Чтение 25–й страницы книги ~Демон Сократа~

Я научился вчитываться в тексты, размытые временем.

"А которые служилые и торговые люди Ерасимко Анкудинов, Семейка
Дежнев, а с ними девяносто человек... - я говорил себе: значит, и Насон
Козмин с ними. - ...А с ними девяносто человек с Ковыми реки пошли на ту
реку Погычю на семи кочах и про них языки сказывали: два коча де на море
разбило и наши де люди их побили, а достальные люди жили край моря и про
них не знаем, живы или нет."

И про них не знаем, живы или нет...

Тени на вагонном окне... Тени на иллюминаторе самолета... Тени на
пологе палатки, образующие смутное лицо, мучительно знакомое, но столь же
мучительно не связывающееся ни с кем.

И боль.

Убивающая боль.

Я беззвучно кричал, я пытался проснуться. Я умирал. Я сотни раз
умирал, но пока мне везло: услышав мой стон, услышав сдавленный голос,
случайный сосед по купе или по самолету брал меня за руку - что с вами?

Я всплывал из смерти, открывал глаза и сбрасывал со лба ледяную
испарину.

Почему кажется, что капли дождя падают с неба равномерно?

Я задумывался. Мне надо было чем-то заполнить голову.

Ионы распространяются в атмосфере задолго до ливня. Ионы,
естественно, не могут быть неподвижными, они все время в движении.
Понижается температура, сгущается туман - ионы становятся центрами
возникающих капель. Никакой равномерности в их падении нет...

Безнадежность.

Можно ли по мгновенному состоянию всех ионов вычислить их все
предыдущие состояния?

Как каждый человек, как все люди вокруг, я безмерно нуждался в чуде.

Поезд шел на восток. В Иркутске меня ждали друзья. Я лежал в
двухместном купе один - второе место пустовало. Я устал. Я зарылся под
легкую простыню с голубыми знаками МПС. Я был готов к тому, что этой ночью
могу не проснуться.

Я устал.

Якутск, Тобольск, Ленинград, Томск, Чита, Благовещенск... В любом
порядке, в любой последовательности... Каждый приближает будущее
по-своему... Козмин-Якунин приближал его, обдумывая новые вопросы для НУС,
Юренев - продумывая новые эксперименты, Ия - стабилизируя состояние
системы... Каждый из них хотел чего-то от будущего, несомненно, хотел...
Но для меня будущее было лишь все усиливающейся, разрастающейся болью. Я
мог надеяться только на чудо.

Бег времени.

Козмин-Екунин, Юренев, Теличкина... Я не представлял в этом ряду
своего имени... С чего они взяли, будто я включен в систему НУС?

Полог палатки, бегущие тени, странная вязь, рисующая измучившее меня
лицо... Проводник спал в соседнем купе, я знал, он спит. Он не мог
услышать моего беззвучного крика.

Тени, тени...

Я знал, сегодня я не проснусь.

Тени и голос... Бегущие тени и отдающий металлом чужой птичий
голос... Я уже не сопротивлялся боли. Я не пытался вскрикнуть или напрячь
мышцы. Я устал. Я знал, мне больше не всплыть.

И в этот момент я узнал лицо, столь измучившее меня.

Козмин-Екунин!

Это был он.

Я узнал его.

И я уже не хотел умирать, я теперь хотел знать - почему он? Что это
значит?

И проснулся.

Впервые за последние месяцы проснулся сам, без чужой помощи, без
толчка, без телефонного звонка, без оклика со стороны. Простыни были
мокрыми от пота, боль еще стояла в сердце, мутила голову, но я проснулся
сам. Сам! И мне был понятен Юренев, вновь и вновь готовый повторить
последний эксперимент. И мне был понятен охотник Йэкунин, сыто
отрыгивающий после обильного обеда. И мне было понятно отчаяние Ии.
БОЛЬШОЙ ОГОНЬ СНОВА ЗАЖИГАТЬ НАДО.

"Ты сам пройдешь через все это", - вспомнил я пророчество Ии.

Но зачем?

Зачем боль? Зачем отчаяние? Зачем лицо Козмина? Зачем сны,
низвергающие меня в бездну?

Поезд грохотал в ночи. Я чувствовал слабость, но и негромкую радость
освобождения. У меня не было никаких желаний, ну, разве что, выпить стакан
чая. Горячего, крепко заваренного, с сахаром и косой долькой лимона.

Губы пересохли.

Если раньше я умирал от боли, теперь меня убивала жажда.

"Ты сам пройдешь через все это".

Я отчетливо представил себе тонкий стакан в тяжелом серебряном
подстаканнике и серебряную ложечку, позвякивающую в такт толчкам.

В купе я был один, дверь заперта изнутри. Проводник спал в соседнем
купе. Мое воображение разыгралось: серебряный подстаканник, запах
свежезаваренного чая, долька лимона...

Сдерживая стон освобождения, я раскрыл глаза.

Пустое купе, слабый свет... На столике стакан в тяжелом серебряном
подстаканнике... Похоже, демоны Лапласа и Максвелла работали в паре: над
стаканом завивался парок, даже ломтик лимона был срезан, как я хотел -
косо.

ЦВЕТНАЯ МЫСЛЬ: СВЯЗЬ ВРЕМЕН НЕПРЕРЫВНА.

Как в перевернутый бинокль я увидел далекий Кош-Агач, лавочку
древностей, медлительную алтайку. Я увидел изумленно моргающего Юренева -
ахама, хама, хама! Я увидел геофизиков, в оторопи бегущих к тракту, и
неведомого деда, отморозившего в баньке пальцы, и впадающего в старческую
хвастливость чукчу Йэкунина...

Этот чай...

Я смотрел на стакан чуть ли не с ужасом.

Перед кем появился сейчас кошелек с долларами, у кого вдруг странно и
страшно изменилось что-то в доме, кто вдруг увидел перед собой невероятную
фотографию?

"Не делай этого."

Я знал, кто мне это советует.

Серебряная ложечка призывно позвякивала. Я со стоном сел. Теперь я
знал: я снова еду в Городок. На первой же станции я сойду и вернусь в
Городок.

Ия... Йэкунин... Почему я опять сбежал?

"Нам надо быть сильными."

Я уже знал: я сойду на ближайшей станции и вернусь в Городок.
Одновременно я страшился - на вокзалах толчея, очереди... Там ругань,
неразбериха - то, что я всегда не любил... Но, Боже мой... БОЛЬШОЙ ОГОНЬ
СНОВА ЗАЖИГАТЬ НАДО!

Соблазн был велик. Стоит мне захотеть - и нужный мне железнодорожный
билет ляжет на столик рядом со стаканом. Никаких проблем. Не надо ни
толкаться, ни стоять в очередях.

"Не делай этого."

Соблазн был велик. Теперь я смогу дописать ненаписанные книги, теперь
я могу вернуть потерянное время, теперь меня не будут мучить те сны.

Но Козмин!

Почему мне снился Козмин?

Я и это смогу понять, подумал я. Теперь я многое смогу понять.
Конечно, кому-то придется чем-то пожертвовать, не только, наверное,
пальцами, кто-то снова схватит на севере тропическую лихорадку, а кого-то
будут бить молнии - зато я доберусь до Козмина, если даже он впрямь
затерян где-то в семнадцатом веке.

Я вытер ладонью лоб. Лимон пах нежно и сильно. Рука сама потянулась к
стакану.

"Не делай этого."

Но почему?

Я усмехнулся.

Мое плечо оттоптано. Так Юренев говорил: у тебя плечо оттоптано. Ну и
как там мое плечо? На нем, правда, кто-то топчется?

Я усмехнулся.

Обладает ли демон весом? Скажем, то же демон Сократа, так хорошо
знающий, чего не надо делать?

Я шепнул негромко: "Ладно, не исчезай. Ладно, ты оттоптал мне плечо,
но ты мне нужен. Не исчезай, не надо, ведь именно теперь мне, как никогда,
понадобятся твои однообразные советы. Мне теперь никто так не будет нужен,
как ты."

"Даже Ия?" - спросил демон Сократа.

Я не ответил. Я взял стакан и сделал первый обжигающий глоток.

Разве тут нужен ответ?

Чтобы понять ошибку, не обязательно анализировать все свои действия
вслух, какие-то слова просто подразумеваются.