выстрадать живое существо. С той минуты, как я поняла, что твой брат,
другой мой сын, подозревает меня, что он шаг за шагом угадывает истину,
каждое мгновение моей жизни превратилось в такую муку, какую никакими
словами не описать.
глаза его наполнились слезами.
понял... но ты не поймешь... а между тем... если мне остаться... то нуж-
но... Нет, не могу!..
талась с тобой, да? Так вот для того, чтобы мы могли видеться, разгова-
ривать, встречаться изо дня в день - ведь я иногда не решаюсь открыть
дверь, боясь столкнуться с твоим братом, - так вот для этого нужно не
то, чтобы ты простил меня, - нет ничего мучительнее прощения, - но чтобы
ты не считал меня виноватой перед тобой... Нужно, чтобы ты нашел в себе
достаточно сил, вопреки общему мнению, не краснея и не презирая меня,
признать, что ты не сын Ролана!.. Я довольно страдала... слишком много
страдала и больше не могу, нет, больше не могу! И это не со вчерашнего
дня, это началось давно... Тебе никогда не понять этого! Чтобы мы могли
жить вместе, чтобы мы могли раскрывать друг другу объятия, мой маленький
Жан, надо, чтобы ты понял, что если я и была любовницей твоего отца, то
в гораздо большей степени я была его женой, его настоящей женой, что в
глубине души я не стыжусь этого, что я ни о чем не жалею и все еще люблю
его, хоть он и умер, и всегда буду любить его, что я никого, кроме него,
не любила, что в нем была вся моя жизнь, вся радость, вся надежда, все
утешение, что он был для меня всем, всем долгие годы! Слушай, мой
мальчик: перед богом, который слышит меня, клянусь тебе, что у меня в
жизни не было бы ничего, ничего отрадного, если бы я его не встретила,
ничего - ни ласки, ни нежности, ни одной из тех минут, о которых с тос-
кой вспоминаешь под старость! Я всем обязана ему! У меня на свете был
только он да вы двое - твой брат и ты. Без вас троих все было бы пусто,
темно и пусто, как ночной мрак. Я никогда ничего бы не любила, ничего бы
не испытала, ничего бы не пожелала и даже слез не проливала бы, а я мно-
го слез пролила, мой маленький Жан. Я только и делаю, что плачу с тех
пор, как мы переехали сюда! Я отдалась, ему вся, телом и душой, навсег-
да, с радостью, и более десяти лет я была его женой, как и он был моим
мужем перед богом, создавшим нас друг для друга. А потом я поняла, что
он уже меньше меня любит. Он все еще был мил и внимателен, но я уже не
была для него всем, как раньше. Наступил конец! Как я плакала... Как
убога, как обманчива жизнь!.. Ничто в ней не вечно... И мы переехали сю-
да, и больше я его уже не видела, он не приехал к нам ни разу... В каж-
дом письме он обещал это!.. Я все ждала его... no так и не увидела
больше... а теперь он умер!.. Но он все еще любил нас, потому что поду-
мал о тебе. А я, я буду любить его до последнего моего вздоха, никогда
от него не отрекусь, и тебя я люблю потому, что ты его сын, я не стыжусь
этого перед тобой! Понимаешь? Не стыжусь и никогда стыдиться не буду!
Если ты хочешь, чтобы я осталась, надо, чтобы ты признал себя его сыном,
чтобы мы иногда говорили о нем с тобою, чтобы ты постарался немного по-
любить его и чтобы мы думали о нем, когда будем встречаться глазами. Ес-
ли ты не хочешь, если не можешь принять это условие, прощай, мой
мальчик, нам невозможно оставаться вместе. Я сделаю так, как ты решишь.
кой к его щеке, спросила:
знаю что... придумай... спаси меня!
так боюсь!
вижу его.
шага.
водами ее отчаяние и ужас.
ты дашь знать Ролану, что мне стало дурно.
я все устрою. В девять часов я уже буду у тебя. Ну, надень шляпу. Я про-
вожу тебя.
с детской доверчивостью.
она не могла сделать и шагу.
та, натер ей виски уксусом. Она подчинялась ему, вся разбитая, но
чувствуя облегчение, как после родов.
руку. Когда они проходили мимо городской ратуши, пробило три часа.
лась и скользнула в постель рядом с храпящим Роланом, - так, бывало, в
дни молодости возвращалась она с любовного свидания.
вселявшие в его брата желание убежать, скрыться, подобно затравленному
зверю, совсем по-другому действовали на апатичную натуру Жана. Он
чувствовал себя так, словно его разбил паралич, - не в силах был ни дви-
гаться, ни даже лечь в постель; он ослаб телом, ум его был подавлен и
растерян. Он не был, как Пьер, оскорблен в самом святом своем чувстве -
в сыновней любви; его сокровенная гордость - защита благородного сердца
- не страдала; он был раздавлен ударом судьбы, грозившим погубить его
самые заветные мечты.
вается взбаламученная вода, он попытался разобраться в том, что ему ста-
ло известно. Узнай он тайну своего рождения другим путем, он, конечно,
возмутился бы, испытал бы глубокое горе; но после ссоры с братом, после
этого грубого и жестокого разоблачения, после мучительной сцены с ма-
терью, ее страстной исповеди он уже не мог возмущаться. Потрясение, ис-
пытанное его чувствительным сердцем, было так велико, что порыв неудер-
жимой нежности смел все предрассудки, все священные правила человеческой
морали. Впрочем, Жан и не был способен к сопротивлению. Он не любил
борьбы, тем более с самим собою; поэтому он смирился, а в силу врожден-
ной любви к покою, к тихой и мирной жизни он тотчас начал думать о той
опасности, которая грозила его спокойствию и спокойствию его семьи. Он
явственно чувствовал эту опасность и, чтобы предотвратить ее, решил нап-
рячь все свои силы и всю свою энергию. Он хотел немедленно, завтра же,
найти выход: как все слабовольные люди, не способные на упорное, настой-
чивое желание, он иногда испытывал непреодолимую потребность, составляю-
щую единственную силу слабых людей, немедля принимать решения. К тому же
его ум юриста, привыкший разбирать и изучать сложные положения, обстоя-
тельства интимного свойства в семьях, где мирный уклад жизни нарушен,
тотчас же предусмотрел ближайшие последствия душевного состояния брата.
Он невольно рассматривал эти последствия с профессиональной точки зре-
ния, - словно устанавливал будущие взаимоотношения своих клиентов после
пережитой ими моральной катастрофы. Разумеется, постоянное общение с
Пьером для него впредь невозможно, и ему будет легко избежать этого, жи-
вя в своей квартире. Но и его мать не должна больше оставаться под одной
кровлей со старшим сыном.
на, изобретая и отвергая различные планы, но не находил ничего, что ка-
залось бы ему приемлемым.
то состояние, которое я получив?"
но что делать! Он продаст свою обстановку и будет работать, как всякий
другой, как работают все начинающие. Это мужественное и трудное решение
приободрило его, он встал, подошел к окну и прижался лбом к стеклу. Он
был беден и снова станет бедным. Ну что ж, он не умрет от этого. Он
смотрел на газовый рожок, горевший против него, на той стороне улицы. Но
вот по тротуару прошла какая-то женщина, и он вспомнил о г-же Роземильи;