и принять на свои плечи печальный груз воспоминаний, я считал своим дол-
гом сделать так, чтобы он был должным образом оплакан в первом случае, а
во втором - от всего сердца обласкан человеком, которого он больше всего
любил, - женою.
на, так сказать, документальном разоблачении и в течение ряда ночей,
свободных от дежурства, за счет сна подготовил то, что можно было наз-
вать нашим бюджетом. Но это оказалось самой легкой частью дела, а то,
что оставалось, - то есть вручение всего подготовленного миледи, - было
мне почти что не по силам; Несколько дней я носил под мышкой целую связ-
ку документов и все выжидал удобного стечения обстоятельств, которое по-
могло бы мне начать разговор. Не стану отрицать, что удобные случаи бы-
ли, но каждый раз язык у меня прилипал к гортани; и, мне кажется, я и по
сей день носил бы с собой сверток, если бы счастливый случай не избавил
меня от всех колебаний. Это случилось ночью, когда я покидал комнату,
так и не выполнив задуманного и кляня себя за трусость.
все с тем же свертком.
ред нею и оставил ее одну с моими документами. Теперь я должен дать вам
представление о том, что в них заключалось. А для этого, может быть,
лучше всего воспроизвести письмо, которое было предпослано моему отчету
и черновик которого, следуя своей привычке, я сохранил. Это покажет так-
же, какую скромную роль играл я во всем этом деле, как бы ни старались
некоторые люди представить все по-другому.
лился выйти из рамок своего положения; но я был свидетелем того, сколь
много зла проистекло в прошлом для всего вашего благородного дома из-за
злополучной скрытности, и бумаги, которые я осмеливаюсь предложить ваше-
му вниманию, являются фамильными документами, с коими вам следует непре-
менно ознакомиться.
вая государыня, готовый к услугам, покорный слуга вашей милости
Дьюри, эсквайру, именуемому также владетелем Баллантрэ, за время пребы-
вания последнего в Париже от... (следуют даты).
Э. Маккеллару от... (следуют даты).
Генри Дьюри, эсквайру от... (следуют даты).
с моих ответов А4, А5 и А9 прилагаются. Смысл ответов мистера Генри,
черновика которых у меня не сохранилось, ясен из последующих писем его
бессердечного брата.
текущим январем, между вышеупомянутым Баллантрэ и мистером... помощником
министра... всего 37.
глаз. Всю ночь напролет я ходил взад и вперед по комнате, раздумывая,
какой будет результат моей затеи, и временами раскаиваясь, что так без-
рассудно вмешался в столь интимное дело, и как только начало светать, я
уже был у дверей комнаты больного.
Она сидела, глядя прямо перед собой, туда, где не было ничего, кроме
рассветного неба над лесами. Она даже не обернулась на звук моих шагов,
и это мне показалось плохим предзнаменованием.
собирать бумаги, раскиданные по столу, и с первого взгляда меня порази-
ло, что их стало меньше. Я просмотрел их раз и другой; переписки с ми-
нистром, на которую я возлагал такие надежды, нигде не было. Я посмотрел
на камин: между тлеющим жаром еще извивались клочки обуглившейся бумаги.
И тут всю мою робость как рукой сняло.
больного. - Боже правый, что сделали вы, сударыня, с моими бумагами?!
даже слишком достаточно и того, что их видели мы с вами.
чтобы спасти репутацию человека, который ел хлеб измены, проливая кровь
товарищей с той же легкостью, с какой я извожу чернила!
- возразила она, - и для которой вы уже сделали так много.
сил моих нет! Вы сами вышибли меч из моих рук и оставили нас беззащитны-
ми. Имея эти письма, я мог бы поразить его, а теперь что делать? Мы в
таком ложном положении, что не можем даже показать этому человеку на
дверь: вся округа поднимется против нас. У меня была единственная ост-
растка - и теперь нет ее; теперь он завтра же может вернуться, и мы все
должны будем сидеть с ним за одним столом, гулять с ним по террасе, иг-
рать с ним в карты и всячески развлекать его. Нет, сударыня! Пусть гос-
подь прощает вас по своему великому милосердию, но нет для вас прощения
в моем сердце.
Генри. - Что значит репутация для этого человека? Зато он знает, как до-
рога она для нас; он знает, что мы скорей умрем, чем предадим эти письма
гласности; и вы думаете, что он этим не воспользуется? То, что вы назва-
ли своим мечом, мистер Маккеллар, и что действительно было бы верным
оружием против человека, сохранившего хоть крупицу порядочности, лишь
картонный меч в борьбе с ним. Да пригрози вы ему этим, он только рассме-
ется вам в лицо! Он утвердился в своем позоре, он обратил его в свою си-
лу, бороться с такими людьми бесполезно! - Последние слова она почти
выкрикнула и потом продолжала уже спокойнее: - Нет, мистер Маккеллар, я
всю ночь обдумывала это и не вижу никакого выхода. Есть бумаги, нет их -
все равно дверь этого дома открыта для него, здесь он бесспорный, закон-
ный наследник! Попробуй мы только устранить его, и все обратится против
бедного Генри, и, я уверена, его побьют камнями на улицах. Конечно, если
Генри умрет, тогда другое дело! Они очень кстати отменили майорат, по-
местье перейдет к моей дочери, и тогда посмотрим, кто осмелится отнять
его. Но, мой бедный мистер Маккеллар, если Генри выживет и этот человек
вернется, тогда нам придется терпеть... только на этот раз всем вместе.
мог отрицать резонности ее доводов против использования бумаг.
что доверил женщине подлинники; это было по меньшей мере опрометчиво для
делового человека. А то, что я оставлю службу вашей семье, это, конечно,
только слова, и вы можете на этот счет не тревожиться. Я принадлежу Дэр-
рисдиру, миссис Генри, как если бы я в нем родился.
и благожелательно, и это утро началось в духе взаимного уважения и усту-
пок, который с тех пор много лет господствовал в наших отношениях.
первые признаки выздоровления мистера Генри, а еще через три дня он при-
шел в сознание и, узнав меня, назвал по имени и оказал другие знаки сво-
его ко мне расположения. Миссис Генри была при этом. Она стояла в ногах
кровати, но он, казалось, не заметил ее. В самом деле, теперь, когда го-
рячка прошла, он был так слаб, что, сделав одно усилие, сейчас же вновь
погрузился в забытье. Но после этого он стал неуклонно (хоть и медленно)
поправляться, с каждым днем аппетит его улучшался, с каждой неделей мы
отмечали, как он крепнет и прибывает в теле, а еще до окончания месяца
он уже поднимался с кровати, и мы даже начали выносить его в кресле на
террасу.
большей тревоге. Теперь, когда рассеялись опасения за его жизнь, их сме-
нили еще горшие опасения. С каждым днем мы приближались к решающему раз-
говору, но время шло, а все оставалось по-прежнему. Здоровье мистера
Генри крепло, он вел с нами беседы на разные темы, отец приходил к нему,
сидел и уходил; и ни разу не была упомянута происшедшая трагедия и все,
что привело к ней. Помнил он и лелеял эти ужасные переживания? Или они
целиком изгладились из его памяти? Этот вопрос заставлял нас, трепеща,
наблюдать за мистером Генри, когда мы целыми днями находились с ним,
этот вопрос преследовал каждого из нас и в часы бессонницы. Мы не знали
даже, чего нам желать, - так противоестественны были оба допущения, так
ясно они указывали на повредившийся рассудок. Как только возникли наши
страхи, я стал прилежно наблюдать за его поведением. В нем появилось
что-то детское: веселость, ранее ему несвойственная, а также быстро воз-
никавший и надолго сохранявшийся интерес ко всяким мелочам, которыми он
раньше пренебрегал. В годы унижения я был его единственным наперсником,
могу сказать, единственным другом, а между ним и его женой было извест-
ное отчуждение; после болезни все изменилось, прошлое было забыто, и же-
на безраздельно завладела его мыслями. Он тянулся к ней всем своим су-
ществом, как дитя к матери, и, казалось, не сомневался в ответном
чувстве. Он по всякому поводу обращался к ней с той капризной ворчли-
востью, которая означает полную уверенность в снисхождении, и я могу от-
дать должное этой женщине: он не обманывался в своих надеждах. Ее эта
Мацумото Сэйте
Корнев Павел
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Каменистый Артем
Сертаков Виталий