дела не станут возбуждать ввиду невероятности улик, а госпоже Архизе мы
скажем, что это колдун якшается с разбойниками и указывает им людей для
грабежа. Госпожа Архиза озлобится на колдуна.
корни выворотило из земли...
Только попробуй!
госпоже Архизе! Первый министр нынче - опора небу, крыша земле! А госпожа
Архиза доверяет провинившемуся перед ним преступнику!
спросил Киссура на прощание:
быть, справедливая война. А если б нашлись такие люди, по сравнению с
которыми мы все были бы как варвары по сравнению с ойкуменой, и пожелали
бы нас завоевать, - ты бы тоже сказал, что это справедливая война?
Киссуру нелепой. Он с насмешкой оглядел вонючую комнатку, промасленную
бумагу на окошке, и промолвил, что в мире нет никого сильней государя и
ничего прекрасней Золотого Дерева в зале Ста Полей, и дерево это будет
стоять вечно, если только мыши не подточат его корни.
старик, конечно, ничего не мог знать, и Мелия увидел в магическом кругу
то, что подсказывала нечистая совесть.
повалилась старая катальпа, катальпой подмяло стену, а стеной - костер и
восьмерых человек с разбойничьими снастями и чиновничьими документами.
Кречет нагнал яшмового аравана, - тот стоял у дороги и чертил в пыли дикие
знаки, потом повернулся и пошел. Киссур спешился и пошел за ним следом.
Больше никого на дороге не было.
бесплодный. Пришел чужак и посадил другой орех, очень обильный. А теперь в
сад повадился местный инспектор, потому что по закону двух орехов, ты
знаешь, на двор не положено. Я все хитрил и откупался, а сил моих нет, и я
хочу тебя спросить, какой из орехов мне срубить: бесплодный отцовский, или
плодовитый чужой?
Арфарру. Бьернссон был высокий блондин, араван Арфарра был среднего роста
и поседел в тридцать четыре года. К тому же Бьернссону было столько,
сколько Арфарре четверть века назад, то есть тридцать пять, и глаза у него
были не золотые, а серые. Киссур, однако, не обращал на это внимания, так
как колдуны принимают то обличье, какое хотят.
он теперь любил этот взгляд. Вопроса он до конца не понял, зато узнал
человека с показанного Наном медальона.
подумал, а не о мести. Или ты не знаешь, что тебя ищет первый министр?
Прошло минут пятнадцать - Киссур вновь нагнал его. Бьернссон расположился
под дубом у дороги, распустил у котомки горлышко, вынул тряпочку, вытащил
из тряпочки сыр.
Кешьярта?
протянул Киссуру. Киссур подумал, что если не взять эту половинку, то еще
можно будет убить этого человека, а если взять и есть, то это будет уже -
преломить хлеб.
же я араван Арфарра! Араван Арфарра всю жизнь убивал людей из любви к
государю, а что мне государь?
волею государя, и деревня воздвиглась волей государя, и в стране, где нет
государя, люди не прокладывают дорог, потому что по ним ходят только
войска, и не возводят домов, а истребляют друг друга. Уж я-то знаю. Мир
вокруг стоит волею государя, а ты проявляешь неблагодарность, хуже свиньи.
государя. Но мне нужен не тот мир, который вокруг, а тот, который внутри,
а над ним государь не властен.
яшмовому аравану с кувшинами, освятить воду, и вели с собой бесноватую.
руку и ударил по плевку ребром правой. Плевок отскочил в сторону яшмового
аравана: Киссур остался.
человек проповедовал, но было видно, что он стоял под смоковницей, и что
это была какая-то притча. Потом крестьяне стали хлопать ладонью о ладонь и
пританцовывать. Тут из народа высунулся один человек и спросил яшмового
аравана, считает ли он, что народу нынче легко живется. Киссур пихнулся и
стал поближе. Араван ответил, что он так не считает. Тогда человек
спросил, считает ли он правильными указы государя Иршахчана. Араван
ответил, что считает. Тогда человек спросил, как он понимает государев
указ: "Небесный город нынче далеко, чиновники не пускают к государю жалоб.
Когда к государю не пускают жалоб - остается лишь одно средство быть
услышанными в Небесном Городе, и средство это - восстание." Эти слова
государь Иршахчан сказал, когда осаждал столицу вместе с повстанцами
Шехеда.
небесный город - в сердце человека, а чиновников, не пускающих к государю
жалобы, стоит понимать как грешные помыслы, обманывающие душу.
(Крестьяне слушали пророка в часы работы на казенном поле). Крестьяне
разбежались, а Киссур и яшмовый араван пошли по главной улице. У
постоялого двора их окликнула какая-то компания. Киссур и яшмовый араван
вошли внутрь. Киссур узнал одного из этой компании, Нахиру: он недавно
охотился с ним.
заведовал в шайке Ханалая донесениями и отчетами, а когда Ханалай,
благодаря нынешнему первому министру, стал наместником, Нахира стал
уездным начальником. Нахира был не очень-то рад и жаловался Киссуру:
"Раньше я брал у жирных пауков, и это называлось грабежом. Теперь я
выдергиваю последнее перо у крестьянского гуся, и это называется взиманием
налогов.".
человека на пальце было роговое кольцо, чтобы удобней оттягивать тетиву
лука, и звали его Кон-коноплянка. Другого человека звали Ниш. Рукава
куртки у Ниша были явно оттянуты двумя кинжалами, в волосах красовалась
заколка в форме летающего ножа. Это был тот самый человек, который
жаловался от имени народа на то, что государь не слышит жалоб. По его
приказу на стол принесли молочного кабанчика, две миски пампушек с
подливой, пирог-золотое перо, вина и закусок. Человек с заколкой в форме
летающего ножа стал лично потчевать яшмового аравана, налил вина, положил
ему в миску пампушек, а потом сунул в пампушки руку и остолбенел:
араваном, они же совсем холодные: вон жир застыл.
пампушках и возразила:
сказал, что устал и не хочет ничего, кроме чаю. Яшмовый араван огляделся и
увидел, что слева от него сидит разбойник Ниш, а справа - разбойник
Кон-коноплянка, и тяжело вздохнул. Было заметно, что ему это мало
понравилось; а в то же время он был чем-то польщен, что сидит между двумя
разбойниками.
один пирог, с грибами. Доел пирог с грибами, крякнул и спросил
проповедника:
скажи, можешь ли ты посмеяться над тем, во что веришь?
что тот, говорят, никогда не смеялся.
мимо харчевни ехал молодой чиновник. Конь под чиновником был серый в
яблоках, с широкой спиной и длинными ногами, с кружевной уздечкой. Кафтан