осмотрелся кругом... Трудно сказать, чем бы кончилось дело... Но вдруг
дверь из кабинета его превосходительства отворилась, и он сам вышел, в
сопровождении некоторых чиновников.За ним потянулись все, кто ни был в
комнате. Его превосходительство подозвал Андрея Филипповича и пошел с ним
рядом, заведя разговор о каких-то делах. Когда все тронулись и пошли вон из
комнаты, опомнился и господин Голядкин. Присмирев, приютился он под
крылышко Антона Антоновича Сеточкина, который сзади всех ковылял в свою
очередь и, как показалось Господину Голядкину, с самым строгим и
озабоченным видом. "Проврался я и тут, нагадил и тут, - подумал он про
себя, - да ну, ничего".
прослушать меня и вникнуть в мои обстоятельства, - проговорил он тихо и еще
немного дрожащим от волнения голосом.- Отверженный всеми, обращаюсь я к
вам. Недоумеваю до сих пор, что значили слова Андрея Филипповича, Антон
Антонович. Объясните мне их, если можно...
Антон Антонович и, как показалось господину Голядкину, с таким видом,
который ясно давал знать, что Антон Антонович вовсе не желает продолжать
разговора. - Узнаете в скором времени все-с. Сегодня же форменно обо всем
известитесь.
форменно-с? - робко спросил наш герой.
Голядкин, оробев еще более, - почему же начальство? Я не вижу причины,
почему же тут нужно беспокоить начальство, Антон Антонович... Вы, может
быть, что-нибудь относительно вчерашнего хотите сказать, Антон Антонович?
меня ничего не хромает.
совершенно оторопевшего господина Голядкина. Господин Голядкин вздрогнул и
побледнел как платок.
если внимать голосу клеветы и слушать врагов наших, не приняв оправдания с
другой стороны, то, конечно... конечно, Антон Антонович, тогда можно и
пострадать, Антон Антонович, безвинно и ни за что пострадать.
благородной девицы того добродетельного, почтенного и известного семейства,
которое вам благодетельствовало?
иностранного происхождения, похвального поступка своего тоже не знаете-с?
выслушать...
другого лица в том, в чем сами грешка прихватили? а? это как называется?
герой, - и Петрушку, то есть человека моего, подобному ничему не учил-с...
Он ел мой хлеб. Антон Антонович; он пользовался гостеприимством моим, -
прибавил выразительно и с глубоким чувством герой наш, так что подбородок
его запрыгал немножко и слезы готовы были опять навернуться.
отвечал, осклабляясь, Антон Антонович, и в голосе его было слышно
лукавство, так что по сердцу скребнуло у господина Голядкина.
обо всем этом деле его превосходительство?
некогда... Сегодня же обо всем узнаете, что вам следует знать-с.
Антонович... Я совсем не вольнодумство, Антон Антонович, я бегу
вольнодумства; я совершенно готов с своей стороны и даже пропускал ту
идею...
Антонович, это хорошо, право хорошо, и приятно слышать... Я пропускал, как
выше объяснил, ту идею, Антон Антонович, что вот промысл божий создал двух
совершенно подобных, а благодетельное начальство, видя промысл божий,
приютили двух близнецов-с. Это хорошо, Антон Антонович. Вы видите, что это
очень хорошо, Антон Антонович, и что я далек вольнодумства. Принимаю
благодетельное начальство за отца. Так и так, дескать, благодетельное
начальство, а вы, того... дескать...молодому человеку нужно служить...
Поддержите меня, Антон Антонович, заступитесь за меня, Антон Антонович... Я
ничего-с... Антон Антонович, ради бога, еще одно словечко... Антон
Антонович...
наш не знал, где стоял, что слышал, что делал, что с ним сделалось и что
еще будут делать с ним - так смутило его и потрясло все им слышанное и все
с ним случившееся.
чтоб еще более оправдаться в глазах его и сказать ему что-нибудь крайне
благонамеренное и весьма благородное и приятное относительно себя самого...
Впрочем, мало-помалу, новый свет начинал пробиваться сквозь смущение
господина Голядкина, новый, ужасный свет, озаривший перед ним вдруг, разом,
целую перспективу совершенно неведомых доселе и даже нисколько не
подозреваемых обстоятельств... В эту минуту кто-то толкнул совершенно
сбившегося героя нашего под бок. Он оглянулся. Перед ним стоял Писаренко.
сторож, принес-с с квартиры губернского секретаря Вахрамеева.
вицмундира и застегнул его на все пуговицы; потом осмотрелся кругом и, к
удивлению своему, заметил, что уже находится в сенях департаментских, в
кучке чиновников, столпившихся к выходу, ибо кончилось присутствие.
Господин Голядкин не только не замечал до сих пор этого последнего
обстоятельства, но даже не заметил и не помнил того, каким образом он вдруг
очутился в шинели, в калошах и держал свою шляпу в руках. Все чиновники
стояли неподвижно и в почтительном ожидании. Дело в том, что его
превосходительство остановился внизу лестницы, в ожидании своего почему-то
замешкавшегося экипажа, и вел весьма интересный разговор с двумя
советниками и с Андреем Филипповичем. Немного поодаль от двух советников и
Андрея Филипповича стоял Антон Антонович Сеточкин и кое-кто из других
чиновников, которые весьма улыбались, видя, что его превосходительство
изволит шутить и смеяться. Столпившиеся на верху лестницы чиновники тоже
улыбались и ждали, покамест его превосходительство опять засмеются. Не
улыбался лишь только один Федосеич, толстопузый швейцар, державшийся у
ручки дверей, вытянувшийся в струнку и с нетерпением ожидавший порции
своего обыденного удовольствия, состоявшего в том, чтоб разом, одним
взмахом руки, широко откинуть одну половинку дверей и потом, согнувшись в
дугу, почтительно пропустить мимо себя его превосходительство. Но всех
более, по-видимому, был рад и чувствовал удовольствие недостойный и
неблагородный враг господина Голядкина. Он в это мгновение даже позабыл
всех чиновников, даже оставил вьюнить и семенить межу ними, по своему
подленькому обыкновению, даже позабыл, пользуясь случаем, подлизаться к
кому-нибудь в это мгновение. Он обратился весь в слух и зрение, как-то
странно съежился, вероятно чтоб удобнее слушать, не спуская глаз с его
превосходительства, и изредка только подергивало его руки, ноги и голову
какими-то едва заметными судорогами, обличавшими все внутренние,
сокровенные движения души его.
мошенник! Желал бы я знать, чем он именно берет в обществе высокого тона?
Ни ума, ни характера, ни образования, ни чувства; везет шельмецу! Господи
боже! ведь как это скоро может пойти человек, как подумаешь, и "найти" во
всех людях! И пойдет человек, клятву даю, что пойдет далеко, шельмец,
доберется, - везет шельмецу! Желал бы я еще узнать, что именно такое он
всем им нашептывает? Какие тайны у него со всем этим народом заводятся и
про какие секреты они говорят? Господи боже! Как бы мне этак, того... и с
ними бы тоже немножко... дескать, так и так, попросить его разве...дескать,
так и так, а я больше не буду; дескать, я виноват, а молодому человеку,
ваше превосходительство, нужно служить в наше время; обстоятельством же
темным моим я отнюдь не смущаюсь, - вот оно как! протестовать там
каким-нибудь образом тоже не буду, и все с терпением и смирением снесу, -
вот как! вот разве так поступить?.. Да, впрочем, его не проймешь, шельмеца,
никаким словом не пробьешь; резону-то ему вгвоздить нельзя в забубенную
голову... А впрочем, попробуем. Случится, что в добрый час попаду, так вот
и попробовать..."
нельзя, что наступает минута решительная, что нужно же с кем-нибудь
объясниться, герой наш стал было понемножку подвигаться к тому месту, где
стоял недостойный и загадочный приятель его; но в самое это время у
подъезда загремел давно ожидаемый экипаж его превосходительства. Федосеич
рванул дверь и, согнувшись в три дуги, пропустил его превосходительство
мимо себя. Все ожидавшие разом хлынули к выходу и оттеснили на мгновение
господина Голядкина-старшего от господина Голядкина-младшего. "Не уйдешь!"
- говорил наш герой, прорываясь сквозь толпу и не спуская глаз с кого
следовало. Наконец толпа раздалась. Герой наш почувствовал себя на свободе
Николаев Андрей
Корнев Павел
Каменистый Артем
Ларссон Стиг
Шилова Юлия
Марко Джон