, что хочется.
что я уже не эксмен, а человек. И с себя я спрошу, как с человека. Сейчас, в
эту минуту, я знаю, что хитрец Вокульский оказался прав: монолит дал первую
трещину. И трещина эта возникла не тогда, когда выпустили маму, а немного
раньше, когда я почувствовал: я больше не эксмен, не экс-фекс-пекс.
дорогим в силу привычки. Так расстаются с детством. Немного жалко, но надо
взрослеть.
ступни. Кабина начинает плавный подъем вдоль призрачной, окутанной струями
испарений, заиндевелой трубы носителя - выше, выше...
расположены квадратом - четыре на четыре. Я занимаю единственный свободный -
передний справа.
спецов неведомых мне специальностей и я летим в сущности за одним и тем же:
заваливать своими телами неуклонно приближающийся к Земле барьер.
Кто-то без надежды вовсе.
Где-то далеко внизу под нами воет от боли вскипающая вода и косяками всплывает
умерщвленная рыба, но мы, понятно, этого не видим. Зато чувствуем, как после
отделения отработанных ускорителей наваливается перегрузка и ложементы облекают
нас плотнее.
находятся еще дальше от практического воплощения, нежели космический лифт.
орбитальным движением, делает полный оборот вокруг планеты примерно за шестьсот
семнадцать земных суток. Кроме того, эта угловатая тридцатикилометровая глыба
темного камня, кое-где покрытого коркой грязного ноздреватого льда, делает
оборот вокруг собственной оси за десять с половиной часов. Поэтому Юпитер
выползает из-за близкого горизонта каждые десять с половиной часов без
нескольких секунд.
приплюснутый диск планеты, меньший, чем видимая с Земли Луна, и гораздо менее
яркий, таща за собой четверку галилеевых лун, просто и без затей выныривает
из-за близких скал только для того, чтобы спустя пять с, небольшим часов
рухнуть за точно такие же промерзлые скалы с противоположной от наблюдателя
стороны. Иногда совсем рядом с приплюснутым диском, внутри кучки ближайших
спутников, видно тонкое бледное кольцо, кружащее вокруг планеты неизвестно для
чего.
два раза. Потом надоедает, и спустя несколько дней по прибытии никто по своей
охоте не захочет подняться из прорубленных в каменной толще жилых помещений в
башню дежурного по базе только для того, чтобы поглазеть на Юпитер, нелепый и
чуждый. Еще месяц-другой новички в свободную минуту забегают посмотреть на
маленькое, но все же яркое Солнце и пристают к занятому персоналу с вечным
вопросом: а которая из тусклых искорок вблизи светила - Земля?
персоналу базы после смены полагается по пятьдесят граммов водки в целях
рекреации, а пилотам после учебных полетов - аж по сто, и в теории никакого
подпольного самогоноварения не должно существовать в принципе... но то в
теории. Что на Земле, что здесь, везде одно и то же, только платить приходится
больше. И очень, очень часто случаются ссоры и стычки, нередко переходящие в
групповые потасовки, - из-за ерунды, точнее, из-за того, что покажется ерундой
землянину: из-за двух капель, недолитых жучилой-самогонщиком, из-за того, что
сосед по жилому боксу храпит, пользуется чужим полотенцем или просто зануда,
из-за самого безобидного слова, если оно процежено сквозь зубы...
максимальное расстояние, чтобы они не могли достать друг друга. Друг друга-то
они достать не могут, зато мне уже перепало дважды: кулаком по уху от левого и
пинком в бедро от правого. Бесприцельно. По правде сказать, в шоу Мамы Клавы
такие касания у нас и за удары-то не считались. Но звон в ухе стоит, и синяк на
ноге точно будет. Могло быть хуже, если бы драчуны действовали не потеряв
голову, а умно и умело, - но тогда и мне пришлось бы воспитывать их совсем
по-другому. Этот, правый, больно здоров лягаться. Лягнул бы куда не следует - и
привет, сдавай в кладовку выданный под расписку сексатор, больше он не
понадобится. Какой я тогда мужчина? Вон живоглот греческий Кронос - бог! - и
тот впал в ничтожество, оскопленный сыночком. Утратил не могущество -
авторитет, а вместе с ним и власть. Даже древние боги не уважали экс-мужчин.