бы отмечают глубокими бороздами геологическое время. Самая высокая
терраса - самая древняя. В том случае, если берег отмелый, мелководные
участки морского дна обнажаются, превращаясь в сушу. Когда береговая
линия перемещается, скопившийся на ней плавник оказывается далеко от
берега. Это тоже помогает в рассуждениях и доказательствах геологов и
историков. Правильный вывод об изменчивости уровня моря могли сделать и
просто наблюдательные люди.
столетие, поднимаются над водой. Здесь это происходит вследствие таяния
ледников. Когда-то, в ледниковый период, массы льда давили своей
тяжестью на остров. Под их давлением большие участки земной коры вместе
с островами и частью материка понизились, притонули в магме, как тонет в
воде льдина, отяжеленная каким-либо грузом.
и понемногу всплывает, подымается.
промысловая изба, которую поморы обнаружили на острове, оказалась далеко
от моря; по той же причине скелет кита был найден в пяти верстах от
берега.
Груманте. Поморы, найдя избу, сочли ее очень древней. И они были правы.
Судя по тому, насколько отступил берег, изба могла быть построена не
менее, чем двести пятьдесят - триста лет назад.
находки скелета. К предположениям Шарапова насчет отступившего моря
Алексей отнесся с особым вниманием, часто задавал вопросы: как лежал
кит, где нашли плавник, далеко ли море от озера, как расположены горы,
полого ли идет к морю берег?
о том же - о китах на Груманте. Алексей рассказал товарищам о том, что
ему приходилось слышать, а кое-чему он был и сам свидетелем.
времена, смыслу не было. Тогда тиньки? моржовые в большой цене стояли. А
моржей по островам тьма была. Тиньки-то по грумантским берегам собирали.
Кладбища целые моржей находили.
вставил Ваня.
вошла да и моржей поубавилось, хотели наши поморы китов добывать. Да
куда там! Иноземцы вокруг все воды заполонили. Государства между собой
за китовый жир в бой вступали, с пушками да с войсками корабли
приходили. На поморян иноземцы, как звери лютые, смотрели.
поморов во всем мире промышленников не найти.
царь Петр велел промыслы китовые для России завести. Корабли большие
велел построить. Корабли-то только через два года после его смерти
готовы были. Тут надо бы на промыслы выходить. Да нет, иноземцы и здесь
встряли. Слыхивал я, будто галанцы в Питере хвалились: поморам, мол,
кита не промышлять, не учены, дескать. И поверили ведь им, галанских
китобоев назначили. Вот и напромышляли галанцы для России! Сколько лет
подряд три корабля за китами к Груманту ходили, да всего-навсего трех
китов упромыслили. Смех, да и только! А в Архангельске купцы зело
недовольны были. На убытки обижались. Поморов наших, что матросами на
тех кораблях служили, допрашивали. Поморы всю правду, как есть,
начальству обсказали: мол, не хотят галанцы, чтобы русские китов били.
Порчу только на промыслы наводят.
вмешался Ваня.
будто деньги китобои галанские от государства своего получали, чтобы
промысел китовый у русских отобрать.
заботы им водку пить да спать, жиры нагуливать. А дело богатое -
промысел китовый, только мужицкой артелью его не поднять. Большую
заступу от державы своей иметь надо. И не только в китовом промысле,
везде заморские люди много подлости русскому народу делают. В
Архангельске торговлю сколько раз губили, пиратством да разбоем мешали.
Еще Грозный царь датскому королю грамоты писал, чтобы тот разбойников
своих унял да морскую дорогу к Двине-реке очистил...
Федор, пожалуй, и мы пойдем, поглядим на чудо-то морское среди острова.
Да и к Птичьей горе наведаться надо. Ведь ежели все это так, то и
вправду от избы нашей само море ушло.
Взбудораженная последними событиями мысль невольно возвращалась все к
одному и тому же. Изба, была, конечно когда-то на берегу, все за это
говорит. Какой помор за тридевять земель от моря избу строить будет?
Думал Алексей и о том, что пора им перебираться на юг, в то зимовье, что
у Крестового мыса. Оно ведь на памяти у промышленников, зверобойная
лодья может подойти к нему в любое время.
Насте и троим ребятам, один другого меньше, - мальчику и двум девочкам.
"Как-то она, сердечная, справляется с ними?" - думал с болью в сердце
Алексей.
совсем беда... Эх, хуже, чем на зимовке! Здесь зверь - ошкуй твой враг и
обидчик, так на него хоть рогатина и топор есть. А против
обидчиков-толстосумов с рогатиной не пойдешь".
всей его жизни.
немалая: три брата и две сестры-погодки, все меньше его. Отец пошел по
весне тюленя бить, да и не вернулся, унесло его на льдине. Мужики
рассказывали, вместе с ним пятерых зверобоев тогда море сгубило. Видели
они, как от припая их оторвало, но понадеялись, что не пропадут. Льдина
большая была, и зверя на ней много... бросать не хотели. Заработать на
семью надо, а о себе и подумать не когда. А купец, что на промысел
охотников собирал, над матерью потом, подлец, измывался! Мужиков словом
не пожалел, зло плюнул да только и сказал: "Бахилы жалко, новые совсем
выдал..."
Сначала с дядей Петрухой - он подкормщиком плохоньким был у купца
Первова в Мезени. Зуйком брали на лодью. И крохи, что заработать мог,
все матери в семью отдавал.
на одну треть пая. От того же купца моржей промышляли на
Медведе-острове. Работа была такой, что спина трещала, а на полный пай
еще два года не принимали: недоросток... Потом на Новой Земле зимовать
пришлось. Вот где лиха хлебнул! Из десяти человек половина от цинги
загибла, остальных на другой год полумертвыми вывезли. Проклятущий
Первов снарядил артель словно для цинги поживу - почитай, одну солонину
дал. Да и кормщик-то плутоватый был. Ну, сам первым и умер.
меньшего по годам, вся артель за старшего поставила...
крестами оставили, Первов его подкормщиком посылать стал, купить хотел.
Ушел от него, терпеть нельзя было, как артель прижимал. Да и лодья-то у
него старая была и снаряда гнилая, того гляди на дно пойдешь.
памятно осталось, когда кормщика Амоса Корнилова встретил.
ходил, только Корнилов, как меня к себе взял, будто другие глаза дал.
Все, что я знаю сейчас по мореходству, все он растолковал, всему он
научил. Как чертеж понимать, как на бумагу берег положить, как углы
мерить, чтобы по звездам да по солнцу в море себя определить... Одним
словом, всю науку мореходную я от него перенял. А как сходили вместе на
Грумант, он и сказал - "Какой ты подкормщик, Алексей, ты кормщик, не
хуже меня!" Стоящий человек был Амос, только старую веру беда как уважал
и от того много горя имел"?.
Корниловым и богатей считались, слушали его. По его уважению и Алексея
искать стали, промысел и судно доверяли.
на земле больше, чем счастья...
лишений и обид. Но воля к борьбе, чувство ответственности перед
товарищами и любовь к семье были так сильны в этом человеке, что его не
сломило и последнее испытание - зимовка на необитаемом острове.
товарищей выручить: всех дома ждут не дождутся. Врешь, судьба! Вернемся
живыми и не с пустыми руками. А ежели так, надо немедля уходить с этого
гнилого места!" - думал Алексей.