друга из виду, и если бы до меня не доносились песни Луны и ругательства
Хельмута -- так он реагировал на каждый неверный шаг своей лошади, можно
было бы подумать, что я еду в полном одиночестве. Так мы ехали около часа,
время от времени перекрикиваясь, и вдруг я услышал яростный рев Хельмута,
уехавшего довольно далеко вперед. За поворотом я увидел, чем была вызвана
его ярость.
глубиной футов в шесть. В него-то, непонятно каким образом, умудрилась
свалиться одна из вьючных лошадей: тропа здесь была более чем широка для
того, чтобы избежать такой катастрофы. Лошадь, как мне показалось, с весьма
самодовольным видом стояла на дне овражка, а наши диковатые охотники,
спешившись, пытались помочь ей выкарабкаться обратно на тропу. Один бок
лошади был весь залит какой-то красной жидкостью, которая тягучими каплями
стекала вниз. Мне показалось, что лошадь стоит в большой луже крови. Сперва
я удивился, как это она могла так сильно пораниться, упав с такой небольшой
высоты, но потом понял, что она везла на себе часть нашего винного запаса.
Теперь стало ясно, откуда взялись и липкая жидкость, и ярость Хельмута. В
конце концов мы вытянули лошадь на тропу, и Хельмут уставился в пропитанный
вином мешок, стеная и жалуясь.
разбились. Вы знаете, что это значит?
Хельмут. Подавленные этой трагедией, мы молча двинулись дальше. Даже Луна,
по-видимому, был расстроен утратой и выбирал из своего обширного репертуара
только самые траурные песни.
пота. В полдень у небольшого шустрого ручья мы спешились, искупались и легко
позавтракали чесноком, хлебом и вином. У приверед такая пища вызвала бы
отвращение, но нам, голодным, такое сочетание блюд казалось изысканным. Мы
отдыхали целый час, чтобы дать просохнуть нашим взмокшим лошадям, а потом
сели в седла и ехали до самого вечера. Наконец, когда вечерние тени стали
длинными и сквозь маленькие разрывы в кронах деревьев мы увидели мерцание
золотого заката, подъем кончился. Мы выехали на довольно чистую лесную
полянку. Здесь мы присоединились к нашим охотникам, которые уже спешились и
расседлали лошадей, а один собрал сухой валежник и раскладывал костер. Тела
наши занемели, мы неуклюже спешились, расседлали лошадей и, подытожив под
себя седла и толстые попоны из овечьей шерсти, которые называются рекадо,
прилегли у костра минут на десять. Охотники вытащили из мешков несколько
несоблазнительных кусков мяса и стали их жарить, нанизав на деревянные
вертела.
прогуляться по лесу. Уже недалеко от лагеря листва совершенно заглушила
хриплые голоса охотников. Пригибаясь, я лавировал в густом подлеске,
освещенном закатным солнцем. Над головой время от времени появлялись колибри
и, трепеща крылышками, повисали перед цветками, чтобы испить на ночь
нектара, а маленькие стайки туканов порхали от дерева к дереву, тявкая
словно щенки, или рассматривали меня, склонив головку набок и скрипя, как
ржавые дверные петли. Но меня интересовали не столько птицы, сколько
поганки, необыкновенное разнообразие которых я увидел вокруг. Никогда ни в
одной части света я не видел такого богатства грибов, усеивавших лесную
почву, валежник и даже деревья. Они были всех цветов -- от винно-красного до
черного, от желтого до серого -- и фантастически разнообразны по форме.
Минут пятнадцать я бродил по лесу и обошел, должно быть, целый акр. И за это
время на такой небольшой площади я насобирал в шляпу двадцать пять видов
грибов. Некоторые были красные и имели форму венецианских кубков на тонких
ножках; другие, все в филигранных отверстиях, напоминали маленькие
желто-белые изогнутые столики из слоновой кости; третьи были похожи на
большие гладкие шары из смолы или лавы -- черные и твердые, они покрывали
всю поверхность подгнивших бревен; а иные -- скрученные и ветвистые, как
рога миниатюрного оленя,-- были, казалось, изваяны из полированного
шоколада. Одни грибы выстроились в ряды, словно красные, желтые или
коричневые пуговицы на манишках упавших деревьев, другие, похожие на старые
желтые губки, свисали с ветвей и источали едкую желтую жидкость. Это был
макбетовский колдовской пейзаж, и казалось, вот-вот откуда-нибудь появится
согбенная и морщинистая старая карга с лукошком и станет собирать этот
богатый урожай ядовитых поганок.
рядком и стал рассматривать их при свете костра. Несоблазнительное на вид
мясо превратилось к этому времени в самое восхитительное жаркое, поджаристое
и шипящее, и все мы отрезали ножами самые вкусные кусочки, макали их в соус
Хельмута (он предусмотрительно захватил с собой целую бутылку этого зелья) и
запихивали в рот. Все это происходило в полной тишине, и только время от
времени кто-нибудь рыгал. Мы молча передавали друг другу вино, иногда
кто-нибудь наклонялся и осторожно подправлял дрова в костре, чтобы пламя
веселей рвалось вверх.
Луна, сделав большой глоток из бутылки, взял гитару и стал тихо пощипывать
струны. Очень тихо он запел песню, и все охотники подхватили ее сильными
красивыми голосами. Я надел свое пончо -- эту бесценную одежду, похожую на
одеяло с дырой посередине, плотно завернулся в него, оставив одну руку
свободной, чтобы брать путешествовавшую по кругу бутылку, скатал рекадо в
теплую удобную подушку и лег, слушая бесконечные песни и наблюдая, как белый
диск луны очень медленно движется сквозь черную путаницу ветвей над нашими
головами. Потом вдруг уснул как убитый.
бледно-голубым с золотистым оттенком. Повернувшись на бок, я увидел, что
охотники уже встали, костер разложен и над ним жарится много мяса. Хельмут
сидел у огня на корточках и пил из огромной кружки горячий кофе.
свинья.
из-под собственного пончо и пнул его в спину. В ответ на мою жестокость
раздался жалобный вопль. Затем послышался смешок, а за ним песня. Луна
высунул голову в дыру своего пончо, и у него был очень смешной вид. Он был
похож на выглядывающую из-под панциря и поющую черепаху.
и въехали в сырой, благоухающий от росы и наполненный птичьим гомоном лес.
несколько дней пребывания в горах поймать действительно интересных животных
вряд ли удастся. Но ведь там, куда мы едем, полным-полно летучих мышей.
Однажды в этих краях пытались создать плантацию кофе, но оказалось, что
из-за вампиров держать здесь лошадей совершенно невозможно, и от замысла
пришлось отказаться. Мне очень хотелось познакомиться с вампирами в их, так
сказать, вотчине и поймать, если будет возможно, несколько штук, чтобы взять
с собой в Европу. Я бы кормил этих тварей кровью кур, а если понадобится,
собственной кровью или кровью тех добровольцев, которых мне удалось бы
подвигнуть на такое дело. Насколько мне было известно, ни в одном
европейском зоопарке таких животных не было, и лишь несколько вампиров
прижились в Соединенных Штатах. Я боялся только одного -- вдруг все вампиры
с кофейной плантации перебрались на более тучные пастбища: на плантации им
давно уже нечего было есть.
хижины с маленькой крытой верандой. Я подумал, что мы прибыли как раз
вовремя -- не пройдет и полугода, как эта хижина потихоньку развалится. Все
охотники, Хельмут и Луна обрадовались так, словно перед ними был роскошный
отель. Они дружно втащили в хижину свои седла и стали добродушно
препираться, кому в каком углу спать на источенном червями полу. Из
гигиенических соображений я предпочел устроиться на веранде. Кроме того, с
веранды я мог неотрывно наблюдать за деревом, к которому мы привязали
лошадей.
свое первое нападение.
тапира, и ягуара, и других зверей, поменьше, но сами животные на глаза нам
не попадались.
красивых маленьких жаб, древесную лягушку и (ко всеобщему ужасу) кораллового
аспида. Когда мы вернулись в хижину, я осторожно сунул всех этих зверей в
специальные полотняные мешочки. Поужинав, мы уселись вокруг раскаленных
углей прогоревшего костра, и Луна, как обычно, стал нам петь. Потом все,
кроме меня, ушли на покой в хижину, тщательно прикрыв за собой окно и дверь,
чтобы смертоносное дыхание ночи не проникло внутрь (между прочим, всю
предыдущую ночь эти аргентинцы проспали на воздухе без всякого вреда для
себя). Я же постелил себе на веранде, приспособив изголовье повыше, чтобы
лучше видеть посеребренных лунным светом лошадей, привязанных от меня футах
в двадцати.
ждать, когда возле лошадей появятся мыши. Так я просидел часа два, а потом
безвольно повалился на постель и уснул.
и пошел осматривать лошадей. УвиДев, что две из них подверглись нападению
вампиров, я разозлился еще больше -- ведь я храпел всего футах в двадцати от
них. Укусы представляли собой неглубокие порезы длиной примерно в полдюйма.
Обе лошади были укушены точно в одно и то же место -- в шею, примерно на
ладонь от холки. Но последствия этих маленьких укусов были ужасны. Слюна
вампиров содержит какой-то антикоагулянт. Поэтому, когда раздувшиеся мыши
улетают, кровь не свертывается и ранки продолжают кровоточить. Конские шеи
Посняков Андрей
Круз Андрей
Конан-Дойль Артур
Прозоров Александр
Прозоров Александр
Суворов Виктор