Чтение 25–й страницы книги ~Зона~

- Придут, - говорю. - Наверное, в столовой задержались.

Тут зашли Геша и Цуриков.

Цурикова я знал по работе на отдельной точке. Это был мрачный, исху-
давший зек с отвратительной привычкой чесаться.

Геша работал в санчасти - шнырем. Убирал помещение, ходил за больны-
ми. Крал для паханов таблетки, витамины и лекарства на спирту.

Ходил он, чуть заметно приплясывая. Повинуясь какому-то неуловимому
ритму. Паханы в жилой зоне гоняли его от костра...

- Ровно шесть, - выговорил Цуриков и, не сгибаясь, почесал колено.

Геша сооружал козью ножку.

Появился Гурин, без робы, в застиранной нижней сорочке.

- Жара, - сказал он, - чистый Ташкент... И вообще не зона, а Дом
культуры. Солдаты на "выя обращаются. И пайка клевая... Неужели здесь
бывают побеги?

- Бегут, - ответил Хуриев.

- Сюда или отсюда?

- Отсюда, - без улыбки реагировал замполит.

- А я думал, с воли - на кичу. Или прямо с капиталистических джунг-
лей...

- Пошутили, и хватит, - сказал Хуриев. Тут появилась Лебедева в обла-
ке дешевой косметики и с шестимесячной завивкой.

Она была вольная, но с лагерными манерами и приблатненной речью. Во-
обще административно-хозяйственные работники через месяц становились по-
хожими на заключенных. Даже наемные инженеры тянули по фене. Не говоря о
солдатах...

- Приступим, - сказал замполит. Артисты достали из карманов мятые
листки.

- Роли должны быть выучены к среде. Затем Хуриев поднял руку:

- Довожу основную мысль. Центральная линия пьесы - борьба между
чувством и долгом. Товарищ Дзержинский, пренебрегая недугом, отдает все-
го себя революции. Товарищ Ленин настоятельно рекомендует ему поехать в
отпуск. Дзержинский категорически отказывается. Параллельно развивается
линия Тимофея. Животное чувство к Полине временно заслоняет от него ми-
ровую революцию. Полина - типичная выразительница мелкобуржуазных наст-
роений...

- Типа фарцовщицы? - громко спросила Лебедева.

- Не перебивайте... Ее идеал - мещанское благополучие. Тимофей пере-
живает конфликт между чувством и долгом. Личный пример Дзержинского ока-
зывает на юношу сильное моральное воздействие. В результате чувство дол-
га побеждает... Надеюсь, все ясно? Приступим. Итак, Дзержинский за рабо-
той... Цуриков, садитесь по левую руку... Заходит Владимир Ильич. В ру-
ках у него чемодан... Чемодана пока нет, используем футляр от гармошки.
Держите... Итак, заходит Ленин. Начали!

Гурин ухмыльнулся и бодро произнес:

- Здрасьте, Феликс Эдмундович!

(Он выговорил по-ленински - "здгасьте".)

Цуриков почесал шею и хмуро ответил:

- Здравствуйте.

- Больше уважения, - подсказал замполит.

- Здравствуйте, - чуть громче произнес Цуриков.

- Знаете, Феликс Эдмундович, что у меня в руках?

- Чемодан, Владимир Ильич.

- А для чего он, вы знаете?

- Отставить! - крикнул замполит. - Тут говорится: "Ленин с хитрин-
кой". Где же хитринка? Не вижу...

- Будет, - заверил Гурин. Он вытянул руку с футляром и нагло подмиг-
нул Дзержлнскому.

- Отлично, - сказал Хуриев, - продолжайте. "А для чего он, вы знае-
те?"

- А для чего он, вы знаете?

- Понятия не имею, - сказал Цуриков.

- Без хамства, - снова вмешался замполит, - помягче. Перед вами - сан
Ленин. Вождь мирового пролетариата...

- Понятия не имею, - все так же хмуро сказал Цуриков.

- Уже лучше. Продолжайте.

Гурин снова подмигнул, еще развязнее.

- Чемоданчик для вас, Феликс Эдмундович. Чтобы вы, батенька, срочно
поехали отдыхать. Цуриков без усилий почесал лопатку.

- Не могу, Владимир Ильич, контрреволюция повсюду. Меньшевики, эсеры,
буржуазные лазунчики...

- Лазутчики, - поправил Хуриев, - дальше.

- Ваше здоровье, Феликс Эдмундович, принадлежит революции. Мы с това-
рищами посовещались и решили - вы должны отдохнуть. Говорю вам это как
предсовнаркома...

Тут неожиданно раздался женский вопль. Лебедева рыдала, уронив голову
на скатерть.

- В чем дело? - нервно спросил замполит.

- Феликса жалко, - пояснила Тамара, - худой он, как глист.

- Дистрофики как раз живучие, - неприязненно высказался Геша.

- Перерыв, - объявил Хуриев. Затем он повернулся ко мне:

- Ну как? По-моему, главное схвачено?

- Ой, - воскликнула Лебедева, - до чего жизненно! Как в сказке...

Цуриков истово почесал живот. При этом взгляд его затуманился.

Геша изучал карту побегов. Это считалось подозрительным, хотя карта
висела открыто.

Гурин разглядывал спортивные кубки.

- Продолжим, - сказал Хуриев. Артисты потушили сигареты.

- На очереди Тимофей и Полина. Сцена в приемной ЧК. Тимофей дежурит у
коммутатора. Входит Полина. Начали!

Геша сел на табуретку и задумался. Лебедева шагнула к нему, обмахива-
ясь розовым платочком:

- Тимоша! А, Тимоша! Тимофей;

- Зачем пришла?

Или дома что неладно?

- Не могу я без

тебя, голубь сизокрылый... Тимофей:

- Иди домой, Поля. Тут ведь не изба-читальня. Лебедева сжала виски
кулаками, издав тяжелый пронзительный рев:

- Чужая я тебе, немилая... Загубил ты мои лучшие годы... Бросил ты
меня одну, как во поле рябину-Лебедева с трудом подавляла рыдания. Глаза
ее покраснели. Тушь стекала по мокрым щекам... Тимофей, наоборот, дер-
жался почти глумливо.

- Такая уж работа, - цедил он.

- Уехать бы на край земли! - выла Полина.

- К Врангелю, что ли? - настораживался Геша.

- Отлично, - повторял Хуриев. - Лебедева, не выпячивайте зад. Чмыха-
лов, не заслоняйте героиню. (Так я узнал Гешину фамилию - Чмыхалов,) По-
ехали... Входит Дзержинский... А, молодое поколение?!..

Цуриков откашлялся и хмуро произнес:

- А, блядь, молодое поколение?!..

- Что это за слова-паразиты? - вмешался Хуриев.

- А, молодое поколение?!

- Здравия желаю, Феликс Эдмундович, - приподнялся Геша.

- Ты должен смутиться, - подсказал Хуриев.

- Я думаю, ему надо вскочить, - посоветовал Гурин.

Геша вскочил, опрокинув табуретку. Затем отдал честь, прикоснувшись
ладонью к бритому лбу.

- Здравия желаю! - крикнул он. Дзержинский брезгливо пожал ему руку.
Педерастов в зоне не любили. Особенно пассивных.

- Динамичнее! - попросил Хуриев. Геша заговорил быстрее. Потом еще
быстрее. Он торопился, проглатывая слова:

- Не знаю, как быть, Феликс Эдмундович... Полинка моя совсем одичала.
Ревнует меня к службе, понял? (У Геши выходило - поэл.) ...Скучаю, гово-
рит... а ведь люблю я ее, Полинку-то... Невеста она мне, поэл? Сердцем
моим завладела, поэл?..

- Опять слова-паразиты, - закричал Хуриев, - будьте внимательнее!

.Лебедева, отвернувшись, подкрашивала губы.

- Перерыв! - объявил замполит. - На сегодня достаточно.

- Жаль, - сказал Гурин, - у меня как раз появилось вдохновение.

- Давайте подведем итоги.

Хуриев вынул блокнот и продолжал:

- Ленин более или менее похож на человека. Тимофей - четверка с мину-
сом. Полина лучше, чем я думал, откровенно говоря. А вот Дзержинский -
неубедителен, явно неубедителен. Помните, Дзержинский - это совесть ре-
волюции. Рыцарь без страха и упрека. А у вас получается какой-то рециди-
вист...

- Я постараюсь, - равнодушно заверил Цуриков.

- Знаете, что говорил Станиславский? - продолжал Хуриев. - Станис-
лавский говорил - не верю! Если артист фальшивил, Станиславский прерывал
репетицию и говорил - не верю!..

- То же самое и менты говорят, - заметил Цуриков.

- Что? - не понял замполит.

- Менты, говорю, то же самое повторяют. Не верю... Не верю... Повяза-
ли меня однажды в Ростове, а следователь был мудак...

- Не забывайтесь! - прикрикнул замполит.

- И еще при даме, - вставил Гурин.

- Я вам не дама, - повысил голос Хуриев, - я офицер регулярной армии!

- Я не про вас, - объяснил Гурин, - я насчет Лебедевой.

- А-а, - сказал Хуриев. Затем он повернулся ко мне:

- В следующий раз будьте активнее. Подготовьте ваши замечания... Вы
человек культурный, образованный... А сейчас - можете расходиться. Уви-
димся в среду... Что с вами, Лебедева?