Чтение 25–й страницы книги ~Гонимые~

Чиледу говорил торопливо и с отчаянием осознавал, что его слова легки, невесомы, они ни в чем не убедят Оэлун. Хуже того - чем больше говорил, тем несбыточнее казалось все, что он ей предлагал.

- Ты все такой же,- сказала она, и на мгновение лицо ее просветлело.- А я уже другая. У меня дети. Я живу их думами.

- Пусть и твои дети будут со мной!

- Они - дети Есугея.

Тремя этими словами она как бы отодвинула его от себя, от того мира, в котором жила. И он понял, что разделяют их не только годы.

Оэлун подняла голову, прислушалась. В той стороне, где остались юрты, было шумно.

- Они не поймали моих сыновей?

- Думаю, что нет. Если ловкие ребята.

- Они ловкие.- В ее голосе прозвучала гордость.

В их сторону, переговариваясь, ехали воины. Оэлун встала.

- Я твой пленник?

- Нет, Оэлун. Это я твой вечный пленник.

- Не надо об этом, Чиледу. Прощай. Благодарю за все.

Шершавой ладонью она провела по его руке, сжимавшей копье, неожиданно легко вскочила в седло и уехала.

Почти сразу вслед за этим на поляну выскочили три воина. Один из них уставился в ту сторону, где скрылась Оэлун.

- Там кто-то есть!

Чиледу испугался, что они кинутся в погоню.

- Я только что оттуда. Никого там нет. Ты молод, а молодому нередко любой куст врагом кажется.

Воин смутился.

У брошенных юрт меркиты сделали привал. Зарезали оставленную корову, варили мясо. Тайр-Усун сидел у юрты на седле, с презрением смотрел на двух женщин. Одна была уже в годах, одетая в старый, засаленный халат, другая молоденькая, круглолицая, в красном номроге и мягких сапожках. Меж ними стоял Чильгир и крепко держал их за руки.

- Вот, поймал!

Чильгир был горд и важен, будто привел не беззащитных женщин, а багатуров или знатных нойонов и будто в этом состояла главная цель похода.

- Кто такие?- спросил Тайр-Усун.

- Это служанка, рабыня.- Чильгир приподнял руку пожилой,- Она из земель Алтан-хана китайского. А это хунгиратка.- Поднял руку молодой.- Она жена старшего сына Есугея. Я своими руками изловил их.

- Всем ведомо, какой ты храбрец!- криво усмехнулся Тайр-Усун.- Ты ждешь награды?

- Да. У меня нет жены. Пусть молодая останется у меня.

- Бери обеих.- Тайр-Усун пренебрежительно махнул рукой.

Лицо Чильгира расплылось в довольной улыбке. Не выпуская женщин из рук, он низко поклонился нойону. Жена сына Есугея только тут поняла, какая участь ее ожидает, рванулась, пнула Чильгира.

- Хе-хе, не лягайся, телочка моя!

- Чиледу!- позвал Тайр-Усун.- Кажется, Есугей отобрал у тебя первую жену?

- Есугей,- подтвердил Чиледу.

- Выходит, ты тут свой человек. Почему же твоя жена так плохо тебя встречает? Ты в гости - она в лес. Может быть, не Чильгиру, а тебе отдать эту пленницу? Есугей отобрал жену у тебя, ты у сына Есугея. Так будет справедливо.

- У него уже есть жена!- забеспокоился Чильгир.- У него очень хорошая жена.

- Хорошая? Тогда обменяйтесь.

- Вот это мне подходит!- обрадовался Чильгир.

- Что молчишь, Чиледу? Зови сюда свою жену, посмотрим.

- Ее здесь нет,- тихо проговорил Чиледу.- Она убежала к своим.

- Э-э, а ее и вправду нет!- Чильгир удивленно открыл рот.- Я ее в последний раз видел в тот вечер, когда табунщику-тайчиуту голову снесли.

- Значит, она убежала в ту ночь? Теперь я понимаю, откуда все наши несчастья! Она предупредила тайчиутов.- Тайр-Усун медленно поднялся, так же медленно приблизился к Чиледу.- Почему ты молчал?

Сговорился! Предатель!- Костлявой рукой ткнул в лицо.- Я тебя да куски разорву! Сухожилия на кулак вымотаю!

Чиледу равнодушно смотрел на разъяренного нойона. Ему было все равно, убьет или оставит в живых. Пожалуй, был бы даже рад, если бы нойон выдернул свой широкий нож и ударил в грудь.

- Сними оружие!

Чиледу развязал пояс. Сабля с глухим стуком упала на землю. Тайр-Усун пинком отбросил ее в сторону, повернулся к воинам.

- Кто в ту ночь стоял в карауле?

Воины стояли в напряженном молчании. Бешеный взгляд нойона скользил по их лицам. Вперед выдвинулись десять человек.

- Двадцать плетей каждому! А этому...- На мгновение задумался,- Этому свяжите руки. Дома разберемся.

III

На вершине горы торчала черная скала. Плавные, округленные временем грани ее были в глубоких трещинах и расщелинах, из них выглядывали клочья травы, ветки кустарников. Внизу, под скалой, громоздились огромные камни, меж ними росли уродливые деревья с ветвями, сваленными на одну сторону. У подножья скалы темнела черная дыра - вход в просторную пещеру. Перед входом горел небольшой огонь. Братья Тэмуджина, Боорчу, Джэлмэ жарили на углях мясо. Утром Джэлмэ удалось убить горного барана, и

сейчас, изголодавшись за двое суток, ребята никак не могли насытиться. Сам Тэмуджин сидел высоко над ними на плоском выступе скалы, смотрел в полуденную сторону, ждал, не покажется ли на одной из плешин-полянок всадник. Рано утром он послал Хасара разведать, ушли ли враги.

Тэмуджина тревожило то, что где-то исчезли мать, Борте и Хоахчин. Правда, в суматохе он даже не успел сказать, где следует собраться. Братья и его друзья без уговора сошлись возле пещеры. Здесь во время охоты они не однажды ночевали, и каждый самостоятельно сообразил, что лучшего убежища и не найти. Женщины дорогу к пещере не знали. И это его успокаивало: прячутся где-нибудь в лесу.

Наконец появился Хасар. Оставил коня внизу, пешком взобрался на гору. Тэмуджин поспешил вниз. Хасар, уловив запах жареного мяса, раздул ноздри. Присев на корточки возле огня, взял из рук Хачиуна кость, начал торопливо ее обгрызать, бормоча:

- Собирайтесь. Меркиты ушли еще вчера.

- Это были меркиты?- удивился Тэмуджин.

Ему и в голову не приходило, что здесь могут появиться враги и кроме тайчиутов. Он был уверен, что Таргутай-Кирилтух начал большую охоту за ним.

- Что они забрали?

- Все. Осталась одна старая юрта. А в юрте сидит наша мать и одиноко горюет.

- Мать вернулась! О небо, благодарю тебя!

- Мать-то вернулась, но твою Борте и Хоахчин увезли.

- Борте увезли? Да перестань ты жевать!- Тэмуджин вырвал из его рук кость, бросил в сторону.- Откуда это взял?

- Мать видела сама. Она вышла на край леса, спряталась в кустах. Меркиты проходили мимо. И она все видела.

Тэмуджин пошел вниз, к лошадям. Вскочив в седло, шагом направился к своему разграбленному становищу. В лесу пели птицы, над головой порхала, кружилась и оглашала окрестности заполошным стрекотом сойка.

Яркий солнечный свет струился среди бронзовых сосновых стволов. Ничего в мире не переменилось, не обрушились на землю ни град, ни ливень, а его жизнь снова оказалась сломанной. За эту зиму он всем сердцем прирос к Борте. Она была заботливой, ловкой, умелой, но еще и умной. Поверяя ей свои замыслы, он много раз убеждался, что Борте судит о делах, достойных мужчины, смело и остро. Сейчас Борте, наверное, лежит поперек седла на чьих-то коленях, и чужие руки жадно ощупывают ее. От невыносимой этой мысли он взвился, как от укуса гадюки, резанул плетью коня.

Галопом поскакал к юрте. У входа стояла мать. Губы ее были плотно сжаты, глаза сухо блестели. Он спрыгнул с коня, бросился к ней, обнял.

- Мама!

В короткое это слово он вложил и боль свою, и невысказанную жалобу. Мать убрала с плеч его руки, подавила вздох. Ее суровая сдержанность заставила Тэмуджина почувствовать себя виноватым во всем. Бежал без памяти. Всех позабыл...

- Я должен был драться,- скорее себе, чем матери, сказал он.

- Ты должен был подумать о Борте, обо мне, о Хоахчин,- тихо, без упрека, сказал она.- А драться... Когда щенок кидается на матерого волка, от щенка остаются клочья шерсти.

И сравнение со щенком было для него горше любого упрека. Он-то считал, что давно уже стал мужчиной...

- Что же делать?

- Не знаю. Тебе тяжело, но Борте еще тяжелее. Она будет ждать. Будет ждать тебя на утренней заре, и в полдень, и темной ночью. Ох, как она будет ждать, Тэмуджин! Не обмани ее ожиданий, не опоздай. Поезжай вслед за меркитами... Нет, я говорю совсем не то...

- Ты говоришь правильно. Я поеду. Возьму Боорчу и Джэлмэ...

- Нет, сын, нет. Так ты скорее, чем Борте, сыщешь себе смерть. Надо ехать к хану Тогорилу, к твоему анде Джамухе...

- На это уйдут месяцы. А Борте...

- Что значат месяцы, если речь идет о всей жизни!

Тэмуджин и сам понимал: идти на меркитов с Боорчу и Джэлмэ - все равно что подставить живот под рога взбешенного быка: вдруг да рога сломаются? Но ему невыносимо было думать об ожидании, хотелось прямо сейчас помчаться за врагами - рубить, колоть, топтать конем.

Из леса подъехали остальные. Все вместе вошли в юрту. В ней валялись обрывки веревок, клочья войлока, рваная шуба, раздавленная коробка из прутьев. Все остальное увезли меркиты.

И братья и друзья как-то очень уже легко примирились с потерями. Они принялись убирать из юрты рвань и мусор, разжигать очаг. Понемногу и мать втянулась в работу. Он ничего делать не мог. Постоял у пятна бледной травы - здесь стояла его юрта,- пошел в лес, сел на поваленное ветром дерево, отдался тяжелым думам.

Постепенно все полнее осознавал, какой тяжелый удар нанесли. ему меркиты. Люди в куренях, подвластных тайчиутам, явственно склоняются на его сторону. Уже сейчас он может набрать-более полусотни, а может быть, и сотню всадников из наиболее отчаянных людей. Они готовы драться против Таргутай-Кирилтуха. Но это не все. В последнем разговоре шаман Теб-тэнгри дал понять, что его, по всей вероятности, поддержат такие знатные люди, как Алтан, Сача-беки с братом Тайчу, лукавый Даритай-отчигин - и удачливый игрок в бабки Хучар. Видимо, наконец-то Хучар вспомнил, что доводится ему, Тэмуджину, двоюродным братом, а Даритай-отчигин - родным дядей. Память, наверное, подсказала и Сача-беки, Тайчу, Алтану, что они, как и он, прямые потомки Хабула - первого хана монголов, его внуки и правнуки. Обо всем этом они, конечно, не преминут сказать при встрече. Он не станет их укорять, что в годы его бедствий никто не вспомнил о кровном родстве, что, ненавидя Таргутай-Кирилтуха, ползали перед ним дождевыми червями. Ни один из них не посмел поднять боевой туг. Но свое унижение они не забыли. И теперь, когда он готов потребовать от Таргутай-Кирилтуха ответа, родичи не останутся в стороне. Однако, чтобы побудить их к выступлению, надо одержать победу над нойоном тайчиутов, пусть даже небольшую. С сотней хороших воинов уже можно кое-что сделать. Но будут ли теперь у него воины? Кто решится вверить свою жизнь человеку, который не смог

уберечь собственную жену?

На мгновение появилась мысль: может быть, сохранить все это в тайне? Но он тут же отогнал ее. Обман скоро откроется, и тогда уж ему совсем никто не поверит. Ложь не его оружие. Надо рассказать все. И звать людей на меркитов. Очень многие в свое время пострадали от них - кто не захочет отомстить кровным врагам, таким же ненавистным, как татары?

Может получиться даже лучше. Таргутай-Кирилтух, каким бы он ни был,- свой, а меркиты - извечные враги... О, если бы небо даровало победу над ними!

Из потока сомнений, надежд понемногу рождался, обретал определенность замысел. И уходило смятение, росло желание взяться за дело. С усмешкой вспомнил поговорку: <Когда вода дойдет собаке до ноздрей, она поневоле поплывет>, А он в воде даже и не по ноздри, волны перехлестывают через макушку. Или он выплывет сейчас, или никогда.

Возвратился в юрту. Здесь уже все было прибрано. Ребята нарезали травы для постели, укладывались спать, лениво переговариваясь. Он тут только обнаружил, что день заканчивается. Синие сумерки плывут над лесами, над поляной, размывая очертания кустов и деревьев.

Едва он пошел в юрту, ребята замолчали. Они ждали его решения.

- Боорчу, Джэлмэ, вы поедете со мной по куреням.

Помолчал, ожидая возражений. Но спорить, как видно, никто не собирался. Только мать что-то хотела сказать, однако, взглянув на него, тоже промолчала. Она сидела у гаснущего очага, пламя скупо освещало ее печальное лицо. Мать была сегодня сама на себя не похожей, казалось, думает о чем-то своем, далеком от этого разговора.

- Хачиун и ты, Тэмугэ... Вы останетесь здесь. Охраняйте мать, охотой добывайте пропитание.

- Меня хочешь куда-то отправить с Бэлгутэем?- спросил Хасар.

- Ты поедешь с Бэлгутэем...

- Я с ним не поеду. Лучше я поеду с Хачиуном или с Отчигином.

- Когда старшие говорят - младшие молчат. Или ты не знаешь обычая старины?- сдерживая гнев, сказал Тэмуджин.

- Почему ты берешь в товарищи кого хочешь, а я должен брать кого дашь?- запальчиво крикнул Хасар.

- Поговори еще! Как мы можем ждать от больших и малых нойонов терпимости, благожелательности, если кровные братья не могут ладить друг с другом? Хасар, ты вечно заводишь смуты, всюду выставляешь свой нрав. Не смей больше этого делать! Услышу еще раз что-то подобное - прогоню тебя!- От ярости потемнело в глазах, и, чтобы не сорваться, он заговорил тихо, растягивая слова:- Ты не еж, а я не корсак, готовый тебя съесть,- не растопыривай своих колючек. Лучше подумай, почему ты поедешь с Бэлгутэем. Ваш путь далек - в курень хана Тогорила, а потом к Джамухе. Бэлгутэй уже был у кэрэитов. Он знает дорогу. Его дело - провести тебя безопасным путем. Твое дело - добиться помощи от хана и Джамухи.

- Я не слепой детеныш зайчихи, дорогу найду и сам.

Мать встрепенулась, провела ладонью по лицу, и печаль ушла из ее глаз.

- Хасар, что тебе худого сделал Бэлгутэй? Или Тэмуджин? Ты все время хочешь показать, что одного не слабее, другого не глупее. Покажи это на деле. А не так... Вздорить попусту - много ли нужно ума?

С матерью спорить Хасар не решился.

После того как обо всем договорились, Тэмуджин вышел из юрты. Мимо промчался тушканчик, сливаясь с травой, только белая кисточка хвоста выдавала его, в молчаливом лесу зловеще гукнул филин. Тэмуджин вздрогнул, повернул назад. В дверном проеме юрты успокоительно мерцал огонек. Совсем недавно тут светилось два огонька. Борте, Борте... Что сейчас с тобой происходит? Что видят твои глаза, полные слез? Ему так ярко представилось, что может происходить в это время в чужой, пропахшей кислыми овчинами и лошадиной сбруей юрте, что он замычал, как от непереносимой боли.

Джамуха с десятком нукеров возвращался с охоты на тарбаганов. Солнце повисло над волнистой кромкой степи. Метелки дэрисуна, освещенные сбоку, были пламенно-серебристые, над линялой травой кружилась мошка. Сухой воздух, пахнущий пылью и полынью> стал немного прохладнее, С плоской возвышенности Джамуха увидел свой курень, разбитый между двумя озерами. В вечернее небо подымались дымки, с пастбищ, взбивая копытами пыль, тянулись стада.

Улус Джамухи за последние годы окреп, стада увеличились, люди были сыты и довольны жизнью. В извечной свалке и резне кэрэитов, найманов, меркитов, тайчиутов он ловко уворачивался от ударов, то уходя в сторону, то прибегая к защите Тогорила, то, когда

покровительство

хана

становилось обременительным, сталкивая кэрэитов с найманами. Проделывать все это было не так уж и трудно. Тайчиуты по старой памяти считали его племя зависимым от них, для Тогорила он - названый сын, для найманов и меркитов - слишком ничтожный враг.

Джамуха натянул поводья, и лошадь под ним, идущая спокойным шагом, вскинула голову, запрядала ушами. Он подтянул ремни тороков с увесистыми, жирными тарбаганами, повернулся к нукерам:

- Ну что, испытаем резвость наших коней?

Прижал пятками бока своего коня, гикнул, пригнулся. Косматая грива взметнулась, хлестнула по лицу, ветер заиграл кончиками его косичек. Ах, как хорошо мчаться по родной степи, ловя ноздрями горький дух ее трав!

Нукеры скакали чуть приотстав. Только младший брат Тайчар вырвался вперед, сровнялся. В задорной улыбке блеснули ровные зубы. Белый мерин Тайчара стал обходить его коня. Джамуха резко натянул поводья. Он не любил, чтобы его кто-то обходил, пусть даже собственный брат.

В курене люди приветливо махали руками, поздравляли с удачной охотой. Соплеменники высоко ценили его ум, смекалку, ловкость и давно уже звали не иначе, как Джамуха-сэчен. И он гордился уважением людей, своим званием, зная, что и то и другое заслужил неусыпными заботами о благополучии племени.

У коновязи спешился, но в юрту не пошел, велел встретившей его Уржэнэ принести кумысу, а одного из нукеров - разыскать агтачи - конюшего. Терпкий, колюче-кислый кумыс освежил пересохшее горло. Возвращая чашу жене, спросил:

- Ну как тут у нас?

- Все хорошо. Правда, в урочище Хара-гол на табунщиков напали меркиты. Но все обошлось. Табунщики сумели уйти, не потеряв ни одного коня.

- Сколько меркитов? Куда они направились?- встревожился Джамуха.

- Меркитов было сотни три. А шли они в свои кочевья. Видимо, воевали с тайчиутами.

- А-а...- успокоился он.- Кто те табунщики?

- Сыновья нашего агтачи Тобухая. И еще одна новость. Приехал человек от хана Тогорила. Со вчерашнего дня ждет тебя.

- Пусть подождет еще.

Подошел агтачи Тобухай, кривоногий старик в халате с подоткнутыми под пояс полами.

- Звал меня, Джамуха-сэчен?

- Звал, Тобухай-эбуген. Уржэнэ говорит: твои сыновья спасли табун. Так ли это?

- Так.

- Скажи им: каждому дарю по юртовому войлоку из белой шерсти.

- Твоя щедрость подобна полноводной реке - все из нее черпают, а она не убывает,- Тобухай с достоинством поклонился.

- Но звал я тебя по другому делу. Посмотри на моего коня. У него обвисло брюхо и прогнулась спина. Он верно служил мне многие годы. Пусть теперь отдыхает.

- В твоем табуне есть беломордый жеребец. Он легок, как дзерен, силен, как лось. Но он не объезжен.

- Приведите его мне.

Агтачи ушел. Вскоре табунщики подогнали к юртам коней. Джамуха сел в седло, взял из рук подъехавшего Тобухая ургу. Лошади, сбитые табунщиками в плотный круг, пугаясь юрт, людей, кидались из стороны в сторону. Жеребец, на которого указал агтачи, понравился Джамухе. Вороной, длинногривый и длиннохвостый, он выгибал тонкую шею, носился вокруг табуна, кося злым глазом.

Улучив момент, Джамуха накинул петлю на его голову. Жеребец прянул в сторону, петля затянулась на шее. Табунщики, попрыгав с коней, вцепились в гриву, в хвост, накинули на спину седло, взнуздали. Джамуха слез со своего коня, как и агтачи, подоткнул под пояс полы халата. Подбежал Тайчар.

- Брат, разреши объездить этого коня мне! Ух, какой хороший!

Тайчар, бесшабашный удалец и большой любитель лошадей, не мог стоять на одном месте от возбуждения. Джамуха рассмеялся:

- Думаешь, ты это сделаешь лучше меня? Нет, братишка, своего коня я всегда объезжаю сам.

Жеребец вздрагивал всем телом, храпел, скреб копытом землю. Джамуха потрепал его по шее, взял в руки поводья и взлетел в седло. Табунщики отскочили в сторону. Жеребец потряс головой, приходя в себя, выгнул спину, словно хотел таким способом освободиться от непривычной тяжести. Вдруг заржал, встал на дыбы. Джамуха ожег его плетью. Жеребец прыгнул, высоко вскинув зад, помчался, то бешено кидаясь в стороны, то вздыбливаясь. Джамуху мотало так, что казалось, оторвется голова. Но он уже знал: беломордый не вышибет его из седла.

Измучившись, весь в мыльной пене, жеребец пошел ровным галопом. Натягивая поводья, Джамуха перевел его на рысь и, огибая озеро, повернул к куреню. Солнце уже село. И там, где оно село, край неба

пылал золотисто-малиновым светом. Мелкая рябь озера тоже была малиновой. Утка с выводком, оглядываясь на него и испуганно крякая, отплывала от берега. Джамуха чувствовал себя счастливым. Но, вспомнив о посланце хана Тогорила, нахмурился. Что нужно беспокойному владыке кэрэитов? Вечно он затевает что-нибудь.

У коновязи передал жеребца агтачи, не стал слушать похвал его умению подчинять себе коня, сразу прошел в свою юрту. Там уже сидели, ожидая ужина, Тайчар и ближние друзья.

- Пригласите к ужину посланца хана Тогорила,- попросил он.

Посланцем хана оказался молодой нойон Хулабри Скрывая досаду

и озабоченность, Джамуха шутил, улыбался, его лицо с мягкими ямочками на щеках было приветливым.

Баурчи принес молочное вино и мясо.

- Гость, наверное, не обидится за такое простое угощение? У нас нет китайского вина, лепешек из найманского проса и каши из тангутского риса - Вздохнул. - Мы люди бедные. Все, что у нас есть, дает наша земля, покрытая травами...

Он не жаловался, напротив, ему хотелось, чтобы нойон понял его племя не велико, но оно ни у кого ничего не просит, никому ничего не должно.

- А наш повелитель думает, что ты соскучился по иной пище, и приглашает тебя в гости.

- И когда хан-отец хочет видеть меня своим гостем?- уже без улыбки спросил Джамуха.

- Завтра.

- Почему такая спешка?

- Остальные гости в сборе. Нет только тебя.

Джамуха помолчал Он очень нужен хану. А для чего? Что хочет получить от него Тогорил? Воинов? Лошадей? А может быть, проведал про его тайные дела?

- Я был бы счастлив отпить глоток вина из чаши хана-отца. Но, на горе мне, в последние дни разболелся живот, я ничего не могу принимать, кроме нашей пищи и нашего вина.

- У хана есть люди, умеющие лечить любые недуги... Мне не ведено возвращаться без тебя.

Джамуха вздохнул. На этот раз не притворно. Придется ехать...