Чтение 25–й страницы книги ~Лицо под шерстью~

замкнутом пространстве, даже толпа в коридоре обычно его стесняла.

- У этого парня есть один недостаток. Я боюсь, как бы это нам не помешало
сделать из него немого, - сказал Джеки, перехватив у капитана бутылку и
наполнив два бокала. - Видите ли, капитан, он умеет читать.

Капитан посмотрел на Дойля с интересом.

- Правда можете? Свободно? Дойль энергично закивал в подтверждение того,
что он может свободно.

- Прекрасно! Вы сможете мне читать. Литература - это, может быть, главный
интерес моей жизни! Но мне никогда не удавалось извлечь смысл из страницы
печатного текста. Вы знаете какие-нибудь стихи? Наизусть?

- О, конечно.

- Прочтите нам.

- Гм... хорошо. - Он прочистил горло и начал:

Уже бледнеет день, скрываясь за горою;

Шумящие стада толпятся над рекой;

Усталый селянин медлительной стопою

Идет, задумавшись, в шалаш спокойный свой.

В туманном сумраке окрестность исчезает...

Капитан и Джеки, оба сидели в восхищении, слушая, как Дойль декламировал
полностью "Элегию" Грея. Когда он закончил, капитан зааплодировал и сам
начал читать стихи - отрывок из "Самсона-борца" Мильтона.

Вслед за ним Джеки спросил:

- Скажите, а что вы думаете об этом, - и прочел:

Холодом улицы дышат,

Бесплотна их тишина.

Веселье вина - тише,

Погасли светлые окна.

А я пробреду - около,

И эхо шагам ответит.

Пыль опустевших комнат

Уносит ночной ветер -

Легкое - порошком -

Дыхание жизни прошлой.

Пусто в прошедшем.

Мысли пустые льются

По опустевшим улицам.

Джеки остановился, и Дойль автоматически закончил:

Тяжко, натужно

Не станет хранить их юноша -

Ему не нужно.

Холод устал дышать -

За опустевшее прошлое ответит душа.

Прочтя эти строки, Дойль задумался, стараясь вспомнить, где он их
встречал. Это было в книге об Эшблесе, но это не его стихи... Понятно,
подумал он, это - одно из немногих произведений Колина Лепувра, который был
помолвлен с Элизабет Тичи до того, как она стала женой Вильяма Эшблеса.
Лепувр исчез, кажется, в 1809 году, за несколько месяцев до свадьбы, ему
было двадцать лет, и он оставил лишь тоненькую книжку стихов, заслужившую
несколько отрицательных отзывов. Он взглянул на Джеки и увидел, что молодой
человек смотрит на него с удивлением и - впервые - с некоторым уважением.

- Боже мой, Дойль, вы читали Лепувра?

- О, да, - непринужденно ответил Дойль. - Он исчез, э-э, в прошлом году,
не так ли? Джеки посуровел:

- Это официальная версия. В действительности он был убит. Я был с ним
знаком, видите ли.

- Правда?

Дойль подумал, что, если он когда-нибудь вернется назад, в 1983 год, эта
история станет интересной деталью биографии Эшблеса.

- Как он был убит?

Молодой человек опять опустошил бокал и беспечно налил себе еще.

- Может быть, когда-нибудь я узнаю вас достаточно хорошо, чтобы
рассказать об этом.

В надежде узнать у юноши что-нибудь пригодное для публикации, Дойль
спросил:

- Не знали ли вы его невесту - Элизабет Тичи? Джеки, казалось, был сражен
наповал.

- Если вы прибыли из Америки, как вы можете знать все это?

Дойль открыл было рот, чтобы ответить что-нибудь правдоподобное, но не
мог придумать ничего лучше, чем сказать:

- Когда-нибудь, Джеки, когда я буду знать вас достаточно хорошо, я,
возможно, и скажу вам.

Джеки нахмурился, словно почувствовав себя оскорбленным, но потом
улыбнулся.

- Как я уже говорил, Дойль, вы, несомненно, оказались интереснее, чем
могло показаться на первый взгляд. Да, я был знаком с Бэт Тичи очень хорошо.
Я знал ее задолго до того, как она встретила Лепувра. Мы и теперь с ней
видимся.

- Очевидно, я был почти прав, когда утверждал, что вы - старые знакомые,
- сказал Копенгагенский Джек. - Дойль, вы пойдете со мной. Старый Стайклиф
наполовину прочел мне "Обри" Далласа, однако, читая таким способом, он
закончит не раньше чем через год. Посмотрим, быть может, вы способны читать
немного быстрее.

***

Пивная "Нищий в таверне" была битком набита, но почти все столпились
вокруг стола, где шла карточная игра. Красавчик трепетно обхватил стакан
джина, забравшись в самый темный угол. Там было достаточно места, чтобы
откинуться назад и упереться ногами в кирпичную стену. Он давно привык не
играть в азартные игры, тем более что он никогда и не мог толком понять
правила, независимо от того, в какую бы игру ему ни приходилось играть.
Поэтому партнеры всегда отбирали у него деньги, утверждая, что он проиграл.

Он достал только один шиллинг из тайника на Флит-стрит, так как у него
возник план: он присоединится к армии нищих Хорребина, а шиллинги сохранит
для особых надобностей. Например, купит мясо, и джин, и пиво, и... он
проглотил немного джина, подумав об этом, - девушка время от времени.

Он допил свой джин и решил не пить больше, чтобы успеть наняться к клоуну
на ходулях сегодня же вечером. Иначе ему предстояло потратить часть своих
денег единственно только на ночлег, а это не входило в его планы.

Он поднялся и стал пробираться через гомонящую толпу к выходу.

Мерцающий свет фонарей нехотя скользил по нависающим фронтонам домов на
Бьюкеридж-стрит, небрежно касаясь, словно сухой щеткой, черной ткани ночи, -
высоко на стене робко светилось одинокое окно, но на крыши домов уже
спустилась тьма. Там - переулок, где-то в глубине, должно быть, горит
фонарь, о котором можно было догадаться по желтому отблеску на булыжнике,
напоминавшем процессию жаб, застывших на миг в своем медленном движении
через улицу. Неровный ряд крыш и заплаты бегущих вверх стен были иногда
видны, когда залетевший ветерок сильнее раздувал пламя лампы.

Красавчик на ощупь переходил улицу, направляясь к противоположному углу.
Он обогнул угол следующей улицы и услышал храп, доносящийся из-за досок,
которыми были забиты окна пансиона матушки Даулинг. Он усмехнулся, подумав о
спящих там, которые, как он знал по собственному опыту, заплатили каждый по
три пенса всего лишь за то, чтобы разделить постель с двумя или тремя такими
же несчастными, а комнату - еще с двенадцатью соночлежниками. "Платить
деньги за то, чтобы тесниться, как свиньи в загоне! - думал он, самодовольно
ухмыляясь. - Нет уж, спасибо, у меня другие планы".

Но спустя мгновение он уже с тревогой спрашивал себя о том, какой ночлег
он сможет обрести у Хорребина. Этот клоун производил ужасное впечатление,
он, возможно, заставляет всех спать в гробах или что-нибудь в этом роде. Эта
мысль заставила Красавчика остановиться, вращая глазами и крестясь. Потом он
вспомнил, что уже поздно и что надо торопиться, если он намерен что-либо
предпринять. В конце концов, люди Хорребина свободны, думал он, и там каждый
- желанный гость.

Заседание Парламента к этому времени должно было быть перенесено в другое
помещение, поэтому, вместо того чтобы повернуть направо по Мейнард к
Бейнбридж-стрит, он пошел вдоль стены, которая касалась его левого плеча,
обогнул угол, чтобы повернуть на север, где в дальнем углу Айви-лейн
располагалось темное, похожее на склад помещение, известное в районе как
Хорребин-отель или Крысиный Замок.

Теперь он опасался, что его не примут. В конце концов, он не сметлив.
Успокаивало только то, что он считался хорошим нищим, а это главное. К тому
же, внезапно подумал он, может, Хорребину будет интересно узнать, что новый
глухонемой Капитана Джека притворяется и что его можно заставить заговорить.

"Да, - решил Красавчик, - я могу быть уверен в том, что меня примут у
клоуна наилучшим образом, если расскажу об этом".

***

Джеки постоял некоторое время у окна, глядя на неясные очертания крыш,
испещренных тут и там красноватыми отблесками чадящих ламп и янтарными
ромбиками открытых окон. "Хотелось бы мне знать, что он сейчас делает, -
думал Джеки, - каким темным делом он молчаливо занят, в каком притоне он
покупает вино для очередной жертвы. Или он спит где-нибудь на чердаке -
какие сны ему снятся? Их он тоже украл, хотелось бы мне знать?"