прическами, отбили от любителей автографов и повели по всему институту,
гордясь, показывали ничем не примечательные аудитории и залы. Помещение
было не выдающееся, только сам институт был выдающимся.
какой-то стенд. Он повернулся к приближающейся толпе и улыбнулся.
Тани, они окружили Олега. Тот молча улыбался. Кажется, он не обращал
внимания на эти шутки. Таня кивнула ему.
Олега, проговорил:
прошлом...
на Олега и высокого. Должно быть, что-то было между ними, далекое, но
незабытое. Светлыми глазами Олег взглянул на высокого. Тот недобро ус-
мехнулся, выбрался из толпы и зашагал прочь. Олег подошел к Тане.
под руку, гордый и прямой. Они вышли из института вдвоем.
частные.
сен мелькали яркие планеты.
ждут, - сказал он.
уверять, что измучился без нее уже окончательно, что дальше так не может
продолжаться, что она перевернула всю его жизнь.
ным теням, по пятнам сверкающего лунного снега.
есть жалость, кроме него. И неужели из- за того дикого, нелепого случая,
в котором никто из них совсем не виноват...
сказала она.
лее.
вежливо плыла над Таней, пока не спряталась в елках. Таня остановилась,
чтобы разглядеть планеты. Парк кончался, уже был виден трамвай и огоньки
такси.
оказаться Марвич. Так ей всю зиму казалось - вот-вот из-за угла вывернет
Валька в своем обшарпанном пальто. Ах, да, теперь ведь он новое пальто
себе купил. Наверное, какое-нибудь дурацкое венгерское пальто.
человеку в свитере. - В том фильме, о котором вы говорите, ничего нового
нет. Элементарное раздвоение личности, вот и все.
группы. Павлик не жалел эпитетов для всех, он сказал, что переживал свою
вторую молодость, работая с этим коллективом. Коллектив раскланивался и
улыбался, вспоминая дожди и солнце, и как ругались, и как мирились, и
как чудно было.
тором. Автор хорохорился, косил правым глазом на какого-то критика, иро-
нически улыбался и шептал Тане на ухо: "Провал, Танька! Полный провал!"
кадры пролога, потом титры...
ня, между нами какая-то двусмысленность, ты не находишь? Может быть, ты
думала, что я ухаживаю за тобой, так это ошибка. Я ведь, знаешь... Я хо-
тел бы с тобой дружить. Ну, конечно, не как парень с парнем, но все-та-
ки, чтобы между нами были простые, ясные отношения.
Побежала, побежала, дурища, бездарь! Что во мне от таланта? Ноги у меня
талантливые, вот и все. А мало ли девчонок с длинными ногами? Ну, зачем
нужен был этот план? Уставилась бараньими глазами! А что от меня требо-
валось? В сценарии была красивая девушка, вот я и играла красивую девуш-
ку. Ну, поплакала разок, ну, поругалась. Так всю жизнь я буду играть
"красивых девушек". Веселое амплуа! Что толку? Может, когда состарюсь,
только тогда и сыграю по-настоящему. Если будут меня еще снимать. А я
хочу сейчас играть и сыграю еще, не думайте! Я сыграю трагическую роль,
если ее ктонибудь напишет. Напишут ее для тебя, как же, дожидайся! Я
глупая, я мало читаю, вон в "Современнике" девки какие умные! Я теперь
книжки буду читать, вот что!"
жет быть, даже и хорошо, и все в этом фильме было неплохо, а может быть,
даже и хорошо, все было на "современном уровне", все на месте, кроме,
разумеется, действия. Действия вот не было, к сожалению. Показана была
симпатичная жизнь на симпатичных ландшафтах, ну, естественно, и разные
передряги, но не такие уж страшные - короче говоря, поиски места в жиз-
ни.
черепичные крыши маленького городка, - и вдруг появилась на несколько
секунд темная и узкая, как щель, улица Лабораториум, и четыре башни, а
та башня... Таня не видела раньше смонтированного целиком фильма и не
знала, что здесь есть это место, и, когда улица Лабораториум исчезла, ей
захотелось крикнуть: "Остановитесь, остановитесь и больше ничего не по-
казывайте!"
сне, ей захотелось ринуться в эту темную расселину, чтобы промчаться
насквозь и вылететь с другой стороны.
манные ящики, осколки посуды, через нечистоты, через дымящиеся кучи
тряпья, но в конце улицы стоял железный звон: стражник, огромный, бочко-
образный, самовароподобный, закрыл собою выход, положив суставчатую руку
на крышу башни. Тогда она обернулась - улица мгновенно умылась дождем,
блестел булыжник, из ниши торчали ботинки Марвича, в глубине теплилась
его сигарета. Был десятый час, где-то вблизи пело радио, доносились гуд-
ки из порта. Марвич вылез чумазый и смешной. Они взялись за руки и легко
побежали по улице своих юношеских химер, по блаженной памяти улицы Лабо-
раториум, на вокзал за билетами.
ми. Это уж всегда так: как бы ни собачились в ходе производства, к концу
картины вся группа убеждена в том, что сделан шедевр. К тому же у всех
приятные воспоминания о натурных съемках, о том городе.
бенно сегодня. Письмо и этот фильм - слишком много для одного вечера.
хожих длинную шею и собачью голову Кянукука.
мично вихлялся. Вечером только и разговоров было, что о дебюте "полков-
ника" в кино. Все советовали ему, как перевоплощаться. "Ты похож на
Бельмондо", - говорили ему, и он тут же, отвечая на такое внимание к его