заметное движение головы. Сначала я не понял, она повторила. Тогда я
догадался, что надо подвинуться назад от медного пода. Еще взгляд, -- и моя
догадка перешла в уверенность -- опасность была в том, что мы стояли на
медном полу! Сэр Генри стоял рядом со мной с одной стороны, Умслопогас с
другой. Не поворачивая головы, я шепнул им, чтобы они подвигались назад,
медленно, шаг за шагом, пока их ноги не ступят на мраморный пол, там, где
кончится медный.
незаметно, так незаметно, что только Нилепта и Зорайя заметили это. Я снова
взглянул на Нилепту, она незаметно кивнула головой в знак одобрения. Пока
глаза Эгона были в молитвенном экстазе обращены к алтарю, мои тоже, в
некотором экстазе, устремились в его спину. Вдруг он поднял свои длинные
руки и торжественным голосом запел гимн солнцу.
паузы взглянул вверх, к куполу, и произнес: "О, солнце, сойди на свой
алтарь!"
лепестки золотого алтаря-цветка, и дивный цветок раскрылся под его
лучезарным дыханием. Медленно раскрывались большие лепестки и открыли
золотой алтарь, на котором горел огонь. Жрецы затрубили в трубы... Громкий
крик пронесся в толпе, поднялся к золоченому куполу и вызвал ответное эхо в
мраморных стенах храма. Солнечный луч упал на золотой алтарь, на священное
пламя, которое заволновалось, закачалось и исчезло. Снова раздались звуки
труб. Снова жрецы подняли руки, восклицая:
вдруг покраснели, потом побелели... Словно глубокий вздох пронесся над нами!
Нилепта наклонилась вперед и невольным движением прикрыла глаза рукой.
Зорайя обернулась и что-то шепнула начальнику телохранителей. Вдруг с резким
шумом медный пол двинулся перед нами и открыл ужаснейшую печь под алтарем,
огромную и раскаленную до того, что в ней могло растопиться железо.
который помертвел от ужаса и, наверное, упал бы в огонь, если бы сильная
рука сэра Генри не схватила его и не оттащила назад.
Альфонс был посередине, прячась за наши спины. С нами были револьверы, хотя
ружья у нас вежливо отняли при выходе из дворца, так как здесь не имеют
понятия о револьверах.
его, и теперь с вызывающим видом вертел его над головой и ударял в мраморные
стены храма. Вдруг жрецы выхватили мечи из-под своего белого одеяния и
бросились на нас. Надо было действовать или погибать. Первый жрец, который
бросился на нас, был здоровый и рослый детина. Я пустил в него пулю, он упал
и с ужасающим криком скатился в огонь, приготовленный для нас.
неожиданного выстрела, но они остановились, совершенно парализованные
страхом. Прежде, чем они опомнились, Зорайя что-то сказала, и целая стена
вооруженных людей окружила нас, обеих королев и придворных. Все это
произошло в один момент, жрецы колебались, народ стоял в ожидании. Последний
вопль сгоревшего жреца замер вдали. Воцарилась мертвая тишина.
Разве эти чужеземцы не совершили святотатства? Зачем вы прикрываете своей
царской мантией этих злодеев? Разве они не обречены на смерть? Разве наш
жрец не умер, убитый волшебством этих чужеземцев? Как ветер с небес,
прилетели они сюда, откуда -- никто не знает, и кто они -- мы не знаем!
Берегитесь, королевы, оскорблять величие бога перед его священным алтарем!
Его власть выше вашей власти! Его суд справедливее вашего суда! Берегитесь
поднять против него нечестивую руку! Пусть жертвоприношение совершится, о,
королевы!
мне слышалась в ней насмешка.
хочешь поднять нечестивую руку против правосудия бога. Подумай, полуденная
жертва принесена, солнце удостоило принять в жертву своего жреца! -- она
выразила совершенно новую мысль, и народ одобрил ее восклицаниями. --
Подумай об этих людях! Они -- чужеземцы, приплывшие сюда по озеру. Кто
принес их сюда? Как добрались они? Почему ты знаешь, что они так же, как мы,
не поклоняются солнцу? Разве оказывать гостеприимство тем, кто приехал в
нашу землю -- значит бросить их в огонь? Стыдись! Стыдись! Разве это
гостеприимство? Нас учили принять чужеземца и обласкать его, перевязать его
раны, успокоить и накормить! Ты хотел успокоить их в огненной печи и
накормить дымом? Стыдно тебе, стыдно!
народ одобряет ее, переменила тон.
дорогу королевам и тем, кого они покрыли своей царской мантией!
святилище, через трупы жрецов!
симпатии народа на стороне королевы. Цу-венди -- любопытный и общительный
народ. Как ни чудовищно было в их глазах наше святотатство, они вовсе не
радовались мысли бросить в огненную печь живых чужеземцев, которых они
видели в первый раз, стремились разглядеть, разузнать и удовлетворить свою
любознательность. Эгон видел это и колебался. Тогда заговорила Нилепта своим
музыкальным голосом:
чужеземцы, может быть, также служители солнца! Они не могут говорить. Оставь
это, пока они не научатся нашему языку! Разве можно осуждать, не выслушав
оправдания? Когда эти люди будут в состоянии говорить за себя, тогда можно
будет допросить их и выяснить все!
ухватился за нее.
миром, и когда они научатся нашему языку, допросим их! Я же вознесу мою
смиренную молитву перед алтарем божества, чтобы отвратить от страны
бедствие, посланное в наказание за святотатство!
подвергались мы, благодаря жрецам. Даже королева бессильна против их
могущества! Если бы не защита королев, мы бы были убиты ранее, чем увидели
знаменитый храм солнца.