толстые тетради. В тех случаях, когда передо мною возникал непонятный
вопрос, я всегда мог обратиться за разъяснением к Васильеву.
младший артиллерист, лейтенант Гирс. Высокого роста, с удлиненным энергичным
лицом, с русыми бачками, спускающимися от висков, с упорным взглядом больших
серых глаз, весь всегда подтянутый, он производил впечатление строгого
начальника. Но мы хорошо знали, что это был на редкость добродушный человек
и честный офицер, хорошо относившийся к своим подчиненным. В неслужебные
часы он разговаривал с матросами запросто. От него я тоже начал получать
книги и мог обращаться к нему за всякими справками по части кораблей,
артиллерии, эскадры, морских сражений.
заниматься своими баталерскими
ведомости на жалованье, выдавать продукты в камбуз, вести денежную и
провизионную отчетность. А тут еще нужно было, согласно судовому расписанию,
бежать во время тревоги и занимать свое место. Все это я исполнял по
необходимости. Помимо всего, я вполне оправдывал
"Непутевая голова ногам покоя не дает". Меня интересовало, что делается и
внизу, под броневой палубой, и в башнях, и в минных отделениях, и на верхней
палубе, почему эскадра перестроилась по-новому, почему командир наш так
разволновался, когда на "Суворове" подняли какой-то сигнал. Необходимо было
потолковать с сигнальщиками - они все расскажут, что произошло за день или
за ночь с кораблями и о чем разговаривал командир с вахтенным начальником. В
особенности ценные сведения можно было получить от старшего сигнальщика
Василия Павловича Зефирова. Это был широкоплечий плотный моряк лет тридцати.
Находясь в запасе, он посещал художественную школу барона Штиглица в
Петербурге, учился с увлечением, но война оторвала его от любимого занятия.
Но и теперь, попав на броненосец "Орел", он не переставал носить в своей
крутолобой голове мечту во что бы то ни стало выбиться в художники. Я не раз
видел в его альбоме великолепные рисунки, изображающие наши корабли и
отдельные моменты нашей жизни. Наблюдая с сигнального мостика за эскадрой,
Зефиров знал все о важных ее событиях и охотно сообщал мне все новости. Ну,
а как можно было оторваться от кучки матросов, расположившихся на баке или в
другом месте корабля, когда среди них кто-нибудь так занятно рассказывает о
разных случаях? Может быть, тут много было выдумки, но я, слушая ее, отдыхал
душой.
товарищей. Широкое лицо его было серьезно, а серые глаза
жмурились. Из простых слов, точно из детских кубиков, он
затейливое здание новеллы:
тяжелый, с квадратным лицом. Матросы прозвали его "Бегемотом". Имел большое
пристрастие к выпивке. Любил с матросами побеседовать насчёт религии. Ну, а
те ему все вопросы задавали. Не нравилось это Бегемоту - не может ответить.
Однажды так его приперли к стене, что он не хуже боцмана обложил всех
крепкими словами и убежал в кают-компанию. С той поры бросил вести беседы с
матросами. За другое дело принялся: как праздник, так после обеда выходит на
бак и начинает раздавать команде листки Троице-Сергиевской лавры или
Афонского монастыря. Что делать? Как его отвадить от этого? И ухитрились.
Как-то в праздник один из вестовых, парень фартовый, возьми да и вытащи у
него из кармана подрясника святые листки, на место их сунув прокламации.
Бегемот наш наспиртовался в кают-компании - ничего не соображает. Вышел на
бак и давай раздавать прокламации. Матросы, как только узнали об этом,
обступили его со всех сторон. Сотни рук потянулись к нему и с криком:
"Дайте, батюшка, и мне!" Радуется Бегемот и говорит: "Братие во Христе! Я
очень доволен, что хоть поздно, но вы прозрели душой. Поучайтесь из этих
листков и поступайте так, как в них сказано". Матросы рассыпались по жилой
палубе и громыхают вслух:
венценосным атаманом Николаем Вторым". Случайно по жилой палубе проходил
мичман. Цапнул он у одного матроса прокламацию и спрашивает свирепо так, с
пылом и жаром: "Ты, такой-сякой, что это читаешь? Где это ты взял?" А тот
спокойно отвечает: "Батюшка дал. Он всем на баке раздает". Глянул офицер
вокруг - все читают. И покатился в кают-компанию на велосипеде не догонишь.
Там целую тревогу поднял. "Бунт, кричит, у нас на корабле! Во главе всех поп
наш стоит". Все офицеры гурьбой - на бак. У всех револьверы наготове.
Впереди командир шагает, спотыкается. А Бегемот в это время последние
остатки раздавал и все приговаривал: "Братие во Христе! Вижу я, что вы
становитесь на путь истинный". Командир как бросится к нему, да как заорет:
"Мерзавец!
немедленно!" Моментально явились часовые и повели Бегемота в карцер. А он с
испугу так обалдел, что не может слова сказать, только мотает кудлатой
головой. Всю его каюту обшарили - ничего не нашли, кроме священных книг и
листков. Тут только догадались, какая загвоздка произошла. Попа выпустили.
иную тему. Нельзя было всего переслушать. Я ушел на верхнюю палубу.
он походил на небольшое серое облако, упавшее на равнину моря. А по
справочнику было известно, что остров занижает площадь около
квадратных километров и поднимается вверх на два километра.
флагманские штурманы сбились с курса. Послали пароход "Русь" в сторону
видневшегося берега разыскать место нашей стоянки. После обеда разведчик
вернулся обратно. Оказалось, что мы пересекли экватор, а Габун лежит выше
этой воображаемой линии миль на двадцать.
двадцати милях от города Либрвиль, в четырех милях от берега. Море, вздыхая,
выкатывало небольшие волны на низкий золотистый берег. А дальше загадочной
стеной стоял густой лес. В бинокль можно было разглядеть масличные пальмы.
одинокий маяк.
угольные пароходы. Опять началась угольная чума. Когда это все кончится?
предложил нам убраться в другую бухту, еще более глухую и дикую. Но это было
бы для нас слишком позорно. Хорошо сделал адмирал Рожественский что не
послушал губернатора и продолжал грузить уголь.
отправившихся в лес за слонами. Известие об этом произвело на матросов
потрясающее впечатление. Все начали усиленно смотреть на берег, словно могли
увидеть там страшных людоедов.
плыли, пересекши экватор, по Южному Атлантическому океану. О следующей нашей
стоянке у нас на "Орле" ничего не знали.
кинулись с кулаками на инженера. На транспортах, где
вольнонаемная, утомленные кочегары начали отказываться поддерживать пар в
котлах. В дальнейшем подобные случаи, вероятно, будут учащаться.
дозорными судами паровой катер в десять часов вечера, тогда как
наступлением темноты и до рассвета
прекращалось. Сейчас же сигналами с флагманского броненосца было приказано
арестовать вахтенного начальника на трое суток. В эту же ночь во втором часу
была задержана вторая шлюпка с того же крейсера, и на ней, как говорилось в
приказе N 158, "три гуляющих офицера: лейтенант Веселаго, мичман Варзар и
мичман Селитренников". Оказалось, что они тайком хотели переправить на
госпиталь "Орел" сестру милосердия, приезжавшую к ним в гости. Эти три
офицера без всякого предварительного следствия немедленно были отправлены в
Россию для отдачи их под суд. Командиру "Донского", капитану 1-го ранга
Лебедеву, был объявлен выговор.
159, где он обрушивается на Порт-Артурскую эскадру за то, что она "проспала
свои лучшие три корабля" и что теперь армия "стала заливать грехи флота
ручьями своей крови".
пути, на котором так жестоко поплатилась первая.
военного разврата; завтра может обнаружиться его последователь.
младшего флагмана, контр-адмирала Энквиста, и прошу его превосходительство
принять меры к скорейшему искоренению начал гнилости в его нравственном
организме".
мне инженер Васильев, в кают-компании произошел такой разговор, от которого
адмирал мог бы позеленеть, если бы только это докатилось до его ушей. По его
адресу раздавались нелестные голоса:
неплохой.
него самого боевые заслуги в прошлом? Ничего, кроме позорного боя с мирными
рыбаками.
Акунин Борис
Ковальчук Вера
Роллинс Джеймс
Херберт Фрэнк
Андреев Николай
Березин Федор