князя Ярослава Ярославича объявляет поход на Литву.
в княжой дружине, приближенный самого Юрия, верно говорит.
обозы ушли вперед, по Шелони.
Висби.
магистра Отто фон Роденштейна с поручением узнать, что думает посадник
Господина Новгорода Михаил с советом больших господ, <вятших мужей>
новгородских.
неизвестно.
конец, сливаясь за городом в одну бесконечную ленту, новгородская рать.
Тяжело решался этот путь и на военном совете. Полюд и иные виднейшие бояре
решительно требовали идти к Полтеску, всадить на престол Товтивилова сына.
Сам воевода Елферий уже начинал колебаться.
сын, хоть и жил которое лето в Новом Городе, обивал боярские пороги,
мечтая новгородскими мечами вернуть себе отцов стол, - сын уже не внушал
доверия, и желание помочь ему гасло, не разгораясь, как сырые дрова в
печи.
вновь захватившими реку Нарову, как в недобрый год накануне Чудской битвы.
Колыванцы и раковорцы заступили выходы к морю и уже держали Новгород за
горло, своевольно облагая купцов вирами и сбивая цены на русские товары.
Не очистив Нарову, можно было лишиться всего. Похода на Раковор и Колывань
требовали весь Неревский конец, Плотники, Славна. Похода требовал тысяцкий
Кондрат и многие бояре. Сразу согласился с князем Юрием только Ратибор
Клуксович, известный сторонник и наушник Ярослава.
переговорах с зарубежными землями и с низовскими князьями, на которого
напирали с трех сторон, хранил молчание. Не сказал своего слова и посадник
Михаил Федорович, всякий раз спокойно отводивший глаза, когда сторонники
Раковорского похода кидали ему красноречивые взгляды, требуя поддержки.
а потому лишь, что он равно не устраивал ни тех, кто тянул на Полтеск, ни
тех, кто звал на Раковор. Боярин Жирослав, задержавшись после совета,
заступил широким телом дорогу посаднику Михаилу:
его рукою. И, проходя, добавил вполголоса: - Не спеши, пущай-ко Полюд с
иными сперва передумают!
реке. Конница шла иным путем. Ушедшие вперед обозы ждали рать выше по
Шелони, у Дубровны, на устье Удухи. Оттуда, соединившись, войско должно
было выступить к Порхову и дальше, к литовскому рубежу. Подходившие к
Дубровне полки располагались станом.
стоит на земле, увереннее судит мирские дела, крепче чувствует дружеский
локоть соседа. Посадник Михаил учел это гораздо лучше Юрия с Ратибором.
Пока подтягивались остатние рати, а скучающие воины передовых дружин
слонялись по стану и без конца играли то в зернь, то в шахматы, от шатра к
шатру, нарастая, полз глухой ропот. Спорили, уже не скрываясь, и вечером,
в шатрах, и у котлов с варевом, и даже на утренних и дневных перекличках.
продолжении похода, уже заискивал перед воеводами, без конца торопил
посадника Михаила, но тот кивал на тысяцкого Кондрата, а Кондрат разводил
руками. Юрий кидался в шатры бояр, созывал десятских и сотских, посылал
ежечасно в шатер Сбыславичей. Но воевода Елферий с братом Федором от
утренней до вечерней зари охотились в окрестностях Дубровны, взапуски
носились по осенним пожелтевшим полям, спуская соколов с кожаных перчаток
на мечущихся по открытому пространству перепуганных лисиц и зайцев. Полюд,
предлагавший ранее поход на Полтеск, молча, с издевкой смотрел в глаза
князю, словно спрашивал: <Ну что? Добился своего?> А ночами бурно
совещался у себя в шатре со сторонниками посадника Михаила. Большой совет
никак нельзя было собрать.
но и двинувшийся было за ним полк Шелонской волости вдруг повернул назад,
а новгородцы даже и не тронулись с места. Юрию пришлось с соромом
вернуться вспять. Засев вечером у себя в шатре, он жестоко напился. Будто
этого только и ждали посадник Михаил с тысяцким. Тотчас от шатра к шатру
заходили бирючи, всю ночь, не засыпая, шумел стан, а наутро протяжные
выкрики сотских, звон бубнов и пение рожков оповестили прочнувшегося Юрия,
что руководство войском уплыло из его рук. Собиралось вече.
уличанскими старостами, иные - по ремесленным братствам: кузнецы,
плотники, стригольники, гончары. Ратибора Клуксовича, пытавшегося было
звать на Литву, прогнали ревом и стуком в щиты, не дали говорить. Один за
другим подымались старосты Нова-города на помост, исчисляли обиды от
немцев и князя Ярослава, требовали идти к Раковору. Немногие все еще звали
к Полтеску. Наконец слово взял сам Михаил Федорович. Шум стих, когда
посадник начал говорить:
озере, под Плесковом, у стен Копорья. С вами мы брали Юрьев, ни во что же
обратив твердость града сего! Но уже и снова заступили немцы пути Великому
Нову-городу, Нарову отъяли у нас! От того и товарам умаление, и в торгу
дороговь. И та беда простым людям - купцам, ремесленникам, черной чади - и
всем вам, мужи новгородские! От того беда и вам, тверичи, и вам,
переяславцы, и вам, суздальцы, - обернулся посадник в сторону княжеской
рати, - стоим мы на рубеже Руси Великой, отворяя железом пути за море! Не
будет нас, и кто не дерзнет на вы? Но сила креста и Святой Софии всегда
низлагает неправду имущих!
страдали деды наши и отцы за Русскую землю, тако, братье, и мы встанем
крепко все за едино! С нами бог, и правда, и Святая София!
словами: <Оже бог по нас, кто на ны?> Больше не выступал никто. Сразу же
начали метать жребий. Поход к Раковору был решен.
выступала последней.
воеводы следили, чтобы не было грабежей и потрав. За Наровой, конные
отряды ушли в зажитье, и дальше путь ратей отмечался пожарами, отчаянным
мычаньем и блеяньем угоняемых стад, плачем испуганных детей и женщин.
Ратники вьючили добро на коней, ссорясь из-за добычи, рыскали по
перелескам, выискивая чудинов, забирали полон. Основная же сила войска шла
быстрыми переходами прямо на Раковор.
взять город с наворопа* не удалось. Раковорцы успели приготовиться,
закрыть ворота и встретили новгородскую рать, кинувшуюся было на штурм,
градом стрел и камней. Новгородцы отошли, унося шестерых убитых на
приступе, и среди них Федора Сбыславича, брата воеводы Елферия. Стрела
попала ему прямо в глаз.
место для нового приступа. Но каменные стены всюду были высоки и толсты, а
рвы глубоки и налиты водой. Взять город без осадных машин не было никакой
возможности.
назад, чтобы прийти под Раковор с большей силой, со стенобитными и
камнеметными пороками.
в непроходную грязь, когда новгородское войско, гоня отбитый скот, волоча
возы с добром, житом, лопотью и убоиной, ведя полон, возвращалось в
Новгород.
дедовском родовом склепе. Для него поход на Раковор был теперь делом
кровным: город следовало взять, разгрести и предать огню.
прятать взаимные покоры и которы. Все понимали важность дела. Предстояло
воевать ни мало ни много с самим Орденом.