палочка-выручалочка, любимая походниками "Харьковчанка" под номером 21.
Гигант, крейсер снежной пустыни! Без малого тридцать пять тонн металла
вложили харьковские рабочие в эту машину. Краса и гордость полярного
транспорта! Низкий поклон им за этот бесценный подарок. Тягач тоже
ростом не обижен, рядом с трактором -- великан, но куда ему до
"Харьковчанки"! В нее и входить нужно, как в самолет, - по трапу, и
приборов у нее в кабине как у самолета, а слева на крыше прозрачный
купол с астрокомпасом, "планетарий", как пошучивают полярники. Кабина
водителя и резиденция штурмана, радиорубка, салон для отдыха, он же
спальня, туалет, камбуз - полным-полна коробочка, все здесь размести-
лось, пусть на считанных квадратных метрах, но зато не в каком-нибудь
щитовом балке, а в самой машине.
Заглохнут, выйдут из строя тягачи, но останется "Харьковчанка" - всех
приютит, спасет, привезет домой. Только она одна и способна на такое -
благодаря мощности, размерам, полной своей автономии.
Борис Маслов, на нижней похрапывали Сомов и Антонов, и лишь Гаврилов
лежал с открытыми глазами - то ли сказался непробудный двадцатичасовой
сон, то ли взбодрили инъекции разных стимуляторов и лекарств, на которые
не поскупился доктор. Печь-капельницу загасили только с полчаса назад, и
в салоне было тепло, градусов двадцать выше нуля. Гаврилов осторожно,
чтобы не потревожить товарищей, высвободил из спального мешка замлевшие
руки. Пока еще можно было позволить себе такую роскошь. Мороз быстро
пробьет стальные, с многочисленными прокладками-утеплителями стены и с
упорством маньяка начнет отвоевывать у жилья градус за градусом. К
подъему в салоне будет минус сорок - пятьдесят, и начнется привычная
канитель. Дежурному нужно вставать и разжигать печку, но он и не
шелохнется: а вдруг кто-нибудь спросонья выскочит из мешка первым? Но
чудес на свете не бывает, и под гневным давлением общественности
дежурный вылезет в одном белье на лютый холод, быстро оденется, лязгая
зубами, и примется за капельницу. А когда температура воздуха в салоне
станет плюсовая, поползут из теплых нор и остальные. К атому моменту
дежурный уже забудет про свои муки и станет подначивать того, кому
дежурить завтра.
котором жил с дизелистами и поваром. Тогда дежурств у них не было и
первым покидал спальный мешок доброволец, то есть не столько доброволец,
сколько гонимый нуждой мученик. Все, конечно, старались перележать друг
друга и очень веселились, когда кто-либо не выдерживал и начинал с
проклятиями одеваться.
Успокоенный, спрятался в мешок, засвистел носом.
коллективным изобретением транспортного отряда. Взяли пустой баллон
из-под пропана, вырезали дверцу и сверху насадили трубку с
краном-регулятором, а на крыше установили бак с топливом. Проходя по
трубке, капли соляра падали на раскаленный таганок, воспламенялись и
давали тепло - за полчаса помещение так нагревалось, что хоть в одном
исподнем сиди. Не могли походники нарадоваться на свои капельницы, хотя
и не очень любили канителиться с золой, и в сильный ветер лезть на крышу
и прочищать от снега трубку топливного бака. Но главный недостаток
капельницы в том, что нельзя ее на ночь оставить безнадзорной. Как-то в
прошлый поход оставили, порывом ветра через трубу задуло огонь, а капли
продолжали капать на нагретую поверхность и испарялись. Валера проснулся
- весь балок в дыму. Ошалел от угара, но догадался распахнуть дверь,
проветрил балок. С того случая закаялись оставлять огонь на ночь...
бы увести мысли от происшедшей с ним беды. Как страус - голову под
крыло, упрекнул он себя. Замкнуть поезд безбалковой машиной, да еще без
рации и ракет! Ну, ракеты, положим, в метель все равно никто б не
увидел, а раз шел без рации, значит, не имел права рисковать. Мог
погибнуть ни за грош и ребят подвести под монастырь - с живых бы
спросили... Как застучало в двигателе и резко упало давление масла,
сразу понял, что поплавились подшипники. Но ведь знал же, что машину
перед походом не ремонтировали, печенкой чувствовал, что тягач
ненадежный, а пошел в хвосте. Поздновато тебе, Ваня, на ошибках учиться,
годы не те. Выжить-то выжил, да не стал ли обузой?
партизанского лагеря. "Юнкерсы" наугад сыпали на лес бомбы, а партизаны,
полумертвые от усталости, многие километры тащили его, беспомощного, на
самодельных носилках. Молил: оставьте, братишки, дайте только пистолет и
парочку гранат - не оставили, вынесли. Но тогда хоть оправдание перед
совестью было - три дырки в груди...
придумали вещи удачнее, чем природа придумала самих людей. Бесхитростная
лампочка горит в полную силу до самого своего конца. Так бы и человеку:
полнокровная, полезная жизнь и мгновенный конец. Верил бы в бога,
попросил бы у него; дай месяц здоровья, чтоб довести поезд! Один только
месяц, а потом забирай, в ад или в рай, куда хочешь... Глупо, одернул
себя Гаврилов, забивать голову фантазиями, в строй нужно войти. Так и
скажу Алексею: хоть огнем жги, всю шкуру продырявь, но поставь на ноги!
"Ну, лейтенант, попал ты в историю, о твоем выздоровлении сам Вишневский
докладывал на конференции. Чудо, и только! Будешь жить сто лет с таким
организмом". Тридцати тогда еще не было, трое суток мог не есть и не
спать, за всю войну ни разу не чихнул... До ста лет почти пятьдесят, на,
возьми их и дай месяц, один месяц!
глаза. Для дела, для здоровья лучше всего бы заснуть, но не спится,
тревога гложет. Доведет ли поезд Игнат? И воля у него есть и голова на
плечах, технику любит и знает; всем хорош Игнат как исполнитель...
Валера? Цены ему нет как человеку, а характером слабоват, не убедишь
его, не докажешь, что добро должно быть с кулаками. Добром любовь
завоюешь, но бой не выиграешь... Давид? Второй Игнат, разве что
пообщительней, не потянет... Сомову верю, хотя и сорвался до истерики;
этот, если возьмется за рычаги, умрет, а не выпустит из рук. Но
здоровьем слабоват, силенок мало стало у Васи, и за характер не очень
его уважают... Ну, кто еще? Тошка, Ленька не в счет, за самими глаз да
глаз нужен. Молодец, племяш, вытащил из могилы, но в поход его больше не
возьму... Нет, не возьму. Хорошо, конечно, что признался насчет пальца,
который на Комсомольской поленился заменить, но веры Леньке ,нет:
сегодня покаялся, а завтра промолчит. Механик-водитель - это призвание,
профессия, а у него, видно, нет такого призвания и не будет. Голова у
него ясная, вернется домой - в институт нужно идти, буду жив -
прослежу...
хмурила брови, разводила руками, спрашивала: "Почему, Ванечка? Чем тебе
не подходит племянник?" А Гаврилов, уже зная, что вот-вот сдастся,
смеялся и говорил: "Сколько лет живу с тобой, Катюша, не видел, чтоб ты
из дому вышла со спущенным или перекрученным чулком". - "Не пойму, что
ты этим хочешь сказать?" - "А то, что антарктический водитель, как
уважающая себя женщина, не выйдет в путь, пока все не подтянет и не
подгонит. А твой лоботряс и внимания не обратит, что чулок у него
перекручен!" Посмеялись тогда, а ведь не ошибся, как в воду смотрел. И
сломанный палец не заменил, и тягач погнал в поземку, чуть себя и людей
не погубил...
Валера на пару за любого начальника бы сработали. Лежал бы себе на
полке, книжку читал и покуривал... И снова улыбнулся, вспомнил, как
ребята порешили, - считали, что он спит и не слышит: "Все сигареты -
бате!" По себе знал - от куска хлеба последнего отказаться легче, чем от
последней затяжки. Так он и согласится, держи карман шире! Кто не
работает - тот не курит. А станут уговаривать, - грудь, скажу, болит,
нельзя. Алексей подтвердит.
дежурный, не туда стрелку подвел. Оказалось, никто ничего не напутал. На
звонок встал Алексей, зажег свет, оделся, знаком показал - порядок, батя,
и стал разжигать капельницу. Когда в салоне стало тепло, поставил
Гаврилову термометр и стал готовиться к процедуре. Всадил в каждую
ягодицу по шприцу, обмотал пациенту жгутом предплечье и ввел в вену
глюкозу. Прослушал грудь, подмигнул:
пусть сердце отдохнет.
нам раз плюнуть. Если, конечно, Алексей не брешет, врачи - они по
должности своей должны вкручивать шарики пациентам: психотерапия. Но
если правда, что спас от воспаления легких, - век не забуду, первого
внука Лешкой назову.
нечего, здесь от нее и с кислородными баллонами не избавишься. Был в
одном из походов случай, когда в районе Комсомольской штурман глубоко