задумает обессмертить свое имя чем-нибудь кошмарным. Молодые кадры, которые
вовсе не так уж молоды, нажимают снизу, выталкивая его в голубые пределы
чистого Хроноса. Поскольку с вершины пирамиды дальше двигаться можно только
уже в этом направлении. Правда и то, что нередко природе приходится
действовать в одиночку, встречая чудовищное сопротивление со стороны органов
государственной безопасности и команды личных докторов тирана. Из-за границы
летят самолеты с иностранными специалистами, чтобы выуживать нашего героя из
глубин маразма, в которые он погружается. Пославшие их правительства сами
глубоко заинтересованы в сохранении статуса кво. Иногда иностранные доктора
преуспевают в своих гуманитарных миссиях настолько, что к великому человеку
возвращается достаточно сил, чтобы грозить гибелью их странам.
чем у докторов, поскольку медицинская иерархия не так зависима от
предстоящих перемен. Но даже и органам в конце концов надоедает хозяин,
которого им предстоит пережить так или иначе, и охранники отворачиваются, и
в дверь проскальзывает смерть с косой, серпом и молотом. На следующее утро
население будят не пунктуальные петухи, а льющиеся из репродукторов волны
"Похоронного марша" Шопена. Затем следуют похороны с военными почестями,
лошади тащат лафет, впереди шагает взвод солдат, несут на алых подушечках
ордена и медали, украшавшие пиджак тирана, как грудь пса-призера. Ибо это
именно то, чем он и был,- псом, получавшим призы, выигрывавшим собачьи бега.
И если население оплакивает его кончину, как часто случается, это слезы тех,
кто сделал ставку и проиграл: народ оплакивает потерянное время. А затем
появляются члены политбюро, подпирая плечами кумачом крытый гроб,
единственный общий между ними знаменатель.
иностранцы и местные напряженно вглядываются в непроницаемые лица, пытаясь
угадать преемника. Возможно, покойный был настолько тщеславен, что оставил
политическое завещание, но его все равно не опубликуют. Решение будет
принято втайне, на закрытом (для населения) заседании политбюро. То есть
подпольно. Скрытность - старинное пристрастие партии, эхо ее
демографического происхождения, славного нелегального прошлого. Так что лица
не выражают ничего.
будет все то же самое. Новый будет отличаться от старого только внешне. И
духовно, и в других отношениях ему предстоит стать точной копией покойника.
Это, возможно, и есть самый главный секрет. Если вдуматься, перемены внутри
партии - это единственная форма воскрешения, нам доступная. Конечно,
повторение рождает скуку, но если оно происходит втайне, то не лишено
занимательности.
стать тираном. Вся растерянность и неясность только из-за того, что
предложение превышает спрос. Из-за того, что мы имеем дело не с тиранией
отдельных личностей, а с тиранией партии, которая просто поставила
производство тиранов на индустриальную основу. Что с ее стороны было очень
умно в целом и очень уместно в частности, учитывая, как быстро сдает свои
позиции индивидуализм. Иными словами, в наше время гадание "кто-кем-будет" -
игра столь же романтичная и старомодная, как бильбоке: ею могут развлекаться
только те, кто был выбран свободно. Давно прошло время орлиных профилей,
бород клинышком или лопатой, усов наподобие моржовых или вроде зубной щетки,
скоро и брови уйдут в прошлое.
замечательных лицах: они выглядят как все, что почти придает им оттенок
подпольности; они одинаковы, как трава. Визуальное однообразие дает
дополнительную глубину принципу "народного правительства": здесь правят
[никто]. Но когда тобой правят никто, это самая всеобъемлющая форма тирании,
ибо [никто] выглядят как [все]. Во многих отношениях они представляют массу
- вот почему им нет нужды проводить выборы. Действительно неблагодарная
задача для воображения - думать о том, к каким возможным результатам привела
бы система "один человек - один голос", скажем, в Китае с его миллиардным
населением: какой парламент получился бы там и сколько десятков миллионов
людей оказались бы в меньшинстве.
перенаселенности, потому-то они так и преуспевают в наши дни. Пока
индивидуалисты над ними подшучивали, они набирали силу на обезличивании, и
нынче индивидуалистам уже не до смеха. Целью партий, однако, не является ни
собственный триумф, ни триумф какого-то отдельного бюрократа. Верно, что они
оказались впереди своего времени, но у времени всегда масса всякого впереди,
в особенности людей. Их цель - приспособить собственное количественное
разрастание к сохраняющему прежние размеры миру, и единственный способ
достичь этой цели - через обезличивание и бюрократизацию всего живого. Сама
жизнь есть общий знаменатель; достаточное основание для более подробной
организации существования.
это с наивозможной тщательностью, уж безусловно лучше, чем демократия. К
тому же она делает это для вашей же пользы, ибо любое проявление
индивидуализма в толпе может быть опасно: прежде всего для того, кто его
проявляет, но и о том, кто стоит рядом, тоже надо подумать. Вот для чего
существует руководимое партией государство, с его службами безопасности,
психиатрическими лечебницами, полицией и преданностью граждан. И все же даже
всех этих учреждений недостаточно: в идеале каждый человек должен стать сам
себе бюрократом. День, когда эта мечта станет реальностью, все ближе и
виднее. Ибо бюрократизация индивидуального существования начинается с
размышлений о политике и не прекращается с приобретением карманного
калькулятора.
происходит в основном по причинам автобиографическим и потому, что такая
кончина придает большую конкретность ностальгии по "старым добрым временам".
В конце концов, покойник тоже был продуктом старой школы, когда люди еще
ощущали разницу между тем, что они говорили и что делали. Если в истории ему
будет отведено не более одной строки, тем лучше: значит, среди своих
подданных он не учинил достаточно кровопролитий, чтобы набралось на целый
абзац. Любовницы у него были склонны к полноте и немногочисленны. Писал он
мало, равным образом не рисовал и не играл на музыкальных инструментах;
также не ввел нового стиля мебели. Он был простой тиран, но все-таки лидеры
величайших демократий ужасно стремились пожать ему руку. Короче говоря, он
не переусердствовал, и это отчасти благодаря ему, открывая окно утром, мы
убеждаемся, что горизонт еще не встал на попа.
деле. Вполне возможно, что он и сам не знал, что он на самом деле думает.
Это могло бы стать хорошей для него эпитафией, не будь анекдота, который
финны рассказывают о завещании их пожизненного президента Урхо Кекконена.
Оно начинается словами: "Если я умру..."
* Авторизованный перевод с английского Льва Лосева
___
лет была женой величайшего русского поэта нашего времени, Осипа
Мандельштама, и сорок два года - его вдовой. Остальное пришлось на детство и
юность. В интеллигентных кругах, особенно в литературных, быть вдовой
великого человека - это почт и профессия в России, где в тридцатые и
сороковые годы государство производило писательских вдов в таких
количествах, что к середине шестидесятых из них можно было создать профсоюз.
то всеобщее признание, которое пришло к Мандельштаму об эту пору. Самое
замечание относилось естественно в первую очередь к судьбе самого поэта,
собрата по перу, но при вс ей его справедливости оно свидетельствует о
взгляде извне. К тому времени, когда вышеупомянутое признание стало
нарастать, Н. Я. Мандельштам была уже на седьмом десятке, весьма шаткого
здоровья и почти без средств. К тому же признание это, даже будучи вс
еобщим, все же не распространялось на "одну шестую земного шара", на самое
Россию. За спиной у Надежды Яковлевны уже были два десятка лет вдовства,
крайних лишений, великой - списывающей все личные утраты - войны и
ежедневного страха быть схваченной со трудниками госбезопасности как жена
врага народа. За исключением разве что смерти все остальное после этого
могло означать передышку.
с приятелями отправился взглянуть на тамошние церкви (прекраснейшие, должен
сказать, во всей империи). Прослышав о нашем намерении поехать во Псков,
Анна Андреевна Ахматова
английский в местном пединституте, и попросила передать ей несколько книг.
Тогда я впервые и услышал это имя: прежде я не догадывался о ее
существовании.
квартуполномоченная, чья фамилия по иронии судьбы была - Нецветаева, а
другую - Н. Я. Мандельштам. Комната была размером со среднюю американскую
ванную - восемь квадратных м етров. Большую часть площади занимала железная
полуторная кровать; еще там были два венских стула, комод с небольшим
зеркалом и тумбочка, служившая также и столом: на ней находились тарелки с
остатками ужина, а рядом - английская книжка в бумажной облож ке - "Еж и
лисица" Исайи Берлина. Присутствие этой красной книжки в каморке, и самый
факт, что она не была спрятана под подушку, когда в дверь позвонили, как раз
и означало, что передышка началась.
Шилова Юлия
Куликов Роман
Панов Вадим
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Майер Стефани