дураков - этакий сибирский Лука Брацци; родился во Владивостоке, карьеру
начал вышибалой в знаменитых на весь мир увеселительных заведениях
Ханты-Мансийска, там же попал в поле зрения курьеров тонкинского
наркоклана; а когда мы с китайскими и индокитайскими коллегами рубили клан
в капусту, впервые попал на глаза и мне.
три - он!
не удержался от толики позерства - сложив руки на груди, откинулся на
спинку кресла и сказал:
спустя, о том, что стюардесса наблюдает в пятом салоне человека, сходного
с выданным на экран радиорубки портретом, сообщили с борта лайнера,
подлетающего к Южно-Сахалинску. И лайнер этот шел от Симбирска, от нас.
Беня драпал.
что человек с предъявленной фотографии купил билет всего за сорок минут до
взлета. Это произошло почти через пять часов после расправы с патриархом.
Почему Беня так медлил? Где второй?
не бедняга Кисленко, чья-то "пешка". Это - настоящая тварь, и из нее мы
выкачаем все.
такой крупный, представительный, а все будто хотел стать меньше ростом. И
когда шел от кассы на посадку, держался в самой гуще толпы: обычно люди,
попавшие в очередь к турникету последними, так последними и держатся, а
этот все норовил пропихнуться туда, где его не видно в каше, потому я и
обратил внимание...
в порт - в Японию, что ли, собрался? будет тебе Япония, будут тебе все
Филиппины и Наньшацуньдао в придачу! - и слегка отмяк. Боялись, что он по
прежнему вооружен и может сдуру начать палить, поэтому решили брать
подальше от людей. Перегораживающий шоссе шлагбаум портовой узкоколейки
оказался опущен, шофер остановил авто, и из-за обступивших дорогу ярких
рекламных щитов - "С аквалангом - на Монерон!", "На яхтах Парфенова вам не
страшна любая непогода!", "Я переплыл пролив Лаперуза - а ты?" - как
из-под земли вымахнули четверо ребят с пистолетами, нацеленными Бене в
голову сквозь окна таксомотора. Беня уж и не дергался, лишь понурился
устало - и сам вышел наружу.
пустился в обратный путь сюда, к нам. В наручниках. Теперь можно было то
ли позавтракать, то ли пообедать.
тобой будет заниматься непосредственно. Ты с ним еще не знаком.
понимаем, что не очень, но нет смысла говорить об очевидном.
транспорта отмазался счастливо - так теперь тебе для коллекции мокряк
понадобился?
практически без колебаний указали на Цына, затерявшегося среди шести
работников полицейского управления, приблизительно схожих с Беней по
внешности и комплекции.
еще в гравилете.
следа с почвы скверика, где произошло покушение. - Рисуночек, видишь,
точь-в-точь как за кустом, где убийца прятался.
Когда заговорил, в голосе была гордая безнадежность - умираю, но не
сдаюсь.
покупал, днями. Там за прилавком коробок сто стояло.
и не видывали.
Посиди теперь в КПЗ, еще часика три подумай, - я сделал вид, что тяну
палец к кнопке вызова конвойного.
ордеров не требуется.
осторожность. Опасливость даже.
нас задушевной беседы, отпущу тебя на все четыре стороны.
беда с нею всем на свете цынам.
на волю здесь, в Симбирске, его тоже, мягко говоря, не тянуло. Драпал он
явно не от нас.
он. - Что ж мне - второй раз на билет тратиться? У меня башли не
казенные...
кстати, что ты на Сахалине делать собрался?
тебя понапрасну - полицейский гравилет, конечно, гонять туда не станем еще
раз, но по справедливости скинемся с майором тебе на билет. А уж остальное
- сам. И на вокзал сам, и в кассу сам...
пользуюсь - грубо это, делу, в конечном счете, может скорее повредить,
нежели помочь, и как-то даже неспортивно. Всегда неприятный осадок
остается на душе. Будто сам себя, своею волей, уровнял со шпаной. Но Беня
буквально напрашивался. Он созрел, надо было дожать чуть-чуть. Нет - так
он просто плюнет на меня, как на вруна и провокатора, и будет прав, а я
получу по заслугам. И придется впрямь отпускать его на улицу, куда он так
не хочет - и, видимо, не хочет неспроста; так лучше его от этой улицы хоть
так поберечь. Я вызвал конвойного. И Усольцев уже кусал губу, с досадой и
непониманием косясь в мою сторону. И Цын уже встал, сутулясь, и повернулся
к двери, чтобы идти. И тут я доверительно сказал ему в спину:
обеими руками по ляжкам. Беня растерянно уставился на него, потом опять на
меня; широкое лицо его стало пунцовым.
на тебе мокряка. Садись-ка сюда сызнова, и будем разговаривать
по-настоящему.
уселся.
настоящему... Он же все врет! Демагог! Поет сладкие песни, всех со всеми
как бы мирить пытается - а сам личной власти хочет, диктатуры! Вот, мол, я
самый добрый, самый правильный, без меня вы - никуда. Слушайтесь! А для
меня это просто невыносимо, я ж в молодости сам коммунизмом увлекался,
чуть обет не дал... Вовремя скумекал, что вранье это все, просто так вот
дурят народ.
только не этого. Словно паук вдруг закукарекал из своей паутины.