еще возможно. Спасибо. Еще одну? Одну, спасибо - и все... Чужие, чужие
люди, пустой разговор... Знаете, господин москвич, теперь это уже
непоправимо. Вы понимаете нас, надеюсь? Мы, балтийцы, уже никогда не
сможем быть с вами на ты, я правильно выразился? Давайте выпьем с вами
эту рюмку коньяку, но не будем лгать друг другу о дружбе...
было бы, если бы они привезли ее в гостиницу пораньше. Конечно, они не
отпустят ее одну... Трудно привыкать ждать любимую, которой угрожает
настоящая опасность, подумал он.
с собой.
бесконечная программа, а может, телевизор был настроен на заграничную
передачу, кто их знает, что здесь теперь возможно...
ужасно, сказала она, но глаза сияли. Знаешь, так здорово все прошло,
и, по-моему, я всем понравилась. Как я выгляжу, правда, хорошо?
Правда, я хорошенькая? Они говорили такие добрые слова, такие милые
люди. Знаешь, один, такой пожилой дядька, поцеловал меня прямо во
время записи. Смотрите, я целую русскую, и мы оба живы, говорит, и все
засмеялись, а мне перевели. А ты опять пьешь? Ну зачем? Будешь
глупеть, болеть, и я тебя брошу, я терпеть не могу пьяниц, мне их даже
не жалко...
последние капли в стакан, выпил. Разлепил стянутые от коньяка губы.
это снится, поняла? Это сон, ничего этого нет и быть не может, мы не
прилетали сюда, просто мы с тобой у себя дома, это наш с тобой дом...
что тогда не сон?..
сжимая изо всех сил.
рассыпался темный воздух, в звоне, доносящемся со всех сторон, -
осколки выбитых оконных стекол выпадали после выстрела еще какое-то
время - он кричал, забыв обо всем, кроме ее жизни: "Нет! Нет! Нет!" И,
столкнув ее на пол, навалившись, прикрывая, глядя в ее невидимое лицо,
повторял бесконечно: "Нет... нет... нет..."
самолете.
мы выживем - ведь это же я все придумываю, в конце концов.
сбоку, следом цепочкой три, следом опять одна чуть сбоку.
фонарями и сиренами.
летели, в тишине поглощали они дорогу - черные колесницы власти - в
тишине...
настоящие бомжи, прежде всего бросились шарить по припасам. Нашли
консервы, крупу, подсолнечное масло, старую, с рассыпающейся спиралью
электрическую плитку. Спираль скрутили удачно, Юра мгновенно
приготовил еду. Голодны были отчаянно, вторые сутки не выходили на
люди - подстраховывались от случайного памятливого на лица встречного.
Теперь ели ссохшегося лосося с гречневой кашей, политой подсолнечным
маслом. Дай Бог здоровья, хорошие люди оставили, сказал Юра. Сергей
привычно по зековско- солдатски сел на корточки у стены, закурил,
экономно, глубоко затягиваясь.
изумился Сергей, с проклятьем швыряя микроскопический, обжегший пальцы
окурок в холодный зев нерастопленной печи. С ума сошел?! А баб наших
они нам так отдадут, за то, что стрелять толком не умеем? Или за то,
что нам одного из них же, который им почему-то мешает, жалко стало?
Нет, это не игра... Юльку я у них вытащу, хотя бы для этого пришлось
замочить все начальство в мире...
время ты исправно готовился к драке и даже не подумал, чем она
кончится.
послушаем Володю, Сережа, ты ж, наверное, согласен, что он побольше
нас с тобой просек эту жизнь.
лицо. Рыжие кудри отросли и спутались, но и они, и рыжая щетина
необъяснимым образом придавали ему дополнительный модный шарм - жиголо
не истребить образом жизни советского бездомного ханыги.
страны... Да и вообще вряд ли оставят кого-либо в живых после дела,
сказал Олейник. Неужели это не понятно? Нас уберут всех до единого, и
бедную свою американочку ты если и увидишь, то лучше бы тебе не видеть
ее в том ужасе, который нас ждет.
отказался уже и от Гали? Не думаю, не похоже на тебя... И если мы не
сделаем дело, отпустим его машину, нам что, легче будет своих
выручить? Ты ж знаешь, я от всей этой кровищи проклятой уже чуть не
съехал з розуму, та шо ж зробышь? Своих-то жальчей... Он стал
вставлять украинские слова и не замечал этого.
отдельно, сказал Олейник. Если мы уберем его, нам не станет ни лучше,
ни хуже, и наших выручать будет не легче. Но им, - он ткнул рукой
куда-то в сторону, и все поняли, о чем речь, - им всем станет плохо,
очень плохо. Наутро после операции по улицам пойдут танки, поймите,
ребята. Я давно попрощался с этой страной. Я не люблю никого, кроме
Гали, и вы это знаете. Но я не могу забыть о них - он снова ткнул
рукой в сторону, не то в дверь, не то в окно, - я не могу своими
руками вернуть их в ад.
было видно, Олейник и Юра уже поняли, что он плачет, но когда под его
склоненным лицом, на пыльном полу перед ним появилось и расплылось
небольшое мокрое пятно, Юра не выдержал - шагнул к двери, пинком
распахнул ее настежь, вышел на свежезасыпанное снегом крыльцо. Закинув
голову, глядя в небо, с которого ровно, тихо, безветренным счастьем
падал снег, Юра стоял на крыльце, разминая пальцами неприкуренную
сигарету. Вышел и Олейник, стал рядом.
Олейник. Уж если Сережку до слез достало...
двери на снег. Пошли, сказал Олейник, надо лампу гасить, а то засекут
соседи.
Орловский Гай Юлий
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Якубенко Николай
Акунин Борис
Шилова Юлия