добивается крика, ибо кричать в присутствии базилевса нельзя. Потом
базилевс дает наказанному поцеловать руку и предупреждает, и наказанный
благодарит базилевса и уходит, едва переступая широко расставленными
ногами.
постриженных, заточенных в монастыри. Достаточна ли мера? Взвешивал.
Дополнял - такого-то нужно еще ослепить, такому-то урезать нос.
Вспоминаются книги - он много читал прежде, - теперь нет времени, и
голова, венчанная диадемой, поистине полна, а память свежа по-прежнему.
известное не интересно. Всем любы рассуждения о Власти - всем безвластным,
всем сторонним наблюдателям, иной пищей их ума не корми. Сужденья невинных
отроков о женщинах - одни превозносят, другие чернят, но все одинаково
скрывают дрожь. Пишут: вольность речи, телесная сила, неукротимый
характер, красота - такие качества подданных якобы колют, беспокоят сердца
базилевсов. Бессмыслица! Базилевсы нуждаются в сильных помощниках, а
наблюдение за ними - государственная необходимость. Базилевс возьмет
тяжкий грех на душу, коль позволит разгореться восстанию. Константин
Дигенис! Его слишком любят войска, говорят, он тайно сносится с болгарами,
посылает тайных послов за Дунай к печенегам...
низкий столик у изголовья. Послушно вздрогнув, столик сбросил серебряный
шарик, и желобок направил его на край бронзового колокола величиной с
голову ребенка. Подвешенный почти над полом, колокол издал длинный звук,
нежный, как голос женщины. Вдали шевельнулась тяжелая порфировая завеса
двери, почти черная в слабом свете лампад, и явилось нечто белое, неясное,
как пятно снега на далекой горе, как клочок тумана, который - Роман очень
помнит - однажды испугал его на ночной переправе через Босфор. Давно.
Тогда он еще не был базилевсом, а был ничем. Теперь он не боится ни ночи,
ни смутных образов снов, ни теней, ни движений. Он базилевс, обеспечивший
себе безопасность. Пришел доверенный евнух. Свой, родственник, зять.
Василий Склир, которого оскопили за буйство при Константине Восьмом. Тогда
Роман выхлопотал ему свободу, прощенье, избавив от худшего, ибо
поговаривали об ослеплении. Склир наклоняется к своему державному
родственнику. "Зеркало!" - приказывает базилевс. От маленькой лампадки -
не перед иконой - Склир зажигает свечку и переносит огонь к седьмисвечнику
за изголовьем кровати, именуемой священным ложем, берет большое зеркало и
становится гак, что Роман видит себя. Базилевс любит смотреться - часто и
подолгу глядится он в зеркало. Перемены были быстры, но базилевс не
замечал их. Он смотрит, поднимает и опускает редкие брови, разглаживает
тонкими пальцами волоски бороды и глядит, отыскивая не внешность, а
сущность. Угадывая, по привычке, Склир подносит зеркало ближе, базилевс
заглядывает себе в глаза и чуть улыбается собственному величию.
наблюдая за порядком, те немы, как статуи, и легконоги, как сны.
видит лицо, обычное лицо евнуха - все они похожи, как братья, - и чуть
кивает. Склир подходит к изголовью. Базилевс кивает еще раз. Склир
садится. Папирус, чернильница, перо готовы, предстоит записывать волю, как
бывало не раз. Склир спит рядом, в соседнем покое, где посменно дежурят
еще евнухи, вернейшие из верных. Склир сам проснулся незадолго до зова и
поэтому так быстро вошел. Угадал.
страхом: Константин Дигенис давно мертв! Забыл, забыл! И едва не выдал
свою слабость!
несколько раз упоминались как подозрительные. - Поставь по два крестика, -
замечает Роман. Это значит ослепление и ссылка в самые дальние места. Указ
принесут на подпись завтра, Склир распорядится сам. Закончив, Склир
поднимает голову. Сегодня всем сановникам радость. Нужно и этому сделать
подарок. И базилевс говорит: - Пиши еще, Пруссиан и - черта. - Черта
обозначает смерть. Склир тянется и целует руку благодетеля. Наверное, он
доволен.
для него, - он погляделся в зеркало при свете восходящего солнца. Да, сон
освежает.
будто бы жены, брак с которой был освящен Церковью, принес Роману диадему,
но не был завершен. Роман думает, что тайну знают лишь двое - он и Зоя:
циничность тучной и рослой женщины, распутной, как отец ее, и брезгливость
гаснущей мужественности начинающего базилевса вызвали унизительную сцену.
И страшную для Романа, который, по палатийской привычке гнуть спину и
душу, не сумел разогнуться. Тогда он вообразил, что эта отвратительная
женщина действительно захотела в нем мужа, ей же нужно было унизить его и
вырвать право пользоваться той же свободой, какая была у нее ранее, у этой
развратницы, имевшей желание на многих мужей. И он дал ей свободу,
поклявшись на величайших святынях - частицах креста и гвоздях, - которые
Зоя приказала принести из алтаря храма Софии. Всеочищающая память обелила
прошлое, и Роман простил себе, обезопасил себя. Он - базилевс, он правит,
не она.
тот же. - Не называя имени, Склир разумел красавца Михаила, младшего брата
евнуха Иоанна, находившегося в услужении у Романа, когда нынешний базилевс
был только патрикием империи.
личных услуг. Мальчик понравился ему и характером, и умом; он был хорошо
грамотен, начитан. Его ждало хорошее будущее. И вдруг, тому минуло больше
года, Михаил внезапно оказался в покоях базилиссы, и базилисса
потребовала, чтоб он там и остался, напомнив Роману о клятве. Да,
следовало бы нечто сделать с отвратительной грешницей. Если бы не болезнь.
Но кажется, ему становится лучше. Только бы поправиться - и придет очередь
Палатия, его нужно очистить от скверны.
бог терпеть будет? А, Василий?
моем, - приказал Роман.
Роман обвисал и ноги его волочились, как у мертвого. Распахнули дверь
малого выхода. Здесь, в проходе, стояли отборные солдаты дворцовой стражи.
Базилевс ожил - откуда взялись силы. Сам прошел переход, и только когда за
входом в банный покой замкнулись двери, оставив базилевса наедине с
евнухами, он опять повис на чужих руках.
того, как тело расправили, вытянули, освежили, базилевс ожил, сел на
мраморной скамье, улыбнулся и даже не приказал, а просто сказал, будто на
время забыл о величии:
Склир и оба спальных евнуха. Одетые для приличия в короткие штаны, они,
поддерживая с двух сторон базилевса, медленно сходили в воду по широким
ступенькам лестницы, доходившей до самого дна. Склир глядел сзади на
жалкую фигуру базилевса - живой скелет с раздутыми коленями, выдающимися
позвонками хребта. Большая, опухшая, даже сзади лысая голова дрожала, но
базилевс держал ее гордо, откидывая назад, будто глядел куда-то вдаль, над
водой цистерны, прямоугольника длиной шагов в сорок и шириной в
пятнадцать. У лестницы вода доходила до груди, дальше дно понижалось до
глубины двух ростов, дабы базилевсы могли плавать и нырять, как в море.
был особенно страшен между евнухами, широкими в тазе, откормленно-жирными,
тяжелыми. Они напомнили Склиру базилиссу Зою, такую же тяжелую, но еще
более широкую и смуглокожую, - евнухи всех видят - в этой цистерне, где
она резвилась, и не одна - от евнухов ничего не скрывают.
поплыл, едва-едва, но поплыл. Повернул, поискал ногами - говорят, нельзя
разучиться плавать, - нашел дно и пошел обратно. Слегка задыхающимся
голосом он позвал Склира:
уши и нос, закрыл глаза и, подпрыгнув, погрузился.
показалась над водой, евнухи разом положили свои широкие мягкие лапы на
плечи базилевсу, нажали, и странное мертвенное лицо беззвучно исчезло.
покои евнух Иоанн, брат беглеца и старый слуга Романа Аргира, представил
Василию Склиру неопровержимые доказательства. Оказалось, что лишь по своей
лености, трусости и небрежению Роман не вмешался вовремя в дни ссоры
Склира с Пруссианом. Оказывается, что не поздно было бы Роману вмешаться и
тогда, когда за попытку к побегу Склира приговорили к оскоплению.
Оказывается, Роман сказал - беда не велика, станет только умней и
спокойней. Оказывается, жена Склира, которая была сестрой жены Романа,
одолевала своего могущественного родственника жалобами на распутство и
обиды от надоевшего мужа.
людей, в том числе всеми, кто готовил и прикасался. Последними руками и
последним ртом были руки и рот Склира. Евнух Иоанн дал Склиру белый
порошок, и яд целиком достался базилевсу. Медленный яд, ибо быстрого яда
боялись. Иоанн говорил: этим же угостили Цимисхия. И некоторых других.
Роман оказался крепок. Дали еще порошка. У этого базилевса душа жадно