Социалистической Федеративной Республики Югославии, долголетний генеральный
секретарь Коммунистической партии Югославии, член руководства
Коммунистического интернационала, как записал сам Разин в одной из своих
тетрадей. Так вот, большую часть тетрадей заполняют планы всех этих зданий,
описания подъездных путей к ним, расположение покоев и опись инвентаря. Из
этого следует, что архитектор Разин, долгие годы трудясь до изнеможения в
тресте "АВС Engineering & Pharmaceuticals", продолжал тосковать по своей
первоначальной профессии, вытесненной его последующими деловыми успехами.
имелось подтверждение именно этой направленности интересов нашего героя. На
ней был изображен пейзаж -- высокий берег реки, на пригорке, среди зелени,
большой особняк с пристройками, а вдали, у церкви, белели разбредшиеся, как
овцы на пашне, белые кладбищенские кресты. Вид этот производил совершенно
неожиданное впечатление -- словно перед вами картина, написанная слезами или
сквозь слезы увиденная. Свет и тень на ней вели себя так, точно имели пол,
-- они были то мужского, то женского рода...
рисунка, рукою архитектора Разина было написано: Camelia sinanis. Это был
пейзаж, нарисованный чаем. Интересно припомнить, что писал его архитектор
Разин, то есть человек, из ныне живущих людей, быть может, лучше всех
знавший краски, их историю и технологию, ибо его трест, собственно, начался
с изготовления химикатов и красок и только потом распространился и на другие
производства. И вот именно этот человек совершенно отказался от красок, по
крайней мере в классическом значении этого слова. Архитектор пользовался,
вне всякого сомнения, кисточкой из иголок ежа; воду в реке он изобразил,
окуная ее в "тропанас" -- темный фруктовый чай, который он смешивал с
бледно-розовым апельсиновым чаем и с ярко-красным ибискусом Виноградники
нарисованы густым оттенком лилового "исопа" с ромашкой -- так он добился так
называемого цвета "послеполуденной зелени". Небо писалось кисточкой из
телячьего уха, которая окуналась в слегка разведенный чай сорта "соучунг",
собранный в мае, смешанный с быстро высушенным зеленым. Дом и постройки
нарисованы чаем из лотоса, а берег написан русским чаем, тем, что подается к
соленому маслу, и китайским, собранным на высоте двух тысяч метров над
уровнем моря. Камни обозначены так называемым "чайным шампанским" --
знаменитым чаем "дарджиллинг". В правом нижнем углу пейзажа было написано:
"Летняя резиденция И. Б. Тито "Плавинац" на Дунае, близ города Смедерево, к
востоку от Белграда".
относящихся к разным эпохам. Рукою самого архитектора Разина, наспех и
скорее всего с натуры, зарисован был план летнего дома, здания в стиле
классицизма. К нему был приложен роскошно оформленный план того же дома,
только более просторного, датированный 1897 годом, подписанный архитектором
Йованом Илкичем и заверенный печатью сербской династии Обреновичей; и
наконец, план, озаглавленный "Приложение к "Плавинацу"" за подписью
архитектора Богдана Богдановича (*).
(Примеч. пер.)
"Плавинац". Разин сообщает, что дом на холме Плавинац близ Дуная, в
нескольких километрах от Смедерево, что на пути из Белграда, сооружен в 1831
году по приказанию князя Милоша Обреновича в качестве летней резиденции
сербской правящей династии. Дом окружен виноградниками и угодьями,
простирающимися гектаров на пять. Вначале постройка включала только жилые
комнаты и погреб, но позже была расширена по плану, заказанному королевой
Наталией из той же династии Обреновичей. Далее архитектор Разин сообщает,
что в 1903 году, после убийства короля Сербии Александра Обреновича,
королева-мать Наталия даровала дом и угодья полковнику Антонию Орешковичу, а
затем, в шестидесятые годы нашего века (не ранее 1958 года и не позднее
1961-го), незадолго до Первой конференции неприсоединившихся стран в
Белграде, резиденция была обновлена в качестве загородной виллы маршала
Иосипа Броз Тито на основе проекта архитектурной достройки, расширения и
укрепления дома, разработанного архитектором Богданом Богдановичем. Особняк
обставлялся стильной мебелью, которую распродавали в те годы старые
белградские семьи. Были завезены или отреставрированы имевшиеся в доме
зеркала, люстры, светильники, канделябры, настольные, напольные и каминные
часы, стекло, фарфор, керамика, изделия из благородных металлов, ковры,
картины, географические карты и чертежи...
прилагается каталог драгоценных предметов обстановки, картин и мебели, --
очевидно, инвентарь всего, что имеется на сегодня во дворце Плавинац.
Поражает подробный характер описания и перечня предметов, включая и указания
на их происхождение, и к тому же точно определено, где что в Плавинаце
находится.
с внутренней стороны задней обложки, Разин начал вписывать задом наперед
предания о славных красавицах из семейства своей супруги. Так мы подходим к
истории героини нашей книги, Витачи Милут, которая, впрочем, приобрела
известность под другой фамилией. Как пишет сам Разин, вписывая эти строки,
он макал в чернила бороду, полную прошлонедельного пота, слез и соплей. Это
предание повествует о прекрасных дамах -- предках Витачи Милут, ставшей
потом госпожой Разин, -- об их любовных похождениях, о графинях Ржевуских и
об Амалии Ризнич-младшей. Разин слышал эту легенду из уст бабушки своей жены
Витачи. Поскольку семейное предание (объясняющее некоторые странные
наклонности героини этой книги Витачи Милут) пойдет у нас особым
приложением, мы здесь о нем больше упоминать не будем, разве что приведем
изречение, хорошо известное в семействе Милут:
ГРЯЗИ
дух перевести, как снова заявляется. По меньшей мере три раза, и все раньше
срока...
В их семье вот уже сто лет осенью говорили по-немецки, зимой по-польски или
по-русски, весной по-гречески и только летом посербски, как и приличествует
семейству торговцев зерном. Все прошлые и будущие времена года сливались в
ее сознании в одно, похожее на самое себя, как голод на голод. Весна
переходила в следующую весну, русский язык -- в русский язык, зима -- в
зиму, и только Дето, в котором мадемуазель Ризнич в данную минуту пребывала,
как в тюрьме, выпадало из этого ряда для того, чтобы на мгновение, всего
лишь на мгновение, занять свое временное календарное место между весной и
осенью -- между греческим и немецким.
носившей это имя и фамилию. От бабушки по материнской линии она происходила
из рода графов Ржевуских. Тех самых Ржевуских, в XVIII веке подаривших
Польше несколько выдающихся государственных деятелей и литераторов, а в XIX
веке прославившихся своими красивыми и незаурядными женщинами, чьи платья и
прически до сих пор выставляют в музеях (*). Первая, самая старшая
Ржевуская, Эвелина, была замужем за неким Ганским, а потом вторично вышла за
французского романиста Оноре де Бальзака (**). Вторая графиня Ржевуская,
сестра Эвелины Ганской -- де Бальзак, Каролина, вышла замуж совсем молодой в
знатную семью Собаньских, но ее брак оказался неудачным. В 1825 году, гостя
в Крыму, а затем в Одессе у своей младшей сестры, третьей графини Ржевуской,
она встретилась с поэтом Адамом Мицкевичем, и он посвятил ей самые красивые
свои любовные сонеты. При жизни матери Амалии-младшей его стихи еще
хранились среди семейных бумаг, и когда Амалия начала переплетать свои
коллекции меню, то в одну из книжек попал и сонет Мицкевича, сложенный в
честь ее бабушки, так как на другой стороне листа были переписаны блюда
какого-то обеда 1857 года. Третья же из графинь Ржевуских (родная бабушка
нашей Амалии), Паулина, в доме которой и познакомились Собаньская и
влюбленный в нее польский поэт, стала второй женой негоцианта и владельца
кораблей Йована Ризнича. Ризнич происходил из той семьи богачей родом из
Боки Которской, что в конце XVIII века раскинула сети своей коммерции далеко
на Восток и на Север и начала скупать поместья в Воеводине, в Бачке, а зиму
проводить в Вене. Из тех самых Ризничей, в доме которых был заведен обычай
до захода солнца пить, только закрыв глаза, из тех, чьего предка,
прославившегося своей красотой, любовница одаривала дукатом за каждую
улыбку.
Симеон Пишчевич, арестовал в Варшаве в 1767 году графов Ржевуских, отца и
сына, и отправил их в заточение, ибо они противились вмешательству России в
дела Польши, которого и сам Пишчевич, впрочем, не одобрял. (Примеч. авт.)
Париже в 1969 г. (Примеч. авт.)
чтобы быть поближе к множащейся семейной флотилии. Поэтому в начале XIX века
дед Йована все еще пребывал то в Вене, то в воеводинских поместьях, а его
отец Стеван уже успел пожертвовать сербской православной общине в Триесте
шитую золотом хоругвь святого Спиридона. Сам же он удобно разместился в
Маккарти Кормак
Конан-Дойль Артур
Флинт Эрик
Самойлова Елена
Ковальчук Вера
Смоленский Вадим