Капитан сидел в отдалении, ближе к корме, у руля. Это был черный человек в
нелепых черных очках за три копейки с какими-то неприятными узорами на дужках и
в дешевом спортивном непромокаемом костюме. Он помахал нам рукой, но даже не
привстал. Я был несколько разочарован его видом. Впрочем, я уже в Индии заметил,
что чем дальше я отрывался от западной цивилизации, тем бледнее становилась
личность капитана. Она почти растворялась в окружающей среде: в Индии - по
аскетической вертикали, в Африке - по природной горизонтали.
Капитан завел мотор, мы поплыли. Мы плыли по молочно-зеленой воде Нигера в
середине января, в середине месяца Рамадан. Нигер -благодушная река. В ней нет
истерии. Она река рек. Она река крови, но в мирном смысле, то есть артерия.
После Догона только так и хотелось. Река осмысляет пейзаж и делает его
бесконечным. Каждый пикнику реки (фотография нарождающегося среднего класса во
Франции, трид-
174
цатые годы XX столетия, женское белье на женском толстом теле) отличается от
пикника без реки. Нигер между Мопти и Томбукту имеет неожиданную внутреннюю
дельту, над происхождением которой ломают головы географы. Река распадается на
рукава, сливается в молочно-зеленое внутреннее море без берегов, а после
вытекает из моря стройным потоком без всяких причуд. Богат и разнообразен мир
пернатых. Меня поразили длинношеии аисты, которые, взлетая, складывают шею, как
столярную линейку, в несколько раз. Нигер, с другой стороны, дает примеры
минимализма. То угостит стаей обезьян, и больше их никогда не покажет, то
выставит крокодила (но я не буду врать, крокодилов не видел), то скромно положит
на отмель дюжину бегемотов. Они - зорче матросов, с прозрачными фиолетовыми
ушами, с большими ноздрями.
- Ноздри, как у тебя, - сказала немка. - В них танк пройдет.
- Редкая женщина долетит до середины Нигера, - незлобно отмахнулся я.
Кстати, Мали - в переводе и есть бегемот. Мясо бегемотов коптят. В таком виде
его можно хранить в течение нескольких месяцев. Африканцы - прекрасные охотники.
Техника охоты на бегемотов осталась до сих пор такой же, какой ее описал еще Ибн
Баттута в 1352 году, путешествуя из Томбукту в Гао, и я не будут повторяться,
скажу только, что загарпуненное животное мы с немкой тоже добивали копьями. Но
это так -вскользь, а вообще наибольшую ценность представляет нильский окунь
(lates niloticus), или иначе капитан.
175
Капитан - главная рыба Нигера. Он очень приятен на вкус, действительно
напоминает нашего окуня и весит 10-20 килограмм, но, бывает, доходит до 100. Мы
останавливали встречные пироги рыбаков с длинным шестом (как они ловко им
орудуют!) и покупали свежайшего капитана. Элен оказалась классной поварихой и
приготовляла капитана во всех видах, под разными соусами, с разными травками,
натирала капитана петрушкой, киндзой, сельдереем, ладаном, мариновала, солила,
боготворила, жарила на гриле. Мы все ели капитана с утра до вечера и очень
хвалили Элен, а она улыбалась.
По берегам Нигера широко распространены разнообразные термиты. Пейзажи сахеля
пестрят их постройками, высотой до полутора метров. Отойдя от шока, Габи
осторожно раздвинула губы.
- Потрогай! Он вернулся ко мне! Мой петушок вернулся! - от счастья заплакала
Габи.
На радость мне, она тонула во всех пяти реках. Мы были чужие друг другу люди,
попадавшие в аргонавтные условия вынужденной близости. Каждый по-своему
бездомный, несчастный, растерянный. Я люблю ее точные лесбиянские руки, шарящие
по утрам мои соски. Она - разложение женской массы, выделение мужского начала,
распространение волосяного покрова, щетина на ягодицах, затвердение молочных
желез, отказ от деторождения, острый интерес к молоденьким графиням,
развивающийся алкоголизм, перенос интереса в анал, тяжелая шишка сфинктера,
раздробление принципов, потеря половой идентификации, генетическая катастро-
176
фа, гормональный бред, продукт века, его наказание.
Я аккуратно потрогал указательным пальцем. Не хилый, и даже залупается, как
детский пенис. Не сразу сообразишь, где кончается большой клитор и начинается
маленький хуй. Боюсь ошибиться, но клитор Габи, по-моему, и есть посол на хуй.
Мы с ней панически боялись (ой, просто тряслись), но не мухи цеце, с которой
медицина довольно успешно борется, а одного водяного невидимого микроба, который
живет в стоячей воде Нигера всего двадцать секунд жизни и за это время ищет,
куда бы ему внедриться, и если человек купается или просто стоит как дурак, то
микроб в него попадает, как пуля, и после этого у мужчин отпадают все половые
органы в буквальном смысле этого слова. У женщин тоже все отпадает. Во всяком
случае, у Габи, как теперь всем известно, есть чему отпасть. Солнце заходит
здесь ровно в шесть вечера и начинается тьма. Первую ночь мы ночевали в
палатках. Сны в пустыне похожи на медленно разворачивающиеся оперы с длинными
ариями, хором, множеством действующих лиц, оркестром и декорациями из реквизита
Большого театра.
Лежишь, приложив ухо к пустыне, вслушиваешься в подземные саги земли и
содрогаешься. Я такие безумные сны видел только раз, на Тибете, и во время
болезней. О чем эти сны? О скоротечности времени, страшном суде, разлуке с
любимой женщиной, человеческой бездомности, мало ли о чем. То в одной
одноместной палатке, то в другой в ужасе орут сонные люди. То капитан заорет, то
помощники-Пушкины, то верный наш Горький, то повариха Элен. Под утро, часа в
четыре, ко мне в
177
палатку с ревом влетела немка, ей приснилось, что она разрушила в Германии всю
налаженную систему социального страхования.
Не успела она успокоиться, как до нас донеслись неопределенные звуки воя. Они
приближались. Надо сказать, что когда мы выходили на берег, я фонарем осветил
какое-то большое скопление белых костей и даже успел пошутить по этому поводу,
но тут призадумался. Когда же чьи-то хищные морды стали тыкаться в
полупрозрачную, фактически, эфемерную для хищных зубов палатку, то Габи узнала в
непрошеных мордах шакалов. Поскольку Догон снабдил ее дополнительной информацией
об этих мерзких животных (информацией, которую мы с ней сочли правильным не
комментировать), а, кроме этого, она, может быть, даже еще пахла шакалом,
сомнений не оставалось. Мы поджали ноги и затаились. В соседних палатках тоже
закончились храп и кошмарные крики. Наступила человеческая тишина.
- Сури! - крикнул я на весь сахель по-французски. - Чего делать-то?
- Ш-ш-ш! - был несчастный ответ. Но вдруг раздался громкий выстрел. Это как-то
сразу приободрило меня. Оказывается капитан захватил с собой огнестрельное
оружие. Раздался вой испуганных зверей. Затем топот. Мы выскочили из палатки с
фонарями. Капитан гнался за шакалами с палкой наперевес. Враги ретировались. Мы
сели у костра.
- У меня просьба, - сказал капитан, который, несмотря на тьму, оставался в
солнечных очках за три копейки.
- Не болтать о Догоне? - не выдержал я. Капитан почесал нос.
178
Я тридцать лет, и никогда такого, - сообщил он. - Давайте перейдем спать в
пирогу. Там на дне, конечно, не фонтан, но зато безопасно, как в чреве матери.
Кудрявые помощники перенесли Габи на своих тонких руках на судно, храбро бредя
по стоячей микробной воде.
- А это верно, что у русского президента обезьянье сердце? - спросил капитан,
когда мы расставались с ним навсегда на пристани неподалеку от Томбукту.
- Как обезьянье?
- Да тут все говорят... Вы не обижайтесь, - сказал капитан. - Обезьяны - они нам
ближе собак.
ТОМБУКТУ
Посещение Томбукту есть уже само по себе его похищение, и любой отъезд из
Томбукту напоминает бегство. Отсутствие дорог имеет принципиальное значение и не
обсуждается. Каждый белый, посетивший Томбукту, достоин смерти. Я увидел себя в
Томбукту как запечатанную сургучом бутылку и благодарил Господа за Его милость и
покровительство.
- Кто вы? - спросил я стариков на паперти мечети.
- Мудрецы, - сказали они. - Нас здесь триста тридцать три человека.
Теперь я знаю, что в три часа ночи по Томбукту проносится белая лошадь со
всадником, приближенным к совершенству.
179
Мы бежали из Томбукту ранним утром, предприняв дерзко-трусливую переправу через
Нигер. Новый шофер Мамаду оказался не слишком разговорчивым. Более того,
несговорчивым. Мы пробивались на юг через пустыню с этим новым арабоподобным
водителем. Мы вместе с ним вязли и пропадали в песках. Мы меняли ландшафт, как
масти карт, нам выпадала то красная, то желтая, то черно-асфальтовая пустыня,
она была то сыпучей, то каменной, внезапно выросли наросты диких гор и финиковые
пальмы, мы доверяли водителю, не зная, что он и есть наш палач.
РАССТРЕЛ
Городишко Гао - одно недоразумение. Он разлинован, как Манхэттен, и в нем даже
есть ресторан La Belle Etoile, но это не мешает ему быть захолустьем. В Гао
самый рогатый рогатый скот. Он не боится машин. Я потер воспаленные глаза.
Ночная Африка - континент беспощадного неонового света. Обложившись керосиновыми
лампами, я медленно читал перед сном роман Достоевского "Бесы".
Арабообразный водитель сдал нас полиции на опасном в военном отношении участке
дороги Гао - Неомей, возле границы с урановой республикой Нигер без всякого
сожаления. В порядке аргументации против нас он привел наши паспорта, в которых
не значились въездные и выездные визы не только из Томбукту, но даже из Гао.
- Да вы что? Вопреки всем уставам!
180
Сержант покачал головой.
- Ведь вы не простые пассажиры! Вы - туристы !!!
Сержант сделал большие глаза и объявил нас врагами малийского народа.
- Се n'est pas serieux, - пробормотал я фразу, оскорбительную для каждого
уважающего себя негра.
- Да у вас и паспорта фальшивые! - вдруг выкрикнул он мне в лицо, вращая
глазами.
С каждой минутой он накалялся все сильнее. Он говорил, что у него нет никакой
возможности держать нас под стражей, поскольку у него нет охраны и что самое