Злоупотребляя своим положением, Роджер Чиллингуорс непрестанно будоражил
совесть страдальца, стремясь не излечить с помощью благотворной боли, а
подорвать и искалечить вконец его духовное бытие. Результатом этого,
несомненно, явилось бы умопомешательство в земной жизни, а после - то вечное
отчуждение от бога и истины, земным признаком которого является, пожалуй,
безумие.
нет, зачем таить? - еще и теперь страстно любимого ею! Гестер чувствовала,
что священнику несравненно легче было бы расстаться со своим добрым именем
или даже умереть, - как она и говорила Роджеру Чиллингуорсу, - чем
переносить тот удел, который она выбрала для него. И теперь она предпочла бы
упасть на сухую листву и умереть у ног Артура Димсдейла, чем признаться ему
в своей роковой ошибке.
честной! Правда была единственной добродетелью, за которую я крепко
держалась и продолжала держаться до последней возможности, до той минуты,
когда твоему благополучию, твоей жизни и твоей доброй славе стала грозить
опасность! Тогда я согласилась на обман. Но ложь никогда не приводит к
добру, даже если это - ложь во спасение! Неужели ты не догадываешься, что я
хочу сказать? Этот старик... врач... тот, кого зовут Роджером Чиллингуорсом,
он... мой муж!
мешаясь с его более высокими, более чистыми, более человечными качествами,
была именно той частью его натуры, к которой взывал дьявол, когда пытался
завладеть всей его душой. Никогда Гестер не встречала более мрачного и
гневного взгляда, чем тот, который он теперь устремил на нее. Этот взгляд
длился лишь миг, но как преобразил он священника! Однако страдания настолько
ослабили волю мистера Димсдейла, что даже в низменных побуждениях он был
способен лишь на короткую вспышку. Опустившись на землю, он закрыл руками
лицо.
естественное отвращение к нему не открыло мне эту тайну при первом взгляде
на него? Разве я не испытывал того же при каждой встрече с ним? Как же я не
понял? О Гестер Прин, ты не можешь представить себе весь ужас этого! Как
стыдно, как больно, как страшно подумать, что я обнажал свою немощную и
преступную душу пред взором того, кто тайно глумился над ней! Женщина,
женщина, велика твоя вина! Я не могу простить тебя!
рядом с ним. - Пусть бог карает! А ты должен простить!
груди, не думая о том, что щека его прижалась к алой букве. Он силился
освободиться из ее объятий, но не мог. Гестер не отпускала его, чтобы не
встретить вновь его сурового взгляда. Семь долгих лет весь мир с гневом
смотрел в лицо этой одинокой женщине, и она вынесла это, ни разу не опустив
свой твердый, печальный взор. Небо тоже хмурилось при взгляде на нее, однако
она не умерла. Но гневный взгляд этого бледного, немощного, сраженного горем
грешника Гестер не могла вынести и остаться в живых!
ли ты меня?
исходившим из бездны скорби, но не гнева. - Я с радостью прощаю тебя. Да
простит господь нас обоих! Мы с тобой, Гестер, не самые большие грешники на
земле. Есть человек еще хуже, чем согрешивший священник! Месть этого старика
чернее, чем мой грех. Он хладнокровно посягнул на святыню человеческого
сердца. Ни ты, ни я, Гестер, никогда не совершали подобного греха!
по-своему священно. Мы это чувствовали! Мы говорили об этом друг другу!
Разве ты забыл?
ничего не забыл!
Это был самый мрачный час в их жизни; они достигли того места, к которому
так давно устремлялись их пути, становившиеся все темнее и темнее. Но этот
час таил в себе очарование и заставлял их желать его продления еще хоть на
миг, потом еще на миг, и еще и еще. Стеною стоял вокруг них темный лес;
деревья скрипели от порывов ветра, сотрясавших их. Ветви тяжело качались над
головами, а одно величавое старое дерево издавало скорбные стоны, словно
рассказывая другому грустную историю той пары, что сидела под ними, или
предвещая ей недоброе.
вела обратно в город, где Гестер Прин должна была снова нести бремя своего
позора, а священник бессмысленную издевку и гнет своего доброго имени!
Поэтому они не спешили. Никогда еще золотой солнечный свет не был так
драгоценен, как мрак этого темного леса. Здесь, доступная только взору
священника, алая буква не жгла огнем грудь павшей женщины! Здесь, доступный
только ее взору, Артур Димсдейл, лицемер перед богом и людьми, мог быть на
мгновение искренним!
намерении открыть мне, кто он. Будет ли он и теперь хранить нашу тайну?
Какую новую месть готовит он?
Гестер, - она появилась у него с тех пор, как тайная месть стала для него
повседневной привычкой. Мне кажется, что едва ли он выдаст тебя. Но,
конечно, он станет искать иного способа утолить свою темную страсть.
врагом? - воскликнул Артур Димсдейл, содрогаясь и прижимая руку к сердцу -
этот жест стал у него невольным. - Подумай за меня, Гестер! Ты сильна! Реши
за меня!
сказала Гестер. - Твое сердце не должно более быть открыто его дурному
глазу!
этого? Что я могу сделать? Я в силах лишь упасть на эти иссохшие листья, как
тогда, когда ты рассказала мне, кто он, и умереть!
глаз. - Неужели ты можешь умереть от одного малодушия? Другой причины нет!
могуществен, чтобы я мог бороться с ним!
была сила им воспользоваться!
священника и бессознательно оказывая магнетическое воздействие на его
подорванную и угнетенную волю. - Разве вселенная кончается пределами этого
города, который еще недавно был лишь усыпанной листьями пустыней, как та,
что нас окружает? Куда ведет эта лесная тропинка? Назад, в город, скажешь
ты! Да, но также и вперед! Глубже и глубже уходит она в чащу, с каждым шагом
становится все менее видимой, а через несколько миль отсюда на желтых
листьях ты не найдешь и следа ног белого человека. Там ты будешь свободен!
Такое короткое путешествие увело бы тебя из мира, где ты так несчастен, в
мир, где ты еще можешь обрести счастье! Неужели во всем этом огромном лесу
нет достаточно тени, чтобы укрыть твое сердце от взора Роджера Чиллингуорса?
с грустной улыбкой.
тебя сюда. Если ты решишься, он же уведет тебя обратно. Там, на нашей
далекой родине, в какой-нибудь деревушке или в огромном Лондоне, и уж,
конечно, в Германии, во Франции, в благословенной Италии, ты был бы вне
власти твоего врага, укрыт от него! И что тебе за дело до всех этих жестоких
людей и до их мнений? Они и так столько времени держат в плену то, что есть
лучшего в тебе!
призывали осуществить мечту. - У меня нет сил уйти! Несчастный грешник, я
думаю лишь о том, как мне влачить земное существование в месте, определенном
мне провидением. Погубив свою душу, я все же пытаюсь делать, что в моих
силах, для опасения других душ! Неверный часовой, я все же не решаюсь
покинуть свой пост, хотя знаю, что в час окончания моей печальной стражи
меня ждут лишь смерть и бесчестье!
твердо решившая поддержать его своей собственной энергией. - Но ты оставишь
его позади! Оно не будет затруднять твои шаги, если ты пойдешь по лесной
тропинке, и не взойдет с тобой на корабль, если ты решишь переплыть море.
Оставь обломки своего крушения там, где оно произошло. Не думай больше о
нем! Начни все заново! Неужели ты истощил свои силы в первом же испытании?
Нет! В будущем тебя ждут новые испытания, но также и успех. Будет еще
счастье, которым ты насладишься! Будут еще добрые дела, которые ты
совершишь! Смени свою лживую жизнь на жизнь честную. Будь, если тебя влечет
к этому сердце, учителем и проповедником среди краснокожих. Или - что более
подходит к твоей натуре - стань ученым и мудрецом среди самых глубоких и
известных умов образованного мира. Проповедуй! Пиши! Действуй! Делай что
угодно, только не помышляй о смерти! Забудь имя Артура Димсдейла, создай
себе другое, прославь его и носи без страха и стыда. Зачем тебе еще хоть
один день жить в муках, которые так подтачивают твою жизнь, которые лишили
тебя воли и бодрости, которые не оставят тебе даже силы на раскаяние? Встань
и иди!
сверкнул яркий огонек, зажженный ее энтузиазмом. - Ты предлагаешь бежать
человеку, у которого подгибаются колени! Мне суждено умереть здесь! У меня
не осталось ни силы, ни смелости, чтобы одному пуститься в широкий, чуждый,
Володихин Дмитрий
Панов Вадим
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Глуховский Дмитрий
Посняков Андрей