подняться и держал его по-матерински нежно, а Дин в это время наклонялся
вперед и заглатывал в легкие воздух.
проснулся, то оказалось, что мощный удар Брута не оставил никаких
следов. Уортон двигался, как и раньше - быстро. Только что он лежал на
койке, словно мертвый, а в следующую секунду уже стоял у решетки -
молча, как кот, - и смотрел на меня, пока я сидел за столом дежурного и
писал рапорт о происшествии. Когда в конце концов я почувствовал взгляд
и поднял глаза, он был тут как тут, с улыбочкой, демонстрирующей ряд
почерневших и уже поредевших гнилых зубов. Я вздрогнул, увидев его. Я
старался этого не показать, но по-моему, он понял.
промахнусь.
обстоятельствах, думаю, можно пропустить приветственную речь, правда?
иначе при других обстоятельствах. Но пока Уортон был без сознания,
кое-что произошло. Думаю, это то самое важное, ради чего я исписал уже
столько страниц. А теперь посмотрим, поверите ли вы.
Глава 3
наорал на Делакруа. Наверное, он вел себя так из-за потрясения, а совсем
не из чувства такта; по-моему, Перси Уэтмор знал об этом чувстве не
больше, чем я о племенах Черной Африки, но все равно, это было приятно.
Если бы он попытался возмущаться по поводу того, что Брут толкнул его об
стену, или оттого, что никто не сообщил ему о таких паиньках, как Буйный
Билли Уортон, иногда поступающих в блок "Г", ему бы точно не сдобровать.
И тогда мы смогли бы пройти Зеленую Милю совсем по-другому. Смешно, если
вдуматься. Я упустил возможность побывать в шкуре Джеймса Кэгни из
"Белой жары".
тут же, Харри и Брут все-таки отвели его в лазарет. Делакруа, молча
наблюдавший за происходящим (а он провел в тюрьме много лет и знал,
когда нужно держать рот закрытым, а когда относительно безопасно его
снова открыть), стал громко кричать в коридор, пока Харри и Брут
выводили Дина. Делакруа интересовало, что случилось. Можно подумать,
нарушали его конституционные права.
набухли жилы. Я дотронулся до его плеча и почувствовал, что он дрожит
под рубашкой. Отчасти это объяснялось обычным страхом (хочу себе
напомнить, что одна из проблем с Перси состояла с том, что ему был всего
двадцать один год, чуть больше, чем Уортону), но дрожал он все-таки в
основном от злости. Он ненавидел Делакруа. Не знаю, за что и почему, но
это так.
да, то дай ему полный отчет о том, что произошло. Скажи, что мой
письменный рапорт он получит завтра утром, если я успею его составить.
под козырек.
детектив, и начальнику не очень понравится, если ты будешь вдаваться в
подробности и нагнетать напряжение.
виду его чувство противоречия. Я безумно хотел, чтобы он убрался, боль в
паху становилась нестерпимой, а он, похоже, не очень хотел уходить.
Подхватил грипп? У тебя все лицо в испарине.
- Иди, Перси, доложи начальнику.
закрылась, я бегом рванул в свой кабинет. Оставлять стол дежурного без
присмотра - это нарушение правил, но мне было не до того. Мне было
плохо, почти так же, как утром.
полилась моча, но я едва успел. Одну руку я прижал ко рту, чтобы
сдержать крик, а другой не глядя ухватился за край умывальника. Здесь не
дом, где можно упасть на колени и сделать лужу у поленницы, если бы я
упал на колени тут, моча залила бы весь пол.
и к другому. Казалось, моча наполнена мельчайшими осколками стекла.
Запах, исходивший от унитаза, был затхлый и неприятный, и я увидел
что-то белое, наверное гной, расплывающийся по поверхности воды.
выходила вместе с ним. Взглянув в зеркало, я увидел пылающее от жара
лицо. Интересно, какая температура, градусов тридцать восемь? Или
тридцать девять? Наверное, лучше не знать. Я повесил полотенце на место,
спустил воду и медленно прошел через кабинет к двери, ведущей в блок
камер. Я боялся, что Билл Додж или кто-нибудь еще зайдет и увидит, что
трое заключенных без присмотра, но в блоке было пусто. Уортон все еще
лежал без сознания на своей койке. Делакруа молчал, а Джон Коффи, я
вдруг понял, вообще никогда не издавал звуков. Никаких. И это
настораживало.
подозревать, что тот покончил с собой одним из двух принятых на Этаже
Смерти способов: повесился на собственных брюках либо перегрыз себе
вены. Оказалось, ничего подобного. Коффи просто сидел на койке, положив
руки на колени, - самый крупный человек из всех, что я видел в жизни, и
смотрел на меня своими нездешними влажными глазами.
взглядом. Я вздохнул.
Джинглз, его любимец - мышонок (Делакруа всем говорил, что это он научил
Мистера Джинглза делать трюки, но мы, те кто работал на Зеленой Миле,
все равно оставались едины во мнении, что Мистер Джинглз научился сам),
без остановки прыгал с одной вытянутой руки Дела на другую, как акробат,
совершающий прыжки под куполом цирка. Глаза сверкали, уши были прижаты к
маленькой коричневой голове. Я не сомневался, что мышь реагирует на
нервные импульсы Делакруа. Пока я смотрел, мышонок сбежал по штанине
Делакруа на пол и побежал в стене, где лежала ярко раскрашенная катушка.
Он прикатил ее к ноге Делакруа и выжидающе глядел вверх, но французик не
обращал в этот момент внимания на своего дружка.
сейчас он смирный, как овечка. Все хорошо, что хорошо кончается.
где лежал Уортон. - L'homme mauvais, c'est vrai<Плохой человек, это
видно (фр.).>!
заставляет тебя играть с ним во дворе в скакалочки.
нужно поговорить с вами.
работа. И все время старался не дрожать, потому что лихорадка перешла в
озноб, иногда так бывает. Горело только одно место: пах, словно его
разрезали, набили горячими углями и зашили снова.
Впервые за время пребывания Коффи в блоке "Г" я увидел, что он на самом
деле здесь, действительно среди нас. Нескончаемый поток слез из уголков
глаз впервые прекратился, и я понял, что он видит того, на кого сейчас
смотрит, - мистера Пола Эджкума, старшего надзирателя блока "Г", а не то
место, куда бы хотел вернуться, чтобы исправить тот чудовищный поступок,
который совершил.
удержать легкий тон. - По крайней мере в настоящий момент. Я один сейчас
здесь, а ты превосходишь меня по весу тонны на полторы. Мне хватило уже
одной потасовки на сегодня. Так что давай просто поговорим через
решетку, если тебе все равно, и...
суставы и ногти. Лицо удлинилось и приняло страдальческое выражение, в
глазах застыла тревога, которую я не мог понять. Помню, я подумал, что,
может, и понял бы, не будь так болен, и от этой мысли мне стало легче с
ним разговаривать. Если ты знаешь, что человеку нужно, то чаще понимаешь
и самого человека.
нечто еще более безумное: я это сделаю. Я снял ключи с пояса и стал
искать ключ от камеры Джона Коффи. Он мог бы взять меня одной левой и
легко бросить через колено, даже когда я здоров, а сегодня был не тот
Шилова Юлия
Махров Алексей
Шилова Юлия
Фазиль Искандер
Шилова Юлия
Плотников Александр