поползла вправо.
якоря сниматься!
внутрь свистки боцманских дудок и топот ног бегущих матросов. Море в
иллюминаторе сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей устремилось
навстречу, накатываясь бесконечной чередой волн. Вздрогнул и пополз
эмалированный кружок компаса, вращаясь внутри другого кружка, а из
переговорной трубы внезапно раздался хриплый бас:
подхватил: -- Отдать швартовы!
бы мы стоили без тебя? Ты даришь нам временами и как бы походя царственные
подарки: далекую жизнь, необитаемый остров, несбывшуюся любовь. Ты
разыгрываешь спектакли в гениальной постановке случая, ты таинственно и
прихотливо, ты посещаешь смелых и делаешь их обладающими. Не аргументами
доказываешь ты свою правоту, а картинами, и твой обман в тысячу раз
правдивей реальности, потому что осенен свободой.
изрезанные струями воды по бокам. Толик, повинуясь приказам капитана, крутил
штурвал, а лицо его побелело от напряжения и сделалось неподвижным.
пропала из поля зрения, а на ее месте возникла новая картина. Теперь
путешественникам открылась другая стена, состоящая из белых кафельных
плиток, на которых был укреплен крючок с висевшим на нем оранжевым махровым
полотенцем. Изображение в иллюминаторе поплыло дальше и обнаружило соседку
Ларису Павловну, которая склонилась над умывальником и плескала себе в лицо
пригоршнями воду.
застал не вовремя Ларису Павловну.
зато снова голубой грудью надвинулся айсберг.
каким-то чудом проскочил между айсбергом и соседкой по узенькой полоске
воды.
глаза. Темные и сидящие глубоко, эти глаза уже не излучали неприязни, но
светились вдохновением и ожиданием немедленного счастья.
белой, как айсберг, соседкиной фигуры.
это дошло. Они плыли на рандеву с несуществующими родителями мальчика --
поди ж ты! -- и Владимир, обругав себя за несообразительность, подумал, что
игра может завести слишком далеко, если обманет ожидания Толика.
держи штурвал... На Северном полюсе нету твоих папы и мамы. Они находятся
здесь.
последующие свои слова. -- Этот корабль они привезли тебе. Это наш корабль.
На нем мы все вместе будем путешествовать.
Наденьку, объединившее непреднамеренно, но тем не менее вполне определенно.
Толик понял его смысл одновременно с Пирошниковым и, обернувшись, посмотрел
на Владимира так, что трудно описать. Крушение легенды, за которую мальчик
держался из последних сил, уже было подготовлено в его душе -- и теперь он
смотрел на Пирошникова, как будто понимая его шаг и то, как тот ему дался;
он смотрел с готовностью поверить и со страхом обмануться, с радостью и
страданием одновременно, причем все это было выражено на его лице в крайней
степени, так что Пирошников на секунду отвернулся, чтобы проглотить
подступивший к горлу камень.
ничего не поделаешь -- слезы стояли в его глазах, а грудь разрывало от боли.
Он тряхнул головой, сбрасывая слезинки с ресниц, и попытался проглотить
слюну, но во рту пересохло.
обхватив Толика рукой, притянул его к себе и закрыл глаза, чувствуя, как
боль покидает его.
Владимир отпустил его, и мальчик опять взялся за штурвал. Рука Пирошникова,
лежавшая на плече Толика, ощущала сквозь пижамку косточки этого острого и
маленького, целиком помещавшегося в ладони плеча, которое слегка дрожало.
раз находился дядюшка в красной своей майке. Он занимался чисткой зубов. Ни
единого звука сквозь иллюминатор не проникало, и было очень забавно смотреть
на дядюшку, производящего ритмичные и бесшумные движения щеткой. Эта картина
сняла напряжение в каюте. Толик и Пирошников не сговариваясь улыбнулись, и
капитан скомандовал:
Наденька, судя по ее лицу, чем-то весьма взволнованная. Она пошевелила
губами, на что дядюшка оборотился и прекратил движения щетки. Наденька еще
что-то сказала, дядюшка пожал плечами и тоже проговорил несколько слов. Лицо
Наденьки стало испуганным, она встревожилась не на шутку и скрылась, а дядя
Миша, поспешно закончив утренний туалет, выбежал вслед за племянницей.
мальчиком, вот несчастье какое!
Пирошников виновато взглянул на Толика и, посмотрев по сторонам, обнаружил в
углу меховую куртку с капюшоном. Он снял ее с гвоздя и надел на мальчика,
тщательно застегнув молнию. Куртка оказалась Толику до пят, рукава смешно
болтались, а лицо утопало в капюшоне. Пирошников подмигнул мальчику и
приоткрыл дверь. В коридоре никого не было. Владимир вывел мальчика из
кладовой, и тут же, откуда ни возьмись, перед ними предстала бабка Нюра.
почему-то с одобрением. -- Небось понравилось там-то?.. А все вас побегли
искать. Ну, да я никому не скажу, уж не бойтесь.
меховой рукав, внутри которого еле прощупывалась тоненькая Толикова рука, и
увлекая мальчика за собой.
легонько поскрипывала от ветерка, продувающего квартиру от лестничной
площадки до кухни.
лишь махнул рукой. Они с Толиком переступили порог, и уже оттуда, с
лестничной площадки, Пирошников оглянулся, чтобы увидеть длинный коридор с
крашеным полом, свисающую с потолка на голом проводе лампочку и старушку
Анну Кондратьевну с выражением надежды и печали на лице.
-==Глава 21. Восхождение==-
прокатилось короткое, как выстрел, эхо. На лестничной площадке было холодно.
Вероятно, внизу был распахнут подъезд, и декабрьский воздух распространялся
по лестнице. Тем не менее Владимир, будучи даже без пиджака, в одной
рубашке, начал спускаться вместе с Толиком к выходу на улицу, ибо
требовалось немедленно разыскать Наденьку и успокоить ее. О том, что
придется снова кружить по этажам, он в этот момент не думал, однако новая
встреча в лестницей заставила его, уже наученного печальным опытом,
насторожиться.
Они спустились на один этаж, и тут Пирошников услыхал голоса, поднимающиеся
снизу. В говорящих он узнал соседку Ларису Павловну и дядю Мишу, которые шли
вверх и вели, как ни странно, вполне мирную беседу. Пирошников остановился и
прислушался, высунув голову за перила. Толик, любопытствуя, тоже поднялся на
носки и заглянул вниз. Дядюшки и соседки видно не было. Судя по всему, они
поднимались медленно, устав от безуспешной погони за нашими героями.
все такие. Вот у меня, к примеру, Васька. Слова не скажи! А в голове
ветер...