произнесла она неуверенно, и позади нее ночь перчаткой наделась на каменную
пятерню, будто согнувшуюся в потемках, чтобы захватить девочку; но Айдабела
ускользнула от каменной хватки: откликнувшись на зов Джоула, она сразу
подбежала к окну.
волосах криво торчала роза.
Рандольфа, подошел к шкафу и отыскал непочатую бутылку хереса. Когда он
нагнулся задуть свечу, в глаза ему бросился зеленый листок почтовой бумаги и
на нем, знакомым изящным почерком, начало: "Дорогой мой Пепе". Так вот кто
сочинял письма к Эллен - и как же он не сообразил, что мистер Сансом не
может написать ни слова? В темном коридоре свет лампы обозначил контуром
дверь мистера Сансома, которую на глазах у Джоула медленно раскрывал
сквозняк; он увидел комнату будто через перевернутый бинокль, так схожа с
миниатюрой была она в своей желтой четкости: и свесившаяся с кровати рука с
обручальным кольцом, и пейзажи Венеции на матовом шаре лампы,
спроецировавшей на стены и на одеяло их бледные цвета, и в зеркале метание -
этих глаз, улыбки. Джоул вошел на цыпочках и опустился на колени возле
кровати. Внизу разразилась грубой, ярмарочной музыкой пианола - но почему-то
не нарушила таинственности и тишины этого мгновения. Он ласково поднял руку
мистера Сансома, приложил к своей щеке и держал так, покуда между ними не
пошло тепло; он поцеловал сухие пальцы и обручальное кольцо из золота,
которое должно было бы охватывать их двоих.
признал их родство. Он медленно встал, взял в ладони лицо мистера Сансома и
прижался губами к его губам. - Мой единственный папа, - прошептал он, и
повернулся, и пошел вниз, и на ходу повторил эти слова еще раз - но теперь
уже самому себе.
заглянул в гостиную; Эйми и Рандольф не слышали, как он спустился по
лестнице: Эйми сидела на табуретке у пианолы, усердно обмахивалась веером и
без устали притопывала ногой, а Рандольф, совершенно разомлев от скуки,
созерцал арку, где должен был появиться Джоул. Но Джоула уже не было; он
бежал - к почтовому ящику, к Айдабеле, на волю. Дорога стелилась под него
рекой, словно фейерверочная ракета, воспламененная вдруг блеснувшей
свободой, мчала его за собой в хвосте искр-звезд.
пока Лендинг не скроется из виду навеки, - и Айдабела неслась перед ним, и
тугой ветер сметал назад ее волосы; когда дорога прянула на холм, Айдабела
будто полезла в небо по прислоненной к луне стремянке.
несколько лепестков.
- и Генри трусил между ними; выбившиеся из ошейника розы впитывали холодный
свет луны, и Айдабела сказала, что с голоду готова съесть розу "или траву и
поганки". Ничего, ответил Джоул, только до города потерпеть: он раскошелится
и угостит ее мясом в "Королевском крове Р. В. Лейси". Вспомнили ту ночь,
когда он ехал в Лендинг и по дороге услышал ее и Флорабелы пение. Пристыли
тогда к звездам его глаза, и старая телега завезла его за кордон сна, зимней
спячки, от которой только теперь он радостно пробуждался, - ибо все
приключившееся было сном, и узор его распускался быстрее, чем успевала
связывать память, - только Айдабела и осталась, а прочее стушевалось, как
тени в темноте.
честно говоря, и не передумывала, до нынешнего дня.
обочины, и стала пить из горсти; потом вдруг выпрямилась, приложила палец к
губам и поманила Джоула.
два голоса, один - бычьего тона, другой - похожий на гитару: замысловатое
плетение шелестящих шепотов, вздохов без грусти, молчаний, более глубоких,
чем пустота. Неслышно, по мху, они прошли сквозь лиственную чащу и
остановились перед прогалиной: под тонкими пасмами луны и папоротников
лежали, раздевшись и обнявшись, негр и негритянка - кофейное тело мужчины
браслетами охватывали темные руки и ноги возлюбленной, а он водил губами по
ее соскам: о-о, о-о, Саймон, милый, вздыхала она, и любовь плескалась в ее
голосе, любовь прокатывалась по ней громом; тише, Саймон, милый Саймон,
тише, родной, ворковала она и вдруг напряглась, подняла руки, точно обнимая
луну; возлюбленный сник поперек нее, и вдвоем, раскинувшись, они образовали
на лунном мху черную падшую звезду. Айдабела бросилась прочь, напролом,
расплескивая листву, и Джоул, едва поспевая за ней, шептал тс-с, тс-с и
думал, как нехорошо пугать возлюбленных, жалел, что она так быстро ушла,
потому что, когда он смотрел на них, сердце его будто билось по всему телу,
и все неопределенное шушуканье слилось в единый рев желания: он знал теперь
- и вовсе это не смешок и не внезапное белого каления слово; просто двое,
друг с другом в нераздельности: точно прибой отступил, оставил его на белом,
как мел, берегу - и как же хорошо было покинуть наконец такое серое, такое
холодное море. Ему хотелось идти с ней рука об руку, но она крепко сжала
кулаки и, когда он заговорил с ней, ответила только злым, враждебным,
испуганным взглядом; они будто поменялись сейчас ролями: днем под мельницей
она была героем, -вот только оружия у него теперь не было, чтобы защитить
ее, да если бы и было, он все равно не знал, кого или что им надо убить.
Нун-сити радужным дождем; тараща глаза, бродили дети со взрослыми, в самых
лучших летних нарядах, и огни карнавала точками отражались в их глазах;
из-за тюремной решетки одиноко и печально глядел молодой негр, а девушка
топазового цвета стремительно прошла мимо, шурша красными шелковыми чулками,
и крикнула ему что-то бесстыдное. На веранде старого треснутого дома старики
вспоминали карнавалы прошлых лет, а мальчишки бегали за кусты пописать и
смеялись там, щипались. Мороженое выскальзывало из чумазых пальцев, лопались
вафельные стаканчики, и капали слезы, но никто не был несчастлив, никто не
думал о будущих и прошлых трудах.
чужой, они его не знали; вспомнила только Р. В. Лейси.
"Королевского крова", и собравшиеся там - городские девки с нахальными
мордочками и неотесанные фермерские парни с коровьим недоумением в глазах -
перестали шаркать под музыкальный автомат; одна из них подошла и пощекотала
Джоулу подбородок.
манер я здесь не потерплю. Кроме того, тебе ясно было сказано: забудь сюда
дорогу, раз ведешь себя, как Красавчик Флойд - да еще в таком наряде, в
каком приличной девушке вообще стыдно появляться. А ну, сгинь со своей
паршивой собакой.
у нас тут кафе для взрослых (аплодисменты). Ромео, напомни мне повесить
такое объявление. А еще, Айдабела, твой папа сюда заходил, разыскивал тебя,
и у меня такое предчувствие, что нажгут тебя сегодня по сдобной попочке
(смех).
наиболее выразительным ответом - плюнула на пол; после чего засунула руки в
карманы и гордо вышла. Джоул двинулся было за ней, но Р. В. Лейси схватила
его за плечо.
бородавки на подбородке, - с кем же ты компанию водишь, сладенький?
Айдабелин папа тут жаловался, что она своей красивой сестричке нос сломала и
зубы чуть не все выбила. - Ухмыляясь и почесывая под мышками, как обезьяна,
она добавила: - Ты не думай, что Роберта злая, с тобой Роберта добрая, - и
вручила ему пакетик соленого арахиса - бесплатно.
потом, конечно, смягчилась и съела их соло. Она позволила взять себя за
руку, и они спустились к площади, где праздничным ульем гудел приезжий цирк.
Карусель, печальная обшарпанная игрушка, вертелась под звон колокольчиков, а
цветные, которых на нее не сажали, стояли кучкой в отдалении и радовались
волшебному вращению больше, чем сами седоки. Айдабела отвалила 35 центов на
метание дротиков, с тем чтобы выиграть новую пару темных очков взамен
раздавленной Джоулом, - и какой же скандал она подняла, когда человек в
соломенной шляпе попытался всучить ей трость! Очки она, ясное дело, отбила,
но они оказались велики и все время съезжали на нос. В десятицентовом шатре
они видели четырехногого цыпленка (чучело) и двухголового младенца,
плававшего в стеклянной банке, как зеленый осьминог; Айдабела долго
разглядывала его, а когда отвернулась, глаза у нее были влажны: "Бедный
малютка, - сказала она. - Бедная крошка". Утиный Мальчик ее развеселил; он и
правда был умора: крякал, строил дурацкие рожи, хлопал перепончатыми руками,
а один раз даже расстегнул рубашку и показал обросшую белыми перьями грудь.
Джоулу больше понравилась миссис Глициния, показавшаяся ему - и Айдабеле
тоже - прелестной маленькой девочкой; не верилось, что она лилипутка, хотя
сама Глициния сказала, что ей двадцать пять лет и она только что вернулась с
больших гастролей по Европе, где выступала перед всеми коронованными
особами: ее золотую головку тоже украшала мерцающая каменьями корона; на
ногах у нее были изящные серебряные туфельки (удивительно, как ей удавалось
Березин Федор
Суворов Виктор
Ильин Андрей
Ильин Андрей
Соломатина Татьяна
Шилова Юлия