что-нибудь похожее на выражение показалось на лице его. Казалось, в этом
теле совсем не было души, или она у него была, но вовсе не там, где
следует, а, как у бессмертного кощея, где-то за горами и закрыта такою
толстою скорлупою, что все, что ни ворочалось на дне ее, не производило
решительно никакого потрясения на поверхности
малейшего удивления, как бы речь шла о хлебе.
несуществующих.
избавиться?
приподнявши голову и смекнувши, что покупщик, верно, должен иметь здесь
какую-нибудь выгоду.
чем я заикнулся!" - и проговорил вслух:
цене даже странно...
сказал Собакевич.
глаза, не зная, сам ли он ослышался, или язык Собакевича по своей тяжелой
натуре, не так поворотившись, брякнул вместо одного другое слово.
прибавил: - А какая бы, однако ж, ваша цена?
позабыли, в чем состоит предмет. Я полагаю с своей стороны, положа на руку
на сердце: по восьми гривен за душу, это самая красная ценз!
двугривенному ревизскую душу?
давно уже умерли, остался один неосязаемый чувствами звук. Впрочем, чтобы
не входить в дальнейшие разговоры по этой части, по полтора рубли,
извольте, дам, а больше не могу.
цену!
невозможно сделать, того невозможно сделать, - говорил Чичиков, однако ж по
полтинке еще прибавил.
мошенник обманет вас, продаст вам дрянь, а не души; а у меня что ядреный
орех, все на отбор: не мастеровой, так иной какой-нибудь здоровый мужик. Вы
рассмотрите: вот, например, каретник Михеев! ведь больше никаких экипажей и
не делал, как только рессорные. И не то, как бывает московская работа, что
на один час, - прочность такая, сам и обобьет, и лаком покроет!
давно нет на свете; но Собакевич вошел, как говорится, в самую силу речи,
откуда взялась рысь и дар слова:
такого мужика. Ведь что за силища была! Служи он в гвардии, ему бы бог
знает что дали, трех аршин с вершком ростом!
Собакевича, как видно, пронесло: полились такие потоки речей, что только
нужно было слушать:
Телятников, сапожник: что шилом кольнет, то и сапоги, что сапоги, то и
спасибо, и хоть бы в рот хмельного. А Еремей Сорокопл°хин! да этот мужик
один станет за всех, в Москве торговал, одного оброку приносил по пятисот
рублей. Ведь вот какой народ! Это не то, что вам продаст какой-нибудь
Плюшкин.
наводнением речей, которым, казалось, и конца не было, - зачем вы
исчисляете все их качества, ведь в них толку теперь нет никакого, ведь это
все народ мертвый. Мертвым телом хоть забор подпирай, говорит пословица.
припомнив, кто они в самом деле были уже мертвые, а потом прибавил: -
Впрочем, и то сказать что из этих людей, которые числятся теперь живущими?
Что это за люди? мухи, а не люди.
не сыщете: машинища такая, что в эту комнату не войдет; нет, это не мечта!
А в плечищах у него была такая силища, какой нет у лошади; хотел бы а
знать, где бы вы в другом месте нашли такую мечту!
портретам Багратиона и Колокотрони, как обыкновенно случается с
разговаривающими, когда один из них вдруг, неизвестно почему, обратится не
к тому лицу, к которому относятся слова, а к какому-нибудь нечаянно
пришедшему третьему, даже вовсе незнакомому, от которого знает, что не
услышит ни ответа, ни мнения, ни подтверждения, но на которого, однако ж,
так устремит взгляд, как будто призывает его в посредники; и несколько
смешавшийся в первую минуту незнакомец не знает, отвечать ли ему на то
дело, о котором ничего не слышал, или так постоять, соблюдши надлежащее
приличие, и потом уже уйти прочь.
хочу сделать вам никакого одолжения, извольте - по семидесяти пяти рублей
за душу, только ассигнациями, право только для знакомства!
принимает меня?" - и прибавил потом вслух:
театральное представление или комедия. иначе я не могу себе объяснить...
Вы, кажется, человек довольно умный, владеете сведениями образованности.
Ведь предмет просто фу-фу. Что ж он стоит? кому нужен?
говорить про какие-то обстоятельства фамильные и семейственные, но
Собакевич отвечал просто:
мешаюсь, это ваше дело. Вам понадобились души, я и продаю вам, и будете
раскаиваться, что не купили.
пословица; как наладили на два, так не хотите с них и съехать. Вы давайте