поговорили. Главным образом о спектакле, то есть о моралите с нищими.
Священник рассуждал о глубоком значении аллегории, в особенности ему не
давала покоя последняя картина.
образуют единое целое, но провидение, обострив догадливость богатого
садовника, раскалывает их единство, ибо милосердие, которое они друг другу
оказывали, было ложным.
существует несколько столетий. Мы за это время изменились.
признаюсь, я ведь проникся ею. Она мне очень понравилась.
пансионата "Ванда" и огляделся по сторонам. Их не было. По мнению
священника Пиоланти, они уехали автобусом, более удобным, но немного более
дорогим средством транспорта.
автобусе. Он, однако, привык всегда выбирать для себя и своих знакомых то,
что подешевле. Я успокоил его, заметив, что меня вполне устраивает поезд и
мне это как раз по карману.
Утром, после поездки в Ладзаретто, я проспал и пришел значительно позднее,
чем обычно, а тут не оказалось не только новых документов, но и старые,
которые я просил отложить, вернули в хранилище. Таким образом, все утро
пропало. Работники архива хоть и признают свою ошибку, но нужные мне
документы доставят не быстрее, чем это у них принято, то есть либо к концу
дня, либо, что вернее, только на следующее утро. Свою оплошность они
объясняют тем, что однажды я уже пропустил несколько дней, а сегодня,
увидев, что я не пришел, они решили, что со мной опять что-либо
приключилось, и отослали в хранилище документы, которые я оставил за
собой. Сверх того, я услышал, что в помещении, где хранят научные
материалы, над которыми в данный момент работают читатели, очень тесно, а
количество посетителей велико, - значит, необходим строгий порядок,
жертвой которого я и стал. Это неверно! В читальне вовсе не так уж много
народу. Как раз напротив. Жара, лето, мало кому хочется, подобно мне,
корпеть здесь. Могли бы нарушить свои строгие правила. Но, видимо, в
полном соответствии с характером этих правил, их применяют, не рассуждая.
меня важен. Я ведь знаю, что мне здесь не вековать. А между тем как часто
бьгвает, когда нсрсвочка спутается, ты ее дергаешь, и от этого узел
затягивается еще крепче. После одного погубленного дня работы погублен и
второй день! В Ладзаретто я был в пятницу, о том, что произошло в субботу,
я рассказал, а в понедельник опять неудача, уже по другой причине:
документов, которые я просил, нет. Мои требования затерялись. В субботу я
появился в библиотеке поздно, в понедельник-одним из первых, едва пробило
полдевятого. Документов-ни следа, мои карточки с требованиями невозможно
разыскать. Меня просят зайти через час. Час спустя то же самое.
нужные названия, - хочу повторить заказ. Каталоги и списки я получаю, но
меня заверяют, что я напрасно тружусь, вновь рыться в них ни к чему,
потому что мои требования не могли пропасть.
перечитывая в книге Эрлс страницы, посвященные Роте, хотя знаю их почти
наизусть, любо же читаю другие киши, взятые с полок подсобной библиотеки,
новые для меня, по нс связанные с изучаемой мною проблемой. В одиннадцать
я снова справляюсь о моих документах и карточках. Ничего! Ни слуху ни
духу! Библиотекарь сообщает мне это с явным беспокойством.
мере постарается вознаградить меня за потерянное время.
Тогда я узнаю, что нужные документы я получу только в среду, потому что
завтра состоится какое-то ватиканское торжество: музей и библиотека
закрьггы. Вот тебе и на! Это означает, что за целую неделю моя работа не
продвинется вперед ни на шаг. В прошлую среду, когда Кампилли вызвал меня
из библиотеки, чтоб сообщить о смерти енископа Гожслинского, я подумал,
что в связи с этим срок моего пребывания в Риме очень сократится, и мечтал
остаться еще на неделю, твердо веря, что недели мне будет достаточно для
завершения архивных розысков.
менее рассчитываю, что будущая неделя окажется более удачной. Разумеется,
у меня нет никакой уверенности, что в ближайшую среду в мои руки попадут
хороню сохранившиеся печати, которые подтвердят мою гипотезу и увенчают
мою голову лаврами столь желанного открытия. Во всяком случае, задержки с
доставкой материала больше не будет. Мне с таким озабоченным видом
сообщили, будто мои старые требования затерялись, и так торопливо приняли
новые заказы, что я вижу в этом известную гарантию на будущее.
входа в Ватикан. Он отбивается от угощения, но я побеждаю ею упорство
веским аргументом: раз я был его гостем, он нс вправе мне отказывать.
Тогда он приноси! из гардеробной свой термос и пакетик с едой и
возобновляет борьбу в барс, пытаясь утолить голод принесенными запасами.
Тихим голосом он спорит со мной. Но в конце концов, когда перед ним ставят
свежий, горячий кофе и хрустящие рожки, которые я заказываю для нас обоих,
он пьет и ест, а я завинчиваю крышку его термоса и снова заворачиваю
распакованную еду. Мы оба смеемся, я торжествую, он смущен.
но я но всему вижу, что в библиотеке он чувствует себя чужим и ничем мне
не сможет помочь. Работников библиотеки on пугается. Несколько дней назад,
когда к нам подошел разыскивавший меня дон Наоло Кореи, Пиоланти исчез в
одно мгновение. Даже в гардеробной, забирая свои вещи, он от волнения
покрывается потом. Если бы я взял его с собой в отдел каталогов, Пиоланти
не смог бы выдавить из себя ни слова в мою защиту. Поэтому я не
рассказываю ему о моих неприятностях. И вообще о том, над чем я работаю.
Над чем он сам корпит, я тоже не знаю. Что-то читает. Заметок не делает.
Только очень медленно одолевает то один, то другой толстый том. Я заметил
также-мы сидим близко друг от друга, и волей-неволей я наблюдаю за ним, -
что время от времени он возвращается к уже прочитанным страницам.
Тем более ему, рядовому сельскому священнику, далеко му, я полагаю, от
занятий подобного рода. И вот он сидит над страницами печатного текста,
тупо в них всматриваясь, свесив над ними рыжеватую голову либо подняв ее,
и смотрит в пространство глубоко запавшими глазами, которые от этого
бесплодного труда, кажется, зянгиш еще глубже.
научную работу.
большее статья для специального издания.
документами я охотно бы ее проглядел.
есть. Скажите, пожалуйста, как она озаглавлена?
запомнил это потому, что обычно мы только кланялись, здороваясь и
прощаясь. Священник кланялся мне, если приходил позднее и заставал меня
уже за столом. Всякий раз, когда я уходил раньше, разморенный жарой да
вдобавок и вынужденным бездельем, я тоже только кланялся ему.
книжку в большой ватиканской книжной лавке на виа делла Кончилиационе. У
меня в кармане бьш билет в кино, сеанс начинался только через двадцать
минут, и, вместо того чтобы торчать в фойе, я вышел на улицу. За углом я
увидел огромную, ярко освещенную книжную лавку. Прогуливаясь по вечерам