своих господ и имеющей на руках столько сундуков со всяким
добром, дружба с кем-нибудь непременно повела бы ее к
лицеприятию и преступной снисходительности; поэтому, или,
может быть, потому, что не имела ничего общего с другими
слугами, она удалялась всех и говорила, что у нее в доме нет
ни кумовьев, ни сватов и что за барское добро она никому
потачки не дает.
находила утешение; но иногда, в минуты слабости, которым мы
все подвержены, когда лучшее утешение для человека доставляют
слезы и участие живого существа, она клала себе на постель
свою собачонку моську (которая лизала ее руки, уставив на нее
свои желтые глаза), говорила с ней и тихо плакала, лаская ее.
Когда моська начинала жалобно выть, она старалась успокоить ее
и говорила: "Полно, я и без тебя знаю, что скоро умру".
белого коленкору, белой кисеи и розовых лент; с помощью своей
девушки сшила себе белое платье, чепчик и до малейших
подробностей распорядилась всем, что нужно было для ее
похорон. Она тоже разобрала барские сундуки и с величайшей
отчетливостью, по описи, передала их приказчице; потом достала
два шелковые платья, старинную шаль, подаренные ей когда-то
бабушкой, дедушкин военный мундир, шитый золотом, тоже
отданный в ее полную собственность.
совершенно свежи и сукно не тронуто молью.
платий - розовое - было отдано Володе на халат или бешмет,
другое - пюсовое, в клетках - мне для того же употребления; а
шаль - Любочке. Мундир она завещала тому из нас, кто прежде
будет офицером. Все остальное свое имущество и деньги,
исключая сорока рублей, которые она отложила на погребенье и
поминанье, она предоставила получить своему брату. Брат ее,
еще давно отпущенный на волю, проживал в какой-то дальней
губернии и вел жизнь самую распутную; поэтому при жизни своей
она не имела с ним никаких сношений.
и всего имущества покойной оказалось на двадцать пять рублей
ассигнациями, он не хотел верить этому и говорил, что не может
быть, чтобы старуха, которая шестьдесят лет жила в богатом
доме, все на руках имела, весь свой век жила скупо и над
всякой тряпкой тряслась, чтобы она ничего не оставила. Но это
действительно было так.
переносила страдания с истинно христианским терпением: не
ворчала, не жаловалась, а только, по своей привычке,
беспрестанно поминала бога. За час перед смертью она с тихою
радостью исповедалась, причастилась и соборовалась маслом.
могла причинить им, и просила духовника своего, отца Василья,
передать всем нам, что не знает, как благодарить нас за наши
милости, и просит нас простить ее, если по глупости своей
огорчила кого-нибудь, "но воровкой никогда не была и могу
сказать, что барской ниткой не поживилась". Это было одно
качество, которое она ценила в себе.
подушки, она до самого конца не переставала разговаривать с
священником, вспомнила, что ничего не оставила бедным, достала
десять рублей и просила его раздать их в приходе; потом
перекрестилась легла и в последний раз вздохнула, с радостной
улыбкой, произнося имя божие.
приняла ее как благо. Часто это говорят, но как редко
действительно бывает! Наталья Савишна могла не бояться смерти,
потому что она умирала с непоколебимою верою и исполнив закон
Евангелия. Вся жизнь ее была чистая, бескорыстная любовь и
самоотвержение.
жизнь направлена к более высокой цели, разве эта чистая душа
от этого меньше достойна любви и удивления?
умерла без сожаления и страха.
стоит на могиле матушки. Заросший крапивой и репейником
бугорок, под которым она лежит, огорожен черною решеткою, и я
никогда не забываю из часовни подойти к этой решетке и
положить земной поклон.
решеткой. В душе моей вдруг пробуждаются тяжелые воспоминания.
Мне приходит мысль: неужели провидение для того только
соединило меня с этими двумя существами, чтобы вечно заставить
сожалеть о них?..