пытаюсь его пассивизировать, и совершенно безрезультатно...
из особо брезгливых занялся починкой конвейера. Как паллиатив. Есть тут
кто-нибудь еще из магистров? Эдика я вижу. Еще кто-нибудь есть? Корнеев!
Виктор Павлович, ты здесь?
давай-ка вместе, сосредоточенно.
умеет.
сожрет.
прикосновениях. В одно касание.
и постукивали добровольцы, возившиеся с конвейером. Прошла минута. Кадавр
вылез из чана, утер бороду, сонно посмотрел на нас и вдруг ловким
движением, неимоверно далеко вытянув руку, сцапал последнюю буханку хлеба.
Затем он рокочуще отрыгнул и откинулся на спинку стула, сложив руки на
огромном вздувшемся животе. По лицу его разлилось блаженство. Он посапывал
и бессмысленно улыбался. Он был несомненно счастлив, как бывает счастлив
предельно уставший человек, добравшийся, наконец, до желанной постели.
толпе.
проснется.
меня, пойду Федора Симеоновича позову.
умклайдетом, катая его на ладони. Стелла дрожала, шепча: "Что ж это будет?
Саша, я боюсь!" Что касается меня, то я выпячивал грудь, хмурил брови и
боролся со страстным желанием позвонить Модесту Матвеевичу. Мне ужасно
хотелось снять с себя ответственность. Это была слабость, и я был бессилен
перед ней. Модест Матвеевич представлялся мне сейчас совсем в особом
свете. Я был убежден, что стоило бы Модесту Матвеевичу появиться здесь и
заорать на упыря: "Вы это прекратите, товарищ Выбегалло!" - как упырь
немедленно бы прекратил.
способен его дематериализовать?
связываться неохота... Этого ты не бойся, ты вон того бойся! - Он указал
на второй автоклав, мирно пощелкивающий в углу.
взвизгнула и прижалась ко мне. Глаза кадавра раскрылись. Сначала он
нагнулся и заглянул в чан. Потом погремел пустыми ведрами. Потом замер и
некоторое время сидел неподвижно. Выражение довольства на его лице
сменилось выражением горькой обиды. Он приподнялся, быстро обнюхал, шевеля
ноздрями, стол и, вытянув длинный красный язык, слизнул крошки.
осторожно откусил край. Брови его страдальчески поднялись. Он откусил еще
кусок и захрустел. Лицо его посинело, словно бы от сильного раздражения,
глаза увлажнились, но он кусал раз за разом, пока не сжевал всю кювету. С
минуту он сидел в задумчивости, пробуя пальцами зубы, затем медленно
прошелся взглядом по замершей толпе. Нехороший у него был взгляд -
оценивающий, выбирающий какой-то. Володя Почкин непроизвольно произнес:
"Но-но, тихо, ты..." И тут пустые прозрачные глаза уперлись в Стеллу, и
она испустила вопль, тот самый душераздирающий вопль, переходящий в
ультразвук, который мы с Романом уже слышали в приемной директора четырьмя
этажами ниже. Я содрогнулся. Кадавра это тоже смутило: он опустил глаза и
нервно забарабанил пальцами по столу.
зазевавшихся, выдирая сосульки из бороды, полез Амвросий Амбруазович
Выбегалло. Настоящий. От него пахло водкой, зипуном и морозом.
Стелла, что же ты, эта, смотришь!.. Где селедка? У него же потребности!..
У него же они растут!.. Мои труды читать надо!
обнюхивать. Выбегалло отдал ему зипун.
переключателями на пульте конвейера. - Почему сразу не дала? Ох уж эти ле
фам, ле фам!.. [Женщины, женщины!] Кто сказал, что сломан? И не сломан
вовсе, а заговорен. Чтоб, значить, не всякому пользоваться, потому что,
эта, потребности у всех, а селедка - для модели...
полился поток благоухающих селедочных голов. Глаза кадавра сверкнули. Он
пал на четвереньки, дробной рысью подскакал к окошечку и взялся за дело.
Выбегалло, стоя рядом, хлопал в ладоши, радостно вскрикивал, и время от
времени, переполняясь чувствами, принимался чесать кадавра за ухом.
привел с собой двух корреспондентов областной газеты. Корреспонденты были
знакомые - Г.Проницательный и Б.Питомник. От них тоже пахло водкой.
Сверкая блицами, они принялись фотографировать и записывать в книжечку. Г.
Проницательный и Б.Питомник специализировались по науке. Г.Проницательный
был прославлен фразой: "Оорт первый взглянул на звездное небо и заметил,
что Галактика вращается". Ему же принадлежали: литературная запись
повествования Мерлина о путешествии с председателем райсовета и интервью,
взятое (по неграмотности) у дубля Ойры-Ойры. Интервью имело название
"Человек с большой буквы" и начиналось словами: "Как всякий истинный
ученый, он был немногословен..." Б.Питомник паразитировал на Выбегалле.
Его боевые очерки о самонадевающейся обуви, о самовыдергивающе-
самоукладывающейся-в-грузовики моркови и о других проектах Выбегаллы были
широко известны в области, а статья "Волшебник из Соловца" появилась даже
в одном из центральных журналов.
задремал, подоспевшие лаборанты Выбегаллы, с корнем выдранные из-за
новогодних столов и потому очень неприветливые, торопливо нарядили его в
черную пару и подсунули под него стул. Корреспонденты поставили Выбегаллу
рядом, положили его руки на плечи кадавру и, нацелясь объективами,
попросили продолжать.
чтобы человек был счастлив. Замечаю это в скобках: счастье есть понятие
человеческое. А что есть человек, философски говоря? Человек, товарищи,
есть хомо сапиенс, который может и хочет. Может, эта, все, что хочет, а
хочет все, что может. Нес па, товарищи? Ежели он, то есть человек, может
все, что хочет, а хочет все, что может, то он и есть счастлив. Так мы его
и определим. Что мы здесь, товарищи, перед собой имеем? Мы имеем модель.
Но эта модель, товарищи, хочет, и это уже хорошо. Так сказать, экселент,
эксви, шармант... [чудесно, превосходно, прелестно.] И еще, товарищи, вы
сами видите, что она может. И это еще лучше, потому что раз так, то она...
Он, значить, счастливый. Имеется метафизический переход от несчастья к
счастью, и это нас не может удивлять, потому что счастливыми не рождаются,
а счастливыми, эта, становятся. Вот оно сейчас просыпается... Оно хочет. И
потому оно пока несчастливо. Но оно может, и через это "может" совершается
диалектический скачок. Во, во!.. Смотрите! Видали, как оно может? Ух ты,
мой милый, ух ты, мой радостный!.. Во, во! Вот как оно может! Минут
десять-пятнадцать оно может... Вы, там, товарищ Питомник, свой
фотоаппаратик отложите, а возьмите вы киноаппаратик, потому как здесь мы
имеем процесс... здесь у нас все в движении! Покой у нас, как и полагается
быть, относителен, движение у нас абсолютно. Вот так. Теперь оно смогло и
диалектически переходит к счастью. К довольству, то есть. Видите, оно
глаза закрыло. Наслаждается. Ему хорошо. Я вам научно утверждаю, что готов
был бы с ним поменяться. В данный, конечно, момент... Вы, товарищ
Проницательный, все, что я говорю, записывайте, а потом дайте мне. Я
приглажу и ссылки вставлю... Вот теперь оно дремлет, но это еще не все.
Потребности должны идти у нас как вглубь, так и вширь. Это, значить, будет
единственно верный процесс. Он ди ке [говорят, что], Выбегалло, мол,
против духовного мира. Это, товарищи, ярлык. Нам, товарищи, давно пора
забыть такие манеры в научной дискуссии. Все мы знаем, что материальное
идет впереди, а духовное идет позади. Сатур вентур, как известно, нон
студит либентур... [Сытое брюхо к учению глухо.] Что мы, применительно к
данному случаю, переведем так: голодной куме все хлеб на уме...
Как неорганизованную. Не будем отвлекаться от главного - от практики. Я
продолжаю и перехожу к следующей ступени эксперимента. Поясняю для прессы.
Исходя из материалистической идеи о том, что временное удовлетворение
матпотребностей произошло, можно переходить к удовлетворению
духпотребностей. То есть, посмотреть кино, телевизор, послушать народную
музыку или попеть самому, и даже почитать какую-нибудь книгу, скажем,