очень хотелось есть, но он стеснялся. В чужом доме, среди взрослых людей, он
чувствовал себя неуклюже. От смущения пролил горячий чай на скатерть, уронил
бутерброд и готов был заплакать от досады, но, видя, что никто не замечает
его неловкости, мало-помалу освоился и стал уплетать подряд все то, что
заботливо и незаметно подкладывала ему старушка.
который ушел узнавать, в какой палате лежат привезенные вчера с
Геслеровского, и получить разрешение на посещение больных. Вернулся он с
каким-то человеком в белом халате. Степке и майору пришлось тоже надеть
белые халаты.
узнаешь ее, остановись около кровати и нагнись, будто у тебя шнурок
развязался на ботинке. Понял?
халат был велик, полы его путались в ногах, и он часто наступал на них.
что так сразу узнает ее в лицо. Она сидела на кровати рядом с полной
женщиной, у которой все лицо было забинтовано. Больничная одежда сильно
изменила ее, но, поравнявшись с койкой, мальчик проверил себя и, убедившись
окончательно, нагнулся перевязать шнурок.
их, они разговаривали с дежурной сестрой. Через несколько минут стали
известны фамилия, имя, отчество и адрес ракетчицы.
беспокоится. Вечером я позвоню.
независимо поглядывал по сторонам и думал о последних словах майора: "Борьба
предстоит еще долгая".
желание казаться взрослым осуществилось. Не оттого, что он важно курил и
давился дымом или, как попугай, ругался, а оттого, что, как взрослый,
помогал общему делу и с ним считались, его уважали, и он был нужен.
которого может зависеть дальнейшая судьба друга. Он шел, раздумывая о своем
будущем и о будущем своих друзей. Он верил в победу, знал, что она не за
горами и что жизнь пойдет по-прежнему, и даже еще полнее и интереснее.