пискам, ревам и запахам опознавая птиц и зверей, по шорохам листьев и трав -
ползающих. Пробежался взглядом по комнате, по себе, по Бузгалину. Открыл
чемодан, стал укладываться. Задумался. В кое-каких уголках уже не
девственного леса зияли пустоты, что-то забылось, но напоминало о себе
досадой.
в бар, взяли по местному бурбону. Расписание авиарейсов - перед глазами,
Кустов поднял глаза на Бузгалина: "Куда?" Штаты его попугивали
невспоминаемостью последних месяцев, но там - это ему нашептывал владелец
будто бы преуспевающей фирмы - дом, дела, супруга, которая в отъезде, но
вернется, да еще с ребенком. Значит, надо пожить скромненько в Европе
несколько недель, пока страсти не улягутся. Но где? В СССР нельзя, от одного
слова этого Кустов непроизвольно делал шаг назад, как ребенок, отдергивающий
обожженную руку от огня. Варшава, София, Прага - что-то нехорошее чудится,
нет уж, увольте. Рим тоже исключается (из какого-то временем не измеряемого
прошлого Кустову доносилась опасность, будто бы настигшая его в этом
городе).
час прилета увидел в расписании рейсов город этот, и что-то втолкнулось в
него, ворочалось, устраиваясь поудобнее, но так и не нашло себе местечка,
двигало будто острыми локоточками, будило, тревожило. Ни разу не бывал в
городе этом, и ехать сюда, разумеется, не собирался: город был выбран местом
фиктивного захоронения Анны потому лишь, что вдали от Штатов. Но, верный
себе и делу, поднатаскался у Малецкого, тот крутил ему видовые фильмы, много
рассказывал.
Анны, которая была Энн.
хранишь супружескую верность, - намекнул он на вчерашний вечер: Ниночка
предлагала ехать к ней, обещала Бузгалину девчонку посвежее, а тот
отказался. - Извини, - пробормотал он, внимательнее глянув на него. -
Что-нибудь случилось?
рождения ее близится.
спросил:
Справедливость?
маловато, пора возвращаться в Штаты. Потом Кустов сжал многозначительно руку
Бузгалину:
Бузгалин поерзал, глянул на велорикш, свыкся с бешеной ездой и вжился, в
отеле разговаривал так, будто он и в самом деле брал здесь номер полгода
назад. Кустов, оглушенный уличным ревом, повалился спать. Уже стемнело; в
коридоре встретились две индонезийки необычайной красоты; Бузгалин заглянул
в бар, представлявший не больше опасности, чем московский "Метрополь", и на
выходе столкнулся с мистером Миллнзом.
его; как-то грустно повел глазами по сторонам, будто показывая: мы с вами
одни в этом мире, мы в общей печали и здесь нас никогда не поймут. Рука его
была влажной и крепкой, взор печален, одет с профессорской основательностью,
чего за ним ранее не наблюдалось: мистер Миллнз, презирая юных бунтовщиков и
режа правду-матушку попечительскому совету, тем не менее одевался в тон
буйному кампусу, всегда в джинсовом костюме и армейских башмаках... Катер,
сказал, уже заказан им, венки доставят туда же завтрашним утром, а самого
мистера Эдвардса он ожидает с прошлого вечера.
вас здесь, - добавил он, уводя Миллнза подальше от бара, куда мог заглянуть
Кустов, хотя тому полезно было бы услышать про Анну; Миллнз, как выяснилось,
о гибели Анны узнал недавно, из газет (работа Малецкого).
старый знакомый приобрел привычки осмотрительного джентльмена, благоразумно
отказался от тропических блюд и экзотических десертов. Не сигарета, а
сигара, причем настоящая, кубинская. И галстук-бабочка, отвергаемый им
когда-то. Очки иные. Мистер Миллнз либо вступил в наследство и управляет
отцовской фирмою, либо расстался с лачужкой в кампусе и обитает в более
достойных, профессорских апартаментах.
буду скрывать, дружище: я любил и буду любить вашу супругу, которая была вам
верна до гроба... Мне уже не жениться, никто и ничто не вытеснит из моего
сердца память о ней... И что бы она ни попросила - даже с того света, - я
выполню... Тем более, что у меня больше возможностей...
готового платья, или университет, а то и другое к источникам интересной
информации не отнесешь. Майор советской военной разведки, засевший в
спутнике Бузгалина, клюнул на ложную приманку; прыгающая с ветки на ветку
обезьяна увидела на самом низу лакомый плод, Кустов лифтом спустился под
оранжерейный полог ресторана, сел рядом, сухо кивнул, но услышал про Анну -
и тяжко вздохнул, признательно протянул руку Миллнзу: да мы все трое
скорбим, потому что усопшая была удивительной и любимой нами прекрасной
женщиной!
содрогнулся, узнав об уходе ее в инобытие: лишь немногие поняли, кого
лишилась Вселенная. Среди этих немногих нет, к сожалению, тетушки Анны, той,
что вынянчила Анну, а надо бы известить ее, да вот беда: живет в
Чехословакии, за "железным занавесом", точный адрес неизвестен, а самому
Миллнзу лететь в Прагу нельзя. "Так уж все складывается..." - неопределенно
пояснил он, и Бузгалин закрыл глаза от пронизавшей его боли, он понял,
почему Миллнзу нельзя лететь в Прагу. Бывший алкоголик и бывший
преподаватель математики служит ныне, как он клятвенно, конечно, обещал
любимой женщине Анне, в Агентстве национальной безопасности! Нацелила же его
на такую службу - Анна, конечно, и Миллнзу запрещено бывать в странах
Восточной Европы, за бывшим недотепою ныне пригляд полный. Нет, чутье у
Кустова отменное.
чехами есть, я через госдеп могу быстренько организовать визы.
перед отказом. Ему тоже нельзя туда лететь, но по иной причине: на шее висит
еще не вышедший из безумия Кустов, да и ждать визу - две, если не три
недели, и - денег мало, совсем мало. И самое главное, воспротивится Кустов,
как черт ладана боявшийся Чехословакии, где его когда-то пасла наружка.
и Бузгалин узнал его. Год назад в Калифорнийской школе психиатров, столь
симпатичной Анне, умер основатель целого направления, стал создаваться фонд
его памяти, Анна и выписала чек на полторы тысячи, Москве решено было не
отчитываться, посыпались бы вопросы, на которые отвечать муторно. Теперь
этот чек лежал перед Бузгалиным, фонд на корню скупила какая-то мощная
фирма, поставив условие: ни цента со стороны.
выписал на ту же сумму чек, перекочевавший в карман Бузгалина. И вновь
предложил собеседникам слетать в Прагу, не очень надеясь на то, что они
согласятся.
изумительный человек!
паспорт - универсальная отмычка, ключ, подходящий ко многим дверям, но не к
тем, за которыми соцлагерь.
придется ждать...
перевернулся паром... На берегу Миллнз обнял, совсем по-европейски,
Бузгалина и Кустова; визитные карточки предложены не были, Френсис Миллнз
стал расчетливым в знакомствах. Через три часа он улетел в Токио, его
проводили и стали гадать, как добраться до Праги. Об аэрофлотовском рейсе
лучше и не заикаться; самолет шел в Москву через Карачи, но чешская виза не
давала транзита; билеты взяли до Рима, и, видимо, настала очередь Бузгалина
возвращаться, как Кустову, к истокам, скользить по кругу до точки,
совпадавшей с исходной: там, в Риме, можно остановиться хотя бы на сутки в
отеле, откуда он делал разбег и перелетал через Атлантику. До самолета -
Акунин Борис
Каменистый Артем
Русанов Владислав
Орлов Алекс
Посняков Андрей